Его турецкий роман
Шрифт:
/- Да, фаталистка. Но я фаталистка со знаком плюс, а ты - со знаком минус. В этом вся разница./
/- Плюс на минус дает минус./
/- Это, по-моему, что-то из физики? //Да, я помню - плюсы, минусы, разнозаряженные частицы. Они кажется, притягиваются?///
/- Притягиваются./
/- Вот и нас тянет друг к другу./
/- Ты права. Меня тянет к тебе. Я хочу тебя. Я…// Ты знаешь…, к//о//гда мы расстались, вчера, после прогулк//и// на яхте, ты уехала с м//у//жем, а я… Тогда я понял. Нет, сначала я ничего не понял, но потом… Надя, кажется,
/- Не надо. Пока не говори этих слов. Потом. Не сейчас./
/- Опять "не сейчас"?// //Опять "потом"? Не могу больше с этим с//о//глашаться, не могу этого принять и понять//!///
/- Я - загадка. Я - "вещь в себе"//.///
/- Надежда!/
/- //Лучше з//акажи мне кофе. Со сливками, и три кусочка сахара…/
//
Край дырчатой тени от зонтика сполз с лица и Пругов проснулся.
Море по-прежнему шелестело галькой, а народа на пляже прибавилось.
Да что там прибавилось! Пляж был полон, все свободные лежаки были заняты. Кое-кто лежал на песке, расстелив пляжные полотенца.
Пругов попытался переместить свой лежак в тень, но большая часть тени была уже занята соседями по зонтику. Вздохнув, он опустил руку, намереваясь взять сигареты и к своему превеликому изумлению не нашел пачку. Вот здесь они лежали, на футболке и шортах, аккуратно сложенных и лежащих на сланцах. На всякий случай он проверил нагрудный карман футболки, единственный (в шортах карманов не было) и даже заглянул под лежак - нет сигарет. Здорово! Стырили. Вот тебе и заграница! Как в России - ухо держи востро и варежку не разевай.
Пачку "Кента", полную, без одной сигареты, наверняка стырили его соотечественники. Россияне, понимаешь! Ну не эта же чета пожилых англичан на лежаках справа! И не эта веселая компания французов слева от Пругова. Зажигалку, кстати сказать, тоже стырили. Недолго у него "прожил" подарок Вовы Коваленко! Слава богу, часы не сняли.
Ого! Время-то к обеду.
Лицо дежурного на ресепшене показалось Пругову похожим на фоторобот.
– Господин Пругов. На ваше имя пришло факсимильное сообщение.
Пругов с легким внутренним трепетом принял из рук дежурного листок факса с неровно оторванным краем, протянув взамен бумажный доллар. Читать текст сообщения под прицелом внешне безучастных, но на деле скрытно-заинтересованных глаз фоторобота он не стал, сложил листок вчетверо и сунул в карман футболки.
– А в баре отеля вас ожидают, - монотонным голосом сообщил дежурный, когда Пругов уже намеревался отойти от стойки.
– Вот как?
– Пругов повернулся к дежурному.
– И кто?
– Ваша соотечественница.
– Из-за пелены равнодушия, натянутой на глаза портье, проглядывало любопытство.
– В снэк-баре?
– уточнил Пругов, думая лишь об одном - как бы не рвануть с места в карьер. Это было бы чересчур по-мальчишески.
– Нет. За вашей спиной.
Пругов резко обернулся и сразу натолкнулся на синие смеющиеся глаза Надежды.
– Как ты меня нашла?
– Я
нашла тебя отдохнувшим после вчерашней прогулки.– Как ты меня разыскала?
– Пругов улыбнулся и перефразировал свой вопрос.
– Ха!
– от вчерашнего плохого настроения Надежды не осталось и следа.
– Элементарно, Ватсон! Я же видела, в какой микроавтобус вы со своим плотным приятелем садились. Вова, кажется? Ты у него зажигалку брал.
– Этой зажигалки больше нет.
– Опять в море уронил?
– Украли… А плотного приятеля действительно зовут Вовой. Вова
Коваленко. Только он мне не приятель. Просто, живем в одном отеле и на одном этаже. Номера напротив.
– Значит, ты садился в автобус с соседом. Так вот: рядом с автобусом стоял водитель, а у водителя в руках была табличка "Отель
"GRAND STAR". Я не воспринимаю английский язык на слух и не умею говорить по-английски, но буквы-то я знаю.
– Да, конечно… Я не подумал, не догадался.
– Странно. Вы, мэтр? Вы - автор тридцати двух детективов? И не догадались?
"А ведь и точно, - подумал Пругов с улыбкой, - она прочитала меня всего. Выражаясь правильно - прочла все, что мне удалось издать. Во всяком случае, знает, что всего издано тридцать два детективных романа под именем Андрей Костров (в выходных данных - Андрей
Олегович Костров)".
– Тридцати шести, - поправил он Надежду.
– Тридцати шести?
– казалось, что Надя расстроилась.
– Четыре своих первых романа мне опубликовать не удалось. Я тогда был совершенно неизвестен в писательских и издательских кругах. Меня никто не знал и не хотел издавать, даже рукописи читать отказывались. Вроде бы и вещи были неплохими (так мне казалось тогда), а никто не хотел их печатать. Только на пятом романе мне повезло.
О своем последнем романе Пругов даже вспоминать не хотел.
– А сейчас? Сейчас ты известен и знаменит. Почему бы тебе сейчас их не издать?
– Когда читаешь что-то, написанное тобой ранее, кажется, что это
– полная ерунда, бред и несусветная чушь. Даже стыдно иногда становится. И удивляешься - неужели это ты написал? Язык корявый, как в сочинении пятиклассника, герои неинтересны и совершенно непохожи на живых людей, сюжет притянут за уши, события надуманы, в жизни такого случиться никогда не может. Но главное - это конечно язык. Со временем он становится другим.
– Ну, не знаю.
– Надя пожала плечами.
– Я прочла тебя всего… -
И спохватилась: - То есть все опубликованные романы; и мне показалось, что язык у тебя одинаково хорош во всех тридцати двух.
Мне бы очень хотелось прочитать те четыре…Представляешь! Я буду единственная, кто их читала. Или не единственная?…Кстати, тебя со мной не застукают?
– Кто?
– Ну…, кто-нибудь с большой грудью.
"Так, - подумал Пругов.
– За свою глупость я уже извинялся.
Извиняться вторично - еще большая глупость. Стоп! Это же было во сне. Я перед Надеждой извинялся во сне".