Его Величество бомж

– Ну, будет тебе, будет, уже! – наверное, я себе это говорю, - ничего не случится, ложись на кровать, я тебя укрою, и поспи, - потихонечку расцепляю его руки и сподвигаю перебраться на койку, - утром ещё зайду.

Он очень нехотя слушается и с тяжёлым обречённым вздохом укладывается, а я замечаю, что кровать явно коротковата. Хорошо, что спинка сквозная с прутьями, можно вытянуть ноги. Но парень устраивается, свернувшись калачиком. Я укрываю его колючим больничным одеялом, стараясь осторожно прикрыть воспалённые ступни и расправляя верхний край за спиной. Он опять ловит мою кисть и, прижав к щеке, взглядывает на меня.

Как он так может? Ни слова, ни звука, а я понимаю,

– Только не бросай, я без тебя пропаду в этом мире! Я один, и у меня беда!

И я отвечаю в отличие от него вслух,

– Не брошу, обещаю, - а после этого, сама не знаю зачем, нагибаюсь и целую в щёку. Он опускает веки и руку мою тоже, а я напоследок в предутреннем мраке замечаю, как сначала к переносице, а потом дальше по лицу на подушку, скатывается из-под пушистых светлых ресниц крупная, прозрачная, как дождевая капля, одинокая мужская слеза…

Выхожу из палаты в смятении чувств! Этот странный измождённый великан всю душу мне перевернул! Что с ним не так? Да нет, что со мной не так? Это ж бомж! Да мало ли их таких, которые и всплакнуть готовы, и руки перецеловать, и на жалось придавить так умеют, что отдашь последнюю рубаху! Когда меня это трогало? Разве что в самом начале работы, лет пять тому назад, да нет, лет девять, когда санитаркой начинала. А тут так повело, что вот ухожу сейчас от него, а душа там остаётся!..

Глава 4.

– Ну, что? Устроила своего подопечного, Татьяна? – это, конечно же, Никитична.

– Устроила, - отвечаю, а сама в думах. Следующая смена через трое суток. Как он без меня?

– И чем он тебя приворожил? Охламон этот. Сама не своя девка! – с горячностью добавляет, - не связывайся! Помяни моё слово, хлебнёшь горя с этим немтырём!..

Потом нам привозят подряд несколько пациентов: молодую девицу с подозрением на аппендицит, дедушку в предынфарктном состоянии, слесаря с производственной травмой и пальцы его левой руки в пакетике со льдом. Так что ночь перестаёт быть томной и романтичной, не замечаю, как нас с Никитичной застаёт рассвет, и уже не до пирожков…

Пересменка сегодня длиться, как назло, довольно долго, пока передали все дела, пока поздравили санитарку Веру из другой смены с днём Рождения, а потом ещё выясняли, почему график отпусков не соответствует нашим пожеланиям, словом, вместо восьми часов утра, я освобождаюсь почти в девять.

Торопливо поднимаюсь на третий этаж без лифта, он в дневное время на буднях, является самым неуловимым стационарным транспортом. Влетаю в триста третью, не обращая внимания на удивлённый взгляд постовой медсестры, но не увидев на койке у окна моего бомжа, сникаю. Зато, замечаю, что на его постели свежее бельё в цветочек и дополнительное одеяло, видимо, понимают, что одного полуторного такому великану маловато.

Дедуля, завидев меня, заводит пластинку о том, как ему надоело лежать, я отбиваюсь несколькими сочувственными фразами, которых он всё равно, не услышит, с таким же успехом ему можно декламировать Пушкина или таблицу умножения, и удаляюсь.

Не успев задать вопроса постовой медсестре Антонине, только запоздалое,

– Привет! – получаю ответ,

– Твоего морного викинга отвезли в смотровой – интересно, с чего она взяла, что викинг? Хотя и вправду, похож! Но спрашиваю совсем другое,

– Моего?

