Его девственница

Но Пьюрити – это не какая-то другая женщина. На ней простой сарафан – самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел.

И я не единственный, кто смотрит на Пьюрити, пока она идет по классу. Каждый мальчишка в комнате нагло пялится на девушку. Да как они смеют?

Когда она проскальзывает мимо меня на свое место, хлопчатобумажная юбка развивается, лаская ее сливочного цвета бедра. Прикладывая всю свою силу, я стараюсь не глазеть так открыто на ее длинные ноги.

Но я не могу перестать пялиться.

Когда Пьюрити поворачивается и садиться на свое место, я не могу оторвать глаз от ее фигуры. Я не могу перестать смотреть на ее плечи, думая о том, как легко бы тонкие лямки сарафана порвались, если бы я сорвал его с тела Пьюрити.

Боже, помоги мне.

Верхняя часть платья приспускается на округлой груди, предоставляя мне более чем щедрый вид на ее ложбинку. Я должен приложить усилия, чтобы заставить себя смотреть вверх, а не вниз, потому что если я не сделаю этого, то полностью рассыплюсь – и в середине класса, не меньше.

Когда глаза Пьюрити встречаются с моими, она окидывает меня самодовольным взглядом – как кошка, съевшая канарейку. Если раньше у меня были кое-какие сомнения относительно того, насколько случайным было то, что девушка решила написать о запрещенных отношениях в своем сочинении, то с этого момента эти сомнения полностью испаряются.

То, о чем она написала совсем не случайно.

Она довольна собой, и также знает о том, какое влияние оказывает на меня.

Пытается спровоцировать меня и получить ответную реакцию.

Поворачиваясь к своему столу, я делаю вид, что сильно озабочен письменными заданиями, пока на самом деле пытаюсь собраться и выбраться из ямы, которая появляется, когда дело доходит до Пьюрити. Пролистывая стопку заданий, я обдумываю то, что собираюсь сделать.

Если она хочет реакции от меня, это именно то, что она получит.

Я поднимаю руку, чтобы привлечь внимание класса, прежде чем начать говорить.

– Вашим заданием было написать о семи смертных грехах, - начинаю я. – По большому счету, то, что вы сдали, вполне неплохо, и вы все зачтены. Вы провели действительно хорошую работу. Некоторые из вас поняли задание буквально, в то время как другие писали о своем грехе в переносном смысле. Но было несколько сочинений, на которые я хотел бы обратить особое внимание и обсудить их в классе, потому что они иллюстрируют некоторые моменты, которые мы обсуждали в прошлый раз.

Облокотившись на стол, я смотрю на стопку бумаг в своей руке. Сочинение Пьюрити лежит сверху, и я сделал это намеренно. Я жду пару секунд, чтобы дать классу возможность сосредоточить свое внимание на мне – а также, потому что хочу поймать взгляд Пьюрити. Я хочу увидеть ее лицо, когда она поймет, что я держу.

Спустя пару секунд именно это и происходит. Она отрывается от ноутбука и смотрит на меня.

Она знает, что я читал ее работу.

Это самодовольное, уверенное выражение лица, с которым она вошла в класс, одетая так, чтобы убить меня, наконец, испаряется.

Я мог бы выбрать сочинение другого студента, чтобы сосредоточиться на сегодняшнем занятии. Это было бы правильнее. Но я знаю, она смущена тем, что я собираюсь прочесть именно ее работу, которая, я уверен, предназначалась только для моих глаз.

Я говорю себе, что читаю ее работу вслух только потому, что это лучшее сочинение группы. Оно объективно интересно, и она сдавала его, зная, что существует возможность получить о нем отзыв от всего класса.

Публичное чтение не имеет ничего общего с этим сарафаном, который она надела – или самодовольным хитрым выражением ее лица, с которым Пьюрити входила в класс в этом платье в ожидании реакции от меня.

Ни с чем.

Я молчу еще пару секунд, прежде чем открыть рот и начать читать. В комнате создается тяжелое напряжение, которое появляется только тогда, когда вы слушаете что-то действительно особенное, и это именно то, что представляет собой данная работа. Каждый студент в классе признает это.

Когда я заканчиваю, в комнате так тихо, что можно было услышать, как пролетает муха, пока один из ребят в классе наконец-то не бормочет: «Черт», при этом еще несколько студентов посмеиваются.

– Черт, - поддерживаю его ответ.

– Это все? Здесь собрались красноречивые писатели, и единственный отзыв, который мы можем придумать для автора – это «черт»?

Я называю ее «автором», потому что студенты знают, что если я выбираю сочинение для чтения в классе, то оно будет анонимным. Таким образом, никто не смущается, и студенты оставляют более честные отзывы.

– Это действительно хорошо, - говорит кто-то другой.

– Ладно, «черт возьми» и «очень хорошо», - повторяю я. – Кто-то еще желает оставить отзыв, положительный или отрицательный? Что автор описал хорошо и что нужно дорабатывать? Давайте подумаем о применении некоторых вещей, которые мы обсуждали, когда дело доходит до развития характера. Что мы знаем о персонажах в этой части? Герои повествования положительные или отрицательные?

Я задаю шквал вопросов, чтобы начать обсуждение.

– Это классическая запретная любовь, - предлагает студент.

– Эта? – я бросаю вызов. – В каком месте автор сказал, что она запретная?

– Ну, автор не говорит об этом откровенно, - отвечает студент.

– Здесь используется подтекст, который дает понять, что это именно запретная любовь, - говорит другой студент.

– Какой подтекст? – спрашиваю я.

– Религиозный подтекст, - отвечает он. – Звучит так, будто любить героя – грех.

– Но это не любовь, - рассуждает третий студент. – Это похоть. Смертельный грех, а не любовь. Это делает ее запретной. На данный момент, мы говорим про любовь, но это всего лишь проекция – автор нигде не говорит, что это любовь.

– Все мы занимаемся любовью по собственным причинам, - заключаю я. – Почему? Вам удобнее думать о любви, чем о похоти?

– Нет, я думаю, что в работе есть часть про любовь, - говорит кто-то еще.

– Объясните нам, почему, - подсказываю я. – Обоснуйте свои рассуждения.

– Конец, - объясняет студент. – Автор говорит, что он уже принадлежит ей. Что означает любовь – она хочет, чтобы он был ее.

Когда мой взгляд встречает Пьюрити, она сжимает челюсть и враждебно смотрит на меня. Ее щеки нежно-розовые, но не ярко-красные, какими бы они были бы, если бы ей было стыдно.

Хорошая девочка.

Я был бы разочарован, если бы ей было стыдно за то, что она написала. Владение собой означает, что, по крайней мере, у нее есть стержень.