Его искали, а он нашелся

Поток воли, чистой и не запятнанной связным мышлением, просто сделал ее такой же, какой она была за пару минут до знакомства с Рорцаром Брадкийским, первым сыном отца своего и наследником если не всей гильдии Золотого Пера (поразительный антиталант к волшебству давно стал среди знати столицы притчей во языцех и поводом подколоть его папочку), то ее финансовых активов. Меньше секунды потребовалось ей, чтобы осознать степень и обширность настигших ее неприятностей. Абсолютно голая, одетая только в золотой ошейник тончайшей работы, намазанная ароматными маслами от головы до ног, стоящая на коленях она еще раз услышала, как Рорцар говорил с одним из проникших под барьер имения (вместе со свитой гильдейца) культистов.

– ...все равно для закрытия контура ее смерть не нужна, а в остальном она уже бесполезна. Не лишайте меня игрушки, почтенный Посвященный, ведь я тоже имею право, лишь немногим ниже вашего!

Осознание того, что ее вполне могли успеть принести в жертву, как, например, большую часть прислуги и охраны, прошло мимо разума с ледяным равнодушием северного ветра. Не вызвала никаких чувств сцена массовой оргии, в ходе которой прибывшие с гильдейским выкормышем служанки весело смеясь скакали на зачарованных охранниках, не обращая внимания на их пол. Остались проигнорированными все повреждения интерьера главной гостиной имения, где даже одну из колонн и ту почти пополам переломили.

Все, что она услышала, все, на что обратила внимание, презрев постепенно затекающую обратно в голову теплоту, идущую от ошейника-ожерелья, взметнувшуюся ввысь интимную чувствительность обработанной маслами кожи и даже обычную осторожность. Единственное слово, которое не отпускало ее, пожалуй, с самого первого дня ее жизни, ставшее ее клеймом и проклятием.

Бесполезна.

Бесполезна.

Бесполезна!

– Бесполезна...
– Губы прошептали слово, будто пробуя его на вкус, почти не породив звука, не привлекая внимания двух жарко спорящих мужчин.
– Бесполезна?

Во второй раз, когда Валзея уже вслух задала вопрос, удивительно мягким, будто все еще зачарованным на влюбленность и желание тоном, на нее обратили внимание. Удивление сменилось непониманием, следом за непониманием пришел легкий шок, следом за шоком пришел откат от разорванных сменившимся Законом сделок, а вот страха он так и не испытывал. Возможно, считал, что справится с ней, околдованной и в ошейник одетой, еще раз, особенно при поддержке собравшихся в этом зале изменников. Может быть, отсутствие страха родилось из какой-то иной причины.

Валзея лишь улыбнулась, вставая на ноги.

Высокая, по-эльфийски тонкая, несмотря на полностью человеческую кровь в своих жилах, лишенная пышных форм, отчего сама временами называла себя в мыслях плоской аки пластина стальной брони, она брала свое изяществом, что сквозило в каждом ее движении. В этот миг желанности в ее движениях было совсем немножко, тогда как желания, наоборот, хватило бы на троих и немного на четвертого, если эти четверо были бы высокоуровневыми берсерками. Воля проявилась, воплотила свое величие, сделав мимолетное желание Валзеи тем, чем и должно быть желание каждого из управляющих Законом - реальностью.

Они стоят посреди одного из коридоров имения, вдоль которых ее водили кругами, раз за разом рассказывая одну и ту же информацию, часто и вовсе выторгованную у нее же. Стоят на том же месте, но она вновь закутана в свои одежды, на тело не нанесены ароматные масла, а ошейник-ожерелье вернулся в карман к тому, кто его надевал на шею принцессы. Валзея стоит напротив Рорцара, неподвижная и тонкая, хрупкая и беззащитная, но улыбка ее больше напоминает оскаленную пасть голодной твари, уже почуявшей кровь своей жертвы.

Ее враг, за свершенное обязанный быть хуже, чем убитым, только начал осознавать еще раз сменившуюся ситуацию, понимать, чем грозит ему такая перемена в обстановке. Оставшиеся в зале культисты, заметившие исчезновение жертвы и ее хозяина, не успели сделать даже того. Река бытия, течение Времени, просто перенесло их обоих в ту точку пространства, где они оба были отведенный и выверенный Валзеей срок тому назад. И первый сын, после недавнего покушения оказавшийся единственным, старого Рамарца Брадкийского успел удивиться той уверенности, с какой лишенная львиной доли полагающейся ей по статусу власти принцесса скалила ему волчью улыбку.

Кроме удивления он не успел ровным счетом ничего.

Разорванные договоры вернули Валзее разум, память и сакральные тайны, которые ей доверяли. В иной ситуации этого было бы слишком мало, но именно сейчас, возносясь вверх на гребне волны, в потоке невыносимой злобы, обиды, горечи и страха, она словно срывала с себя цепи, дотягиваясь куда-то, куда раньше не могла. Все еще слишком слабая, все еще недостойная высокой крови Отца своего, но теперь уже немного ближе, самую малость выше, на один гран сильнее.

Уста разомкнулись, выхаркивая куски слов, звучание которых непереносимо для людских ушей, произносить которые людской глоткой либо бессмысленно, либо просто смертельно опасно. Раньше она не рискнула бы попытаться, не посмела бы позвать, по крайней мере, без предварительного разгона полной звездой бенефиков, без слаженной тройки целителей за спиной, как пыталась она тренироваться ранее. Глупо поступала, как стало ясно ей в этот самый миг - те ее попытки были обречены на провал еще до начала, ведь не имея смелости требовать, как смеет она хоть что-то просить у самого Времени?

Слова складываются в короткое, отрывистое заклятие, одно из одиознейших в арсенале ее рода, специально созданное для прямого боя накоротке, ради того, чтобы любую битву превратить из сражения в казнь, из противостояния равных в жестокую расправу. И она собиралась вершить именно казнь, совершать расправу над ублюдком, посмевшим даже не унизить, не оскорбить, а вновь напомнить ей о слабости, о ненужности, о бесполезности.

Зрачки Рорцара расширились настолько, что заняли всю радужку темно-карих глаз, кожа стремительно бледнела, выделяя иссиня-черные вены, а ранее сокрытая скверна порочности оборачивалась вокруг него жестким сегментированным доспехом, несокрушимыми латами. Развернись они и даже истинному воину придется постараться такую броню сломить, даже стой его противник неподвижно. Валзея не воин, но ведь латы так и не успели раскрыться, застыв вместе со всем остальным миром.

Глаза торгаша, продавшего себя в рабство, что хуже гибели, метались в орбитах - единственное движение, доступное разуму пойманного в ее сети. Они оба сменили состояние, сдвинулись в потоке бесконечной реки и только ее воля удерживает сознание жертвы, не давая тому застыть так же, как и остальному миру. Улыбка Валзеи стала еще более хищной, еще более злой, а вот Рорцар впервые с момента, когда его ноги переступили порог ее дома, показал признаки страха.

– Бесполезна?
– Еще раз переспрашивает принцесса, которую даже Первый Принц в этот миг поостережется назвать полным титулом лишь в насмешку над ее слабостью, после чего сама же отвечает на собственный вопрос.
– Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна!