Егерь
Шрифт:
Я мысленно завопил «да что за нах?!» и сорвался с места — думать было некогда, безопасник резко ускорился и попытался достать меня прямым ударом. Ничего из этого не вышло: развернувшись к пирамиде, я стремительно взлетел по ее довольно пологой грани на пару шагов и выполнил сальто назад. Перелетел через противника, приземлившись аккурат у него за спиной, и от души вбил правый маэ-гери ему в район поясницы. «Особист» впечатался в пирамиду и сполз бесформенной грудой на каменистую площадку у ее основания. Впрочем, он сразу же начал проявлять признаки жизни, но я к тому времени успел на полуразвороте достать левым уширо-гери в грудь подбиравшегося сзади Королева, сбив того на землю, и отскочить подальше от обезумевших беглецов. Ничем иным объяснить их поведение я не мог.
Застыл в десятке метров от снова ставших неуклюжими противников. Не сводя с них взора, принялся лихорадочно просчитывать варианты, коих набралось целых три: сбежать с поля боя (он мне нравился
«Стрррранное!» — снова ворвался в сознание мысленный «вопль» Петровича, сопровождаемый образом пирамиды и сидящего неподалеку от нее непонятного существа с кожистыми крыльями, но я только отмахнулся — не до него, меня сейчас заломают. И верно, на удивление быстро оклемавшийся безопасник отыскал меня взглядом пустых буркал и направился в мою сторону, слегка покачиваясь. Ага, значит, действуют тумаки! Воодушевленный этим открытием, я сам пошел на сближение и с полного оборота обрушил на голову противника выпендрежный «торнадо». Тяжелый удар, усиленный энергией вращения, сбил «особиста» с ног, и тот застыл без движения. Интересно, надолго ли? Проверять было некогда — с другой стороны приближался Королев, вытянув вперед руки со скрюченными на манер птичьих когтей пальцами. Выглядел он заторможенным, и я сшиб его на землю размашистой «вертушкой».
«Стррра-а-анное!!!» — Мысленный зов Петровича окатил меня волной звериной ярости, смешанной с болезненным любопытством, отвращением и страхом неизвестности. Ничего себе коктейльчик! Это на что же мой питомец напоролся?! И ведь посмотреть некогда — застывшие, казалось, надолго беглецы медленно и неуклюже поднимались на ноги. Твою мать!
«Стрррра-а-анное-э-э-а-а-у-у-у!!!» — Напарник прямо-таки орал, и не только мысленно — из-за пирамиды донесся его тягучий вой, каким он других котов глушил, когда те ненароком забредали на его территорию.
— Да разберись ты уже с этим «странным»!!! — заорал я, сопроводив крик мыслеобразом «взять». — Как вы меня достали!.. — А это уже оклемавшимся безумцам.
Я застыл в пружинистой стойке, соображая, с кого удобнее начать, и в этот момент раздался яростный кошачий мяв, оборвавшийся на половине. Разум обожгло видение бросившегося на врага напарника, и я почувствовал, как мои клыки впиваются в мягкую шею непонятного существа, а когти полосуют перепончатые крылья. Во рту появился мерзкий привкус какой-то химии, меня аж передернуло, да и Петровичу явно не понравилось — меня чуть не стошнило от отголоска испытанного котом омерзения. Отплевываясь, я машинально отступил к пирамиде, чтобы не дать беглецам зайти себе за спину, и застыл в удивлении: оба безумца закатили глаза (казалось бы, куда уж больше?) и осели на землю, словно из них выдернули позвоночник. Беззвучно, на полушаге, как будто их кто-то выключил. Ни фига себе… Не решаясь верить своему счастью, я осторожно приблизился к Королеву, как к менее опасному, покачал головой в сомнении: сейчас он выглядел как обычный человек в бессознательном состоянии. Дыхания не ощущалось, я даже испугался, как бы он дуба не дал. Содрал перчатку с правой руки, поднес тыльную сторону ладони ко рту биолога. Дышит, разве что еле заметно. С облегчением вздохнув, повернулся к безопаснику, однако заняться его осмотром не успел — ощутил усиливающийся с каждым мгновением мысленный зов Петровича. Когда напарник хотел, он мог быть очень настойчивым.
— Иду уже, — буркнул я, огибая пирамиду против часовой стрелки.
Петрович обнаружился с противоположной стороны. Он сидел в нескольких метрах от таинственного сооружения и пялился на лужу мерзкой слизи. Та истаивала буквально на глазах, частично впитываясь в микроскопические щели каменной подложки, частично испаряясь. Сие действо не сопровождалось ровно никакими спецэффектами: ни лопающихся пузырей, ни вони, ни брызг бурая масса после себя не оставляла. Завидев меня, Петрович заорал самым мерзким голосом, на какой был способен. Видок еще тот — вздыбленная на загривке шерсть, глаза по полтиннику, хвост трубой и при этом на морде удивленное выражение. Первый раз такое вижу.