– Ник Ив, - это у нас так Николая Иваныча сокращённо величают позаглаза, - сказал, что твой родственник или знакомый, и надо о нём позаботиться. Чего ж ты родственника, - с особым нажимом на последнее, - довела до дистрофии и обмороженных ног?

Вот как! Старый док туда же, куда и санитарка! С чего они взяли, что он мой? Но лучше подтвердить, когда знакомые или родственники ложатся, к ним само собой, отношение подушевней и повнимательней, поэтому, подтверждаю,

– Ага! Только он сам довёлся, - и, не ожидая лишних вопросов, добавляю, - если что, он – Константин. Давно увезли-то?

– Да вот только что, разминулась парой минут, - сбивается, как я и хотела, Антонина, - ждать будешь?

А я понимаю, что если ещё задержусь минут на десять, то опоздаю на автобус в посёлок, а следующего ждать до полудня, или ехать с пересадками, да потом ещё топать пару километров по морозу. И здравый смысл побеждает,

– Нет, побегу. Через три дня загляну.

– Может, передать чего? – беспокоится медсестра.

– Да нет, я ж его видела.

– Ну, покеда! – и я торопливо мчусь по ступенькам, потом переодеваюсь так, что позавидует бывалый строевик, привычный вскакивать по тревоге и одеваться за сорок пять секунд. На ходу застёгиваю пальто и наматываю шарф до самых глаз, а потом, между боязнью поскользнуться и упасть или опоздать на автобус, выбираю всё-таки автобус и, чудом не перевалявшись, и не заработав травм, несовместимых с жизнью, долетаю до остановки. В автобус вскакиваю последней. Сразу за моей спиной раздаётся жалобный скрип старой гармошечной двери и, дребезжа всеми своими внутренностями, ржавый ПАЗик увозит меня и ещё нескольких счастливцев в посёлок…

***

Когда-то я жила в городе, вернее, мы жили с родителями. Я одна в семье, мне казалось, что это не плохо. В общем-то, если нет братьев или сестёр, то вроде как, сравнивать не с чем. Поэтому хорошо это или плохо, не знаю. Но вот, когда умер отец, а следом потянулись его кредиторы, было жутковато и жалковато, что нет у меня страшного старшего брата, который разобрался бы со всеми этими мерзавцами. Хотя, мерзавцы они или нет, я так и не уразумела, может, папа был не так идеален, как мне рисовалось в шестнадцать?

На ту пору я считала его идеалом, и была твёрдо уверена, что маме несказанно повезло. И радовалась за неё и завидовала: ведь она получила единственного достойного мужчину на земле! А, что же мне теперь делать молодой и красивой, если все пацаны, что пытались подкатить, не годились ему в подмётки? Да и те парни, что постарше, были нисколько не лучше.

Однако, мама, всю мою сознательную жизнь не знавшая, что такое ходить на работу, ударившись лицом о реальность, уже не считала покойного мужа принцем, однажды чудом забравшим её в сказку, и всё больше слала обвинения в его адрес, по мере убавления финансов и дорогих украшений в её шкатулке. Когда и эти запасы закончились, а аппетиты кредиторов не убавились, ничего другого не осталось, как продать большую квартиру в центре.

От нас отстали лишь, когда, мы отдали практически всё, на остатки денег сумев купить ветхий домишко на окраине города, в так называемом, посёлке.

Сам по себе посёлок неплох, здесь чисто, по сравнению с загазованным центром свежий воздух, экология, но человеку, привычному к городской суете, тоскливо. Особенно зимой. Ещё летом, куда ни шло. Весь городской люд сбегает на природу, так что посёлок раздувается втрое, не меньше. Да и красиво, домики утопают в зелени садов, отлогий берег реки полностью становится пляжем. Самоорганизованные дискотеки и вечеринки тут и там зазывают музыкой чуть ли не до утра. В такие вечера я представляю себя заезжей горожанкой, как и все переехавшей временно на дачу из каменных джунглей, но…