Его турецкий роман
Шрифт:
Надя посмотрела на Пругова и сказала возмущенно:
– Предупреждать же надо!…Я не о ежах. Я о глубине. Кажется, что у берега не больше, чем по колено.
– Я предупредил, - Пругов принял это на свой счет, - но ты такая непредсказуемая.
Надя лукаво взглянула на Пругова.
– Мы уже на "ты"?
– Извините.
– Нет, я не против. Я сама хотела предложить…, - и, улыбнувшись, добавила: - Чуть позже.
Пругов понял это "чуть", как намек на дальнейшее развитие их отношений. И подумал: "Девушка вполне готова к тому, чтобы уже сегодня вечером прыгнуть в мою постель. Неужто я понравился ей как мужчина? Это с моими-то
– Нам надо обсохнуть. Разденемся и просушим одежду на камнях, - предложил он.
– На ветерке наши вещи быстро высохнут. Да вроде…, - он зачем-то огляделся по сторонам, - вроде тепло. А в воде еще теплее. Мы разложим вещи на камнях, а сами будем купаться…
– Я не могу.
– Что не можешь?
– не понял Пругов.
– Купаться? Ту ведь уже…в некотором смысле искупалась.
– Не могу раздеться.
– Почему?
– искренне удивился он.
Надя вздохнула и объяснила ему как непроходимому тупице:
– У меня нет купальника.
– Почему же ты его не взяла с собой?
– Он был в пакете. А пакет, сами видели где.
– Видели, - согласился Пругов.
– Но почему "вы"? Я думал, мы этот вопрос уже обсудили.
– Хорошо, - улыбнулась Надежда, - будем считать его закрытым.
– И вдруг звонко рассмеялась: - Ха-ха-ха! Ни фига себе! Вот, что значит
– любимые босоножки!
– Надя подняла руку, в которой держала за ремешки белые мокрые босоножки.
– Утону, но любимую обувку ни за что не брошу!
Пругов смотрел на ее молодое смеющееся лицо, на темные волосы, ставшие от воды почти черными и нестрашными ручными ужиками сползающими на плечи, на красивую загорелую руку, поднятую вверх и держащую босоножки, с которых капала вода, и какая-то теплота наполнила его душу. Пругову захотелось обнять Надежду. Очень сильно захотелось.
"О, черт меня побери!
– подумал он.
– Еще каких-то полчаса назад я даже не подозревал о существовании этой женщины: не обратил на нее никакого внимания ни на пирсе при посадке, хоть и шел следом за ней по трапу, как она утверждает, ни потом - на палубе яхты за всю двухчасовую прогулку по морю. Все два часа простоял у борта, выкурил полпачки сигарет и никого не замечал вокруг. Никого. Думал о своей писательской судьбе, которая, судя по всему, заканчивается - окончательно и бесповоротно. Думал, и не замечал, что рядом - такая прелесть! И веснушки на ее сморщенном от смеха носу - прелесть!
Стоп! Что за жеребячьи восторги? Влюбился ты, что ли на старости лет?".
– И все же надо просушить одежду, - строго сказал он.
– Давай, уйдем за гряду камней. Туда, - он показал рукой влево.
– Там другая бухта и туда не высаживался ни один туристический десант. К тому же, те, кто высадился, заняты исследованием пещер. Наверное, они хотят отыскать пиратские сокровища…А если кто и забрел случайно, мы еще дальше уйдем. Туда, где вообще никого нет.
Надежда отрицательно покачала головой:
– Ни за что!
– Я обещаю: подглядывать не буду. Хотя, если честно признаться - сделать это мне будет очень трудно.
– Нет.
– Ну почему: нет?
– почти обиделся Пругов.
– Что в этом такого предосудительного? Здесь многие загорают топлес. Иностранки, так они вообще…
– Не-ет. Я не иностранка какая-нибудь. Я - русская.
– Тогда надо вернуться на яхту и там переодеться, - решил использовать Пругов свой последний аргумент.
Надя
посмотрела на Пругова с испугом, даже с ужасом.– Пойдем за гряду, - решила она и первой пошла в указанную им сторону.
Та бухта, в которой они оказались, была совершенно неудобной.
Пругов так ее и окрестил мысленно - "неудобная бухта". Тропинка тянулась вдоль границы воды и была очень узкой, а скала почти отвесно шла вверх. И они пошли дальше. Следующая за "неудобной" бухта, а точнее, бухточка, отвечала всем их требованиям - там был небольшой галечный пляж, она была отгорожена от "соседки" грядой высоких островерхих валунов, а из скалы торчали какие-то корни, на которых можно было развесить мокрую одежду.
– Я останусь здесь, - объявила Надежда, остановившись посреди пляжа.
– А ты повесь свои шорты и майку на корешок и вернись в ту бухту, которую мы прошли. Только не высовывайся из-за камней. Обижусь.
– А может, я тут побуду?
– улыбаясь, спросил Пругов.
– Отвернусь, да и все. Буду смотреть на море и на чаек. И не буду поворачиваться.
Надя внимательно посмотрела на Пругова, улыбнулась в ответ и милостиво разрешила:
– Уговорили, Андрей Олегович. Я вам доверяю…То есть…, я доверяю тебе…Андрюша.
То, как она произнесла его имя, повергло Пругова в состояние, близкое к сексуальному буйству, но он сдержался и стал раздеваться.
Когда стянул через голову, прилипшую к спине, футболку и посмотрел на Надежду, он увидел в ее взгляде заинтересованность. Но она тут же отвела глаза в сторону. Пругов снял шорты, а кроссовки уже стояли на плоском камне и целились наполовину вытащенными стельками в светло-серое небо.
– Повесь одежду и сядь там.
– Надя указала на камень, стоящий у начала гряды.
– И смотри, чтобы сюда никто не забрел.
– Слушаюсь и повинуюсь, - угрюмо проворчал Пругов и, оставив одежду на ближайшем от него корне, отправился к указанному камню, спиной ощущая, что Надежда раздевается.
– Ай!
– услышал он вдруг ее вскрик и повернулся.
Единственное, что успел заметить Пругов - руки с растопыренными пальцами, закрывающие живот. Не грудь, что выглядело бы более естественно, а живот, будто именно он - самое интимное женское место. А грудь он разглядеть не успел, Надежда резко повернулась спиной и крикнула:
– Ты обещал не подглядывать!
– А что ты орешь как резанная?
– возмутился Пругов, отворачиваясь, и подумал: "Играет она со мной что ли? Как кошка с мышкой. Дразнит? Ждет, когда я с ума по ней сходить стану?".
– Извини, я нечаянно. На камень острый встала.
– Ты что, старый козел?
– тихо говорил сам с собой Пругов, усевшись на камень и уставившись на тропинку "неудобной" бухты.
– И впрямь с ума сходить начал? Какая-то вертихвостка, лишенная мужниного внимания, решила испытать на тебе свои чары, а ты и растекся, как молокосос? Она собралась развлечься, оставив своего обожравшегося халявным вином муженька на яхте, повилять у тебя перед носом своим хвостиком. Это понятно. А ты? Нет, чтобы просто трахнуть ее на пустынном турецком берегу, да и забыть к чертовой матери. Нет, ты думаешь, что она не такая. Что она - прелесть, непосредственная, но притягательная прелесть. И что ты ей не безразличен. И что у тебя с ней возможен не просто секс, но и что-то другое, похожее на душевную близость. Бр-р-р! Такие мысли до добра не доведут. Бросай это все, поворачивайся и иди к ней. Она ждет. Не будь валенком. Иди.