Его волчица. Я тебя приручу
Шрифт:
И я злюсь на Демьяна. Раздражает, что нужно что-то доказывать и терять время, когда его можно потратить по-другому.
Нет, не о том я должна сейчас думать, но перед собой честна и признаю, что готова ему отдаться на любых условиях. Лишь бы почувствовать с ним единение, жар его тела, горячие руки, твердый член.
Хочу попробовать всё именно с ним. Я слишком долго носилась со своей невинностью, а потом узнала, что в один миг жизнь может пойти наперекосяк и надо ценить важность любого момента. Каждый момент бесценен, а мы тратим жизнь на пустяки.
– Ладно, говори. Но сначала разденься. – Демьян
– Раздеться?
– Да. Догола. Перед нами всеми. Если ты человек, докажи. Покажи, что на тебе нет укусов. И это будет первым шагом на дороге к доверию.
«Это не так работает! Укус заживает почти сразу!» – могла бы я сказать, но толку? Каждое слово воспринимают в штыки, я заведомо проиграла, если не выполню требование Демьяна. Если на разденусь, то меня просто выгонят, не дав сказать самое главное.
Или я просто сама хочу обнажиться перед ним?..
– Хорошо. Но пообещай, что выслушаешь.
– Даю слово. Ну же, Вера, я жду.
Он тянет «р», будто рычит, и я становлюсь влажной от этого звука, от интонации голоса, от мольбы в его голосе. Забываю обо всех присутствующих, кроме Демьяна.
Только он – центр моей вселенной.
Скидываю на землю рюкзак, бросаю на него куртку. Теплый свитер летит сверху. Расшнуровав ботинки, снимаю и их. Расстегиваю пуговицу на джинсах и замираю, смотря на Демьяна. Он стоит рядом, уже в человеческом облике, и пожирает меня взглядом.
Я тону в его глазах, погружаясь в темную пучину. Мне кажется, что мы одни на всём белом свете. И я забыла, что меня принудили к унизительному акту.
Мы наедине, несмотря на то, что рядом какие-то еще люди. Может, меня изменил ритуал, или просто я стала другой после перенесенных испытаний, но мне попросту плевать. Пусть хоть толпа смотрит.
Я обнажаюсь для него. Стягиваю джинсы с соблазнительной медлительностью. Тяну руку к лямке черного бюстгальтера.
– Достаточно! – прерывает меня Демьян. Ловлю его горящий взгляд, наслаждаюсь тем, с каким трудом ему дается дыхание. Я выбила его из колеи.
– А это что? – спрашивает он заинтересованно, хватая пальцами кулон, мою драгоценную сыворотку. Я холодею. Вот дура. Устроила никому не нужный стриптиз, опозорилась, подтвердила слова Демьяна, что я шлюха. Первое, что нужно было сделать, это спрятать ее. С другой стороны, откуда я знала, что меня заставят раздеться.
– Просто кулон, – отвечаю торопливо, пытаясь вытянуть его из жестких пальцев Демьяна, но вижу, что он не верит мне.
– Что за жидкость в нем?
– Просто жидкость. Обычное украшение. Я разделась, что еще нужно? – восклицаю от ужаса, голос срывается. – Что ты хотел найти? Укусы? Видишь, что ничего нет?
– И правда. Ничего нет, – соглашается он, но почему-то знаю, что спокойствие только видимое. Он снова обходит меня кругом, рассматривает тело, близко, даже слишком. Трепет охватывает меня с ног до головы, я прикрываю глаза от блаженной неги. Так млею от присутствия Демьяна на животном уровне, что снова забываю, как он оскорблял меня, обзывал шлюхой. Что же он имел в виду?
– Теперь говори, зачем пришла!
– Может, дашь одеться и
впустишь в дом? – спрашиваю умоляюще, презирая себя за подобострастный тон, но понимаю, что мне не на что надеяться. Демьян непримирим.– Нет. Говори тут.
– Мне холодно.
– Несколько часов назад тебе не было холодно! – выплевывает он зло, глаза полыхают огнем.
Так вот в чем дело! Он видел меня! Я чувствовала, знала, но подумала, что мерещится. Меня охватывает уйма противоречивых эмоций. Стыд, удивление, негодование, радость от осознания некой связи между нами. Но некогда думать об этом, нужно сообщить важное.
– Вы должны уходить. Оборотни придут сюда, они знают это место. Они хотят уничтожить всех, даже детей.
И я рассказываю всё остальное, почти ничего не утаивая. Но никто не должен знать, что во мне ген оборотня. Это нужно скрыть любой ценой.
Я придумываю, что укусили только Костю, а я за ним ухаживала. Врать сложно. Сначала говорю сбивчиво, потом голос крепнет, когда понимаю, что завладела вниманием аудитории. Из дома выходят люди, переспрашивают друг у друга, что здесь происходит.
Дойдя до времени ритуала, смотрю на Демьяна, выдаст ли он меня. Не говорю ни слова о том событии, как будто и не было. Он явно озадачен и даже, может, напуган, но, наверное, только я могу чувствовать его эмоции.
С виду он невозмутим, и остальные смотрят на него как на главного, ожидая ответов на все вопросы. Кратко обрисовываю еще раз положение вещей и заканчиваю свой долгий рассказ:
– Мне нет смысла вредить вам. Я хочу увести вас и уйти тоже, вернуться домой. Пусть оборотням остается их лес, а мы должны жить как люди.
– Тебе легко говорить, ты человек! – говорит одна девушка кавказской наружности. – А мы прячемся от людей, нас не примут обратно.
– Да. Правильно, – подтверждают со всех сторон. – Демьян, что нам делать? Куда идти?
– Сколько особей живет в стае? – спрашивает Демьян, не обращая внимания на вопросы других.
– Много, человек семьдесят – восемьдесят. Они не воинственные, это простые семьи, с детьми, как у людей. Они хотят жить мирно. Но вы поймали члена стаи и пытали, поэтому они обозлились.
– А ты знаешь, что он зверски убил двоих наших, а одну забрал с собой? Что охранники стаи напали на нашу группу и загрызли еще двоих? – Демьян напирает на меня, я отшатываюсь в ужасе. Никто не рассказывал мне об этом. Мотаю головой, но ни слова не могу вымолвить, меня будто облили холодной водой, я заледенела внутри. Йоланта молчала. Столько невинных жертв. Я в ужасе и не могу постичь услышанное.
– Опять же Костян. Оставить его там, в клетке? Разве мы можем? Если это, конечно, правда.
– Это правда, – говорю глухо. Я словно сдулась, меня покинули все силы. Не могу стоять на месте и падаю на кучу сваленной одежды. И сижу, опустив голову. Слезы капают из глаз, и я их даже не вытираю. Совершенно раздавленