Его нельзя любить. Сводные

Ян, конечно, мне не поможет. Я полная дура, что рассчитываю на спасение.

Паника захлестывает с двойной силой. До машины буквально два метра.

— Чего ты оре…

Он открывает дверь. Пес тут же срывается с места.

— Сука!

Гирш матерится. Собака с диким рыком бросается на него, а откуда-то сбоку слышится мужской голос.

— Фу, Фрэнки. Фу!

— Он меня укусил, — это уже Гирш орет. — Блядь, какого хрена, Ника!

Глава 12

Ян

— Фу, Фрэнки. Нельзя.

Какой-то деревенский олух наконец отгоняет от меня свою шавку. Ногу простреливает едкой болью.

Как-то в детстве меня уже кусала собака, после мать таскала на уколы от бешенства, как по расписанию. Прекрасно просто!

Стискиваю зубы, трогаю место укуса, отчетливо чувствуя запах крови.

— На хрена ты туда поперлась? — ору на Малинину.

— Я, мне надо было.

Она сидит рядом со мной и зачем-то трогает мое плечо.

— Могла у машины поссать. Бесишь.

— Ребята, вы на частной территории, — раздается голос хозяина шавки. — Я частенько отпускаю Фрэнка побегать ночью. Хорошо, что сегодня вышел за ним следом, иначе одним укусом ты бы не отделался.

— Вот спасибо, — бросаю зло.

— Нужно обработать рану.

— Ян, он прав, — причитает Ника.

— Отвалите от меня.

Терпеть не могу всю эту жалость и повышенное внимание там, где оно на фиг не уперлось. Не отвалится у меня нога.

Поднимаюсь, резко вбирая в себя побольше воздуха. Место укуса печет.

— Давай, парень, за руль сесть сможешь?

— Смогу, — закатываю глаза и, обогнув машину, прихрамывая на левую ногу, сажусь за руль.

Ника забирается следом. Мужик со своим псом садится назад с таким видом, будто я их приглашал. Рядом с хозяином этот черный монстр помалкивает. Короче, ведет себя прилично, будто минуту назад не собирался отъесть у меня полноги.

— Езжай прямо по дороге, я скажу, когда свернуть.

Минут через десять мы оказываемся у дома за высоким забором. Он такой тут не один. Деревня уходит вглубь от трассы, поэтому с дороги ее не увидишь. Только поля.

Малинина сидит молча. В дом тоже заходит без слов.

— Это какая-то месть, да? — спрашиваю у нее вполголоса.

Глупость округляет глаза и качает головой в отрицании.

— Я не специально…

— Видимо, удача на твоей стороне сегодня, — бросаю зло и сажусь на диван.

Мы вошли в дом через кухню. Хозяин оставил пса во дворе, а следом принес аптечку.

— У тебя выпить есть? — спрашиваю, промачивая вату спиртом из стеклянной колбы. — Нормальное что-нибудь.

— Водку будешь?

— Давай. Я Ян, кстати.

— Егор, — мужик пожимает мне руку. — Вы чего в полях забыли? Как ты умудрился ее одну ночью прокараулить? У нас места не особо людные, но опасностей и без этого хватает.

— Перевяжи, — шиплю на Нику, и она хватается за бинты.

— Твой монстр привит? — кошусь на Егора.

— Привит. Привит. Держи, — протягивает мне стопку и следом наливает себе.

Пью залпом. Морщусь от горечи и возвращаю стопку на стол. Ника к тому времени уже завязывает бантик.

— Ты еще блестками укрась.

— Хватит на меня орать, — подает голос и давит пальцами прямо в место укуса.

— Ай. Дура, что ли?

— Сам дурак! Спасибо, что отогнали собаку и помогли, — обращается уже к Егору.

Чернявый мужик кивает. На вид ему лет сорок, может чуть больше.

— Вы туристы?

— Ну почти.

— Можете на ночь остаться.

— Спасибо, — Малинина ему улыбается и помогает убрать аптечку.

— Только комната у нас свободная одна.

— Он поспит на диване, вот тут, — снова Ника.

— Сама поспишь на диване. Комната где?

Егор какого-то хрена лыбится и показывает рукой на дверь.

— Ага. Спасибо, — киваю и поднимаюсь с места.

Глупость идет следом, правда, сначала рассыпается в благодарностях перед хозяином дома.

Распахиваю дверь, быстро осматриваясь в полутьме. Здесь одна кровать, две тумбочки и куча книг на полках. Супер, спать в пыли от этой макулатуры.

Заваливаюсь поперек кровати, наблюдая за Малининой. Она подходит к окну, смотрит куда-то вдаль и громко вздыхает.

— Ты заметила, что даже по нужде без проблем сходить не можешь?

— Отстать от меня.

Она стягивает кофту и ложится на самый край. Моя башка теперь почти упирается в ее спину. Отодвигаюсь, растягиваясь в длину кровати, и завожу руки за голову.

Глупость долго вертится, а потом забирается под покрывало.

— Я из-за тебя, между прочим, теперь почти инвалид.

— Мало тебе.

Она так резко поворачивается, что мне на мгновение кажется, что сейчас опять зарядит по морде. На инстинктах даже чуть отшатываюсь в сторону.

— Ты, скорее, станешь инвалидом за свой длинный язык.

— Ты не первая, кто мне это говорит.

— И не последняя, уж поверь.

— А говорила, что у меня с эмпатией проблемы. Я почти при смерти, а ты на меня еще и орешь, — говорю с наигранным возмущением.

Малинина молчит. Лежит на спине. Либо в потолок пялится, либо уснула там, что ли?

Ну и хрен с ней. Закрываю глаза, чувствуя, как боль медленно отпускает.

Просыпаюсь от духоты. В комнате уже светло.

Приоткрываю один глаз, чувствуя, как затекла рука. Приподнимаю голову. Малинина подкатилась максимально близко. Ее голова лежит на моем предплечье, а моя нога закинута ей на бедро. Шикарно просто.

К утреннему стояку примешивается еще и то, что Никина задница упирается в мой член.

Если она сейчас проснется, то начнет верещать так, будто ее тут режут.

Медленно вытягиваю из-под нее руку и убираю свою ногу. Перекатываюсь на спину и еще минут пять пялюсь в озаренный солнечными лучами потолок.

Беру с тумбочки телефон. Семь утра. Я в этой глуши позже девяти еще ни разу не просыпался.

Свой старый телефон вместе с сим-картой я оставил в том же торговом центре, где купил этот, после того как снял деньги. Не очень хочется, чтобы папа вычислил меня так быстро.