Пока я шел от пирамиды к напарнику, лужа слизи уменьшилась в диаметре чуть ли
не вдвое. Когда я присел рядом с ним и осторожно прошелся голой рукой по спине, успокаивая, неизвестная субстанция полностью испарилась. На каменном массиве под ногами не осталось никаких следов. Петрович сразу же сдулся, дернул ушами и принялся тереться мордой о мою ладонь, забрасывая меня массой с трудом читаемых образов. Я понял только, что он очень рад завершению приключения, а заодно зарекается от подобных авантюр на будущее. Ну тут я с ним мог поспорить. Не в нашем характере сидеть взаперти, да и профессия протиранию штанов в кабинете не способствует.— Рассказывай, — велел я, продублировав команду мысленно.
Петрович встрепенулся и одарил меня уже вполне понятной картинкой: у подножия пирамиды, как раз на том месте, где истаяла лужа слизи, сидело существо размером с хорошую собаку, весьма напоминавшее местную перепончатокрылую теплокровную «птицу». Голова у него была отменно странная — вроде бы стандартная морда летучей мыши, украшенная шишковатыми выростами в районе надбровных дуг и огромными ушами характерной формы, очень подвижными и чувствительными. Почти прозрачная кожа ушных раковин пересекалась целой сетью сосудов, в которой при наличии хотя бы минимальной фантазии можно было распознать структуру колебательного контура приемо-передающего блока мнемосканера — основы функционирования «мысленного» интерфейса проходят на физике в десятом классе.
— Занятный зверек, — прокомментировал я увиденное.
Дальнейший «рассказ» питомца вызвал недоумение. Когда Петрович после моей команды преодолел нерешительность (явно поскромничал, та еще мешанина ощущений была!) и атаковал неизвестную тварь, она даже не подумала сопротивляться. Питомец без труда перекусил шею существа, и оно моментально издохло, даже не трепыхнулось. А вот потом началось странное: тушка стремительно оплыла, потеряв форму, и буквально за считаные секунды превратилась в лужу бурой слизи, которую я видел собственными глазами. Дальнейшее происходило в моем присутствии, так что Петрович себя утруждать не стал.
— Странно, не спорю, — задумался я. — Но не «стррра-а-анное!!!» же. Чего орал-то? Объяснить можешь?
Вместо ответа питомец потерся мордой о мою руку и пристроился рядом, привалившись боком к бедру. Включил урчальник, всем своим видом показывая, что доволен завершением приключения. Я машинально погладил кошачью голову и оставил напарника в покое. Потом будем разбираться, когда он немного отойдет от потрясения. Да и коннектор в этом деле не помешает.
Успокоившийся было кот вдруг снова заорал, уставившись на что-то у меня за спиной. Я стремительно развернулся, хватаясь за нож, но опасности не было — внимание напарника привлекла пирамида. Она стремительно менялась: по ее поверхности бежали одна за другой волны, искривляющие верхнюю хитиново-черную часть, ломающие сложный орнамент на нижней половине. Затем мельтешение прекратилось, хитин вершины покрылся мелкой сеткой трещин, а мгновение назад отблескивающие металлом письмена на основании сначала поблекли, а потом и вовсе стали бурыми, практически слившись с камнем. На этом представление закончилось.
— Ну и что бы это значило? — задумчиво произнес я, на ответ в общем-то и не надеясь.
Петрович фыркнул и осторожно приблизился к пирамиде. Потянулся носом к грани, втянул воздух, чихнул оглушительно. Я уловил недовольный мыслеобраз, но отвечать не стал. Вместо этого подошел вплотную к загадочному сооружению. Что-то мне говорило, что она потеряла львиную долю загадочности. Впрочем, приятным бонусом шло ощущение безопасности, и я, поколебавшись, дотронулся пальцем до одной из загогулин орнамента. Левой рукой, понятное дело, — я не настолько безумен, чтобы хвататься за всякую непонятную хрень без защиты. А бронеперчатке и кислота нипочем. Палец погрузился в бурый материал на несколько миллиметров — тот оказался рыхлым, как пыль. И таким же летучим — от этого движения с еле уловимым шорохом осыпался весь рисунок, а внезапно налетевший порыв ветра поднял в воздух клубы тончайшего порошка, осыпав меня с ног до головы. Петровичу тоже досталось, хотя на рыжей шерсти это было не очень заметно. Я от души выругался, пытаясь стереть налет с забрала, а питомец меня с удовольствием поддержал раздраженным мявом: он как раз пытался отряхнуться. Зрелище презабавное, доложу я вам. Кот не собака, движения у него получались какие-то конвульсивные, как приступ эпилепсии. А уж когда он попытался вылизываться, меня и вовсе смех пробрал — настолько реалистичным оказалось переданное им ощущение железа на языке. Кстати, чем не версия? Если подумать, порошок весьма смахивает на ржавчину, только необычно тонкую и рыхлую. Вполне себе гипотеза, если не обращать внимания на одну мелочь — нанесенный на пирамиду металлический орнамент проржавел до состояния трухи буквально за несколько секунд. Кстати, а что с хитином? А ничего, ветром сдуло. Даже следов не осталось. Я успокаивающе похлопал Петровича по спине и занялся осмотром окрестностей, оставив того приводить внешний вид в порядок. Мне налет ржавчины на экипировке совершенно не мешал, а любопытство потешить хотелось.