Его искали, а он нашелся

Второе перо тоже встречено правильным образом, принято на немного дополненную конфигурацию лепестков, а сам великий изверг, Похоть Воплощенная, изрядно успокаивается - новорожденная тварь лишь немногим слабее его по силам и в понимании своего истока силы, но она именно новорожденная, опасная, но еще не сумевшая освоить то, что ей подарило обращение. Дай ей хотя бы пару месяцев на привыкание, стала бы более серьезным врагом, особенно если на нейтральной территории, но здесь, уже почти в Пекле, противостоя именно ему, она не выдержит этой битвы, не удержит преимущества.

Десяток чар, разной направленности и типа воздействий, горящие в пламени флера души, подстраиваемые под противницу барьеры и замкнутые поля различных типов вынуждают крылатое отродье Неба, расположившееся так высоко, что уже почти касаясь купола над Вечным, резко подогнуть еще не опаленные крылья под себя, ныряя вниз, поближе к земле и подальше от прямого наведения его атак. Тварь маневрирует, использует очень необычную форму предвидения, буквально выравнивая свое будущее, перебирая десятки линий вероятности, сотни их, подбирая ту, где получит меньше урона. Таких, где ран получать вообще не придется она все равно не находит.

Паническое бегство это или спланированное отступление, но оно не приносит ничего, ведь Господин уже навел на нее всю свою мощь, снова приостановив почти завершенное и завершившееся схождение. Сверху, из поверхности купола начинают бить множественные медово-золотые молнии, пытаясь сковать маневрирующую птицу в клеть, пока Иерем Стайр с новыми силами набрасывается на враз ободрившегося клеймящего, бесполезную игрушку, что даже сама о себе позаботиться не в силах. Город уже в Пекле безо всякого "почти", что и открывает такие способности к контролю окружения, а если взглянуть в небеса чуть внимательнее, не боясь потерять себя в навеянных фантазиях, то станет видно, что молнии эти вылетают не просто из пурпурного неба, но из самых мясистых его частей, будто кусочек одного из лепестков проявился на том участке. Дожимать попавшую в западню небесную тварь помешало летящее в его сторону лезвие, того самого абсолютно обычного кинжала, какой так и не раскрыл свои тайны его взору.

Изверг отвлекается от бывшей девы, давая ей некоторое время на восстановление, возвращаясь к сбросившему наваждение тишине, который успел обернуться очередной теневой формой, оббежать противника по широкой дуге и поймать брошенный ранее кинжал, - обязательно, обязательно изучить это оружие, - обратно в свои руки. На эту наглость Господин уже готовил ответ, его Хор уже почти вскрыл, почти забрал потерявшего последние слои своей защиты небытия мальчика, осталось буквально несколько ударов сердца, он уже чувствует этот вкус, уже почти забрал его, почти, почти.

Тишина склоняет голову набок, будто бы нет никакой опасности, будто не чувствует уже впивающиеся в него щупальца воли Господина, будто не смыкается вокруг само Пекло, будто не опускается на его глазах все ниже и ниже пурпурное небо, в котором все чаще видны ткани его лепестков. Тишина просто смотрит, будто непослушный ребенок, швырнувшийся грязью в пьяного ремесленника, а теперь ждущего, побежит ли пьянчуга за юрким мальчишкой в узкие проулки или не станет позориться. Смотрит так, будто не сомневается в исходе будущего, видя его совершенно не таким, каким оно должно быть и от этого Господин очень зол, от непонимания, от необходимости в сотый и тысячный раз перепроверять через Хор все варианты событий, отвлекаясь от развращения бывшего императора и подготовки взятия Императрицы нынешней, от схождения и контроля битвы...

А потом тишина как-то странно дергается, испускает неслышный ни одному уху Зов, чтобы Господин понял его надежду и посмеялся над ней - каким бы сильным, каким бы особым ни был этот его прием, вероятнее всего дарованный отдельным умением разового действия, но призвать что-либо здесь и сейчас не выйдет. Линза купола и корректура пелены не позволят вызвать хоть что-то сильное, а пробить пролом в глубину Тени, где даже Древним тварям уготована роль корма, он ему не даст, просто перерезав нить Зова.

Здесь уже Пекло, мальчик тишины, здесь только оно и не тебе бросать вызов моей власти - мысль послание, вливающаяся в уже почти и не защищаемый, сосредоточенный исключительно на призыве, разум тишины, который сейчас, тварь уверена, даже зеркало разбить не сможет. Господин не позволил себе даже мига промедления, не потратит впустую ни грана времени, сразу же после своего слова, - тоже являющегося атакой, целью которой было оглушить и обездвижить, - посылая мощнейшее проклятие мгновенной гибели, готовясь изъять обнажившуюся в смерти душу, подспудно все-таки ожидая очередного разбитого зеркала.

Зеркало не разбилось.

Зато пришла боль.

Тишина атакует быстро и бесхитростно, совершенно напрямую, даже не пытаясь скрывать себя от предвидения или интуитивных предчувствий, посылая тело в рывок к застывшему в агонии псевдотелу. В иной ситуации, Господин распылил бы мчащуюся на него громаду теневой туши, способную проглотить компактный сосуд изверга в один укус, буквально в два захода, ведь тишина даже никакой защиты не выставил, а как перегрузить его фирменную двухмерность тварь уже давно поняла. Но стоило только напрячь внутренние структуры тела, собираясь ударить, просто рефлекторно отмахнуться и после разобраться с источником боли, как агония приобрела совершенно новый уровень, скачком усилившись многократно.

Анализ мгновенен, быстрее даже мысли, быстрее осознания полученных повреждений и этот анализ выводит сознание на грань безумия, позволяя осознать произошедшее. Сотни душ действуют по заложенным в них алгоритмам, флеровые конструкции меняют направление и воплощение существования, создают новые директивы перекраивая личность прямо на ходу, подстраивая сознание к новым вводным, делая более готовым к брошенным на стол картам, чем был ранее. И приходит понимание, яростное и поразительно болезненное.

Лепестки.

Его лепестки, части целого, основа и продолжения, единые и единящие весь Домен в одно абсолютное творение, первые и последние аккорды всеобщей мелодии, они являлись важнейшим элементом, исполняющим большую часть необходимых для нисхождения воздействий, были и щитом, и оружием, и счетными таблицами, и самим Господином. Они едины, они объединены в сложную систему, что воплотила его Похоть для всех, кто признал его власть, задала той Похоти направление и постоянно его корректировала при нужде. Господин и Домен - это одно и то же, две стороны монеты, тогда как ребром ее, основным рабочим инструментом для проведения модификаций Домена, для его расширения или приделывания к нему новых частей, стали лепестки.

Тишина не мог открыть рабочий пролом внутри купола, это было невозможно даже для кого-то более сильного, сравнимого в ступенях величия с Господином, потому что полог и пелена создавались именно ради этого запрета. Никто не войдет, никто не выйдет, и даже самая мощная планарная связь окажется безнадежно искажена воздействием линзы. Либо ты пробиваешь путь очень неглубоко, к тем кусочкам иных измерений, какие тоже отсечены куполом, либо линза направит тебя в такие глубины предпочтенного тобой плана, что использовать подобный проход можно будет лишь для самоубийства. Слишком глубоко, чтобы живущие там смогли заинтересоваться происходящим в черте купола, слишком недолговечными получались такие проломы, самостоятельно закрываясь под гнетом пелены, а призывы и приказы прирученным контрактным тварям всех типов просто не доходили до адресата.