Его искали, а он нашелся

Стоящий на коленях жрец, сжимающий за спиною волнистое лезвие ритуального клинка. Он был чистейшим в своей вере праведником, почитавшим своего бога и жившим по совести, а не по корысти. Волею Резчика его веру раз за разом пробовали на прочность, пока все же не сломали, показав ему истинное лицо давно продавшего все людское клира почти не отзывающегося на молитвы бога. И праведник пал, сначала обратившись ко злу ради мести, а после, ужаснувшись содеянного, принеся в жертву призванным силам самого себя, спасая души тех, кто был обещан по договору вместо него. Все еще хранящаяся в фигурке вера и презрение к этой вере позволяло снимать или даже воровать благословения жрецов, искажать и ослаблять Чудеса, порою даже обращая их против самих клириков, вызывать суицидальные мысли и безотчетное чувство вины за содеянное.

Маги, воины, ремесленники, простые прохожие... Те, кто создал себя сам, и те, кого сломали долгим и вдумчивым трудом, те, кто родился с нужными дарами, и те, кто получил их своими силами... Все они навечно остались в этих чудовищных шахматах, какой-то непонятной игре с непонятными правилами. Эту вещь изверги не создавали напрямую, но явно приложили не один век своих трудов, чтобы вдохновить, а после и заграбастать итог вдохновения в свои жадные руки. Эти фигурки овеществляли собою чужие истории, чью концовку поймали в клетку, вовеки заточив в ней и оставив в костяной тюрьме.

Они овеществляли все-все-все, что я только мог ненавидеть.

Уничтожить их не в моих силах... не в нынешних, по крайней мере. Кость - лишь материал, как все зачарования и ритуалы. Суть фигурок живет, покуда цела хотя бы одна из них. Стоит как-то разломать чрезвычайно устойчивые артефакты, как души и осколки их притянет в некий нематериальный эгрегор, который существует покуда цела хоть одна из фигурок и даже уничтожив их все, сие творение можно будет восстановить. Потому что там, в глубине небытия, в существующем лишь для пленников этого артефакта домене, сокрыта ярко сияющая душа Резчика, навсегда поселившегося в своем творении.

Поселившегося и снимающего плату за пользование.

Каждый новый владелец, каждый мастер ритуалов, который сможет совладать с артефактом, должен сотворить новую фигуру для коллекции. Нужное вдохновение подарит Резчик, которому там, в своих владениях, и делать нечего, кроме как придумывать новые фигуры. И снова ищут по всему миру самые причудливые в своей сути реагенты, самых разных и самых уникальных людей, а то и монстров, чудовищ или даже тварей. И режут, режут острым ножом по отделенным от плоти, если та вообще была, костям. Даже отсутствие костей не мешало вырезать нужную фигуру хоть из чистой эссенции, лишь бы завершить работу. Что-то мне подсказывает, что этот комплект вполне может перерасти грейд мифика, достигнув чего-то повыше. А сам Резчик имеет все шансы из запертого в собственноручно созданной тюрьме безумца стать новорожденным божеством с крайне интересной специализацией.

Ну йо*ана! Ну, Алурей! Ну какого хера каждый раз, когда мне уже кажется, будто я навидался достаточно, ты подсовываешь мне очередную невозможно противную мерзость?

Слова изливаются из хрипящей в перенапряжении глотки и вот мы с Жюстин работаем наперегонки с переставляющим шестиугольники барьера тварью, которая сейчас напоминает какого-то мастера раскладки пазлов или любителя изометрических игрушек на мобильники. Ну, знаете, эти убийцы времени, где нужно собирать по три штуки одноцветные кружочки?

Собственные мысли, продуцируемые ясновидением подсказки и сладкая патока адских обещаний застилают взор так, что я сам не до конца различаю, где тут реальность, а где мои глюки. Но дело делается, пусть за каждую секунду своего здесь пребывания я все больше рискую и все больше ретрансляторов теряю.

Можно просто отключить всю защиту и дать алтарю и тому, что в нем сидит сделать свое дело, но тогда нас всех убьет одновременно, а я не японский мастер художественного самовыпиливания! И нет, в нынешнем состоянии я ну вот вообще не уверен, что смогу хотя бы пережить пришедшую по моей с перчаткой связи атаку обманутого хранителя, не говоря уж о том, чтобы обмануть его и сбежать, не оставив следов своего существования. Так что нужно проявить фантазию, заодно не подохнув в процессе.

Блин, как будто всю свою жизнь описал.

Старый и сгорбленный ящеролюд с торговой сумкой и дорожным посохом в руках меняет позицию, становясь рядом с одетым в одни лишь кандалы гномом, смешно кривляющимся шутом в дурацком колпаке и лишенным руки и головы рыцарем, почти упавшим со своей лошади. Сразу за этим, когда барьер, под действиями твари, начал нехорошо так вибрировать, я меняю позиции еще пары фигур. Тут же меня роняет Жюстин, из-за чего я утыкаюсь рожей прямо в чью-то селезенку и только чудом не переворачиваю никаких фигур.

Сама Жюстин с отчаянием в глазах протыкает себе уши созданной из собственной магии иголкой (какая-то боевая техника из ветки тихушников), но выдерживает отчаянную попытку взять ее под контроль. Плохо, очень плохо, что в этом же зале стоит та, кто ее разум ковала, из-за чего барьер не мог остановить отсутствующую атаку. А слова и звуки он не отрезал, что давало раз за разом бьющей по триггерам и давящей на поведенческие бомбы кошке некий простор для маневра.

Впрочем, сейчас уже наплевать.

Пересылаю "коллеге" почти всю имеющую зеркальную материю и ошметки, буквально пару процентов от начального количества Туманчика, чтобы защитить ее мозги от Шмиелэ, после чего отталкиваю женщину со всех своих сил, вызвав гарантированный распад остатков куклы в ближайшую минуту. С трудом успев сориентироваться, пленница приземлилась на ноги у самого края барьера, который, спустя лишь миг, сдвинулся. Теперь он укрывал меня и саму ритуальную фигуру последние несколько секунд, а его шестиугольнички один за другим гасли, не в состоянии дублировать себя два раза. Зато новый, только созданный купол прикрывал Жюстин, давая ей прямой путь прямо к выходу из ритуального зала. Такой путь, по какому она, последняя из выживших пленников (не успел я быстрее свою атаку приготовить, а ее резали в самом конце!), легко может покинуть это место и поднять тревогу.

И даже если разбить созданную из фигурок и ритуальных линий конструкцию, вызвав на самих себя гнев смотрителя, то это уже ничего не изменит - для прокачанной дамочки этих десяти секунд хватит с головой. Вливаю в и так рассыпающееся тело побольше силы, уже без экономии и бережливости, отращивая себе туманные ноги и вторую руку, после чего делаю изящный поклон, словно снимая вместе с ним отсутствующую шляпу.

И кукла полностью гибнет, выдыхая последние крупинки стремительно чернеющей зеркальной пыли.

Через эту пыль я еще различаю, как парочка оставшихся культистов молча и даже не показывая какого-либо раздражения от провала или там паники от скорой гибели, проходит через рассыпавшийся купол, проходится по тому месту, где распалась кукла, какой-то боевой способностью и начинают... То ли у меня глюки из-за того, что смотрю через настолько хреновый фильтр, то ли одно из двух, но прямо на моих глазах тварь раскрылась, аки цветочек кровавенький, а прямо в центре этого раскрытия образовался то ли пролом, то ли еще что-то непонятное. Пыль стремительно вычернялась, но я все же рассмотрел нечеткое, словно зашакаленная гифка, видение того, как Шмиеле, стремительно собрав фигуры и схватив пространственные сумки, в этот цветок и прыгнула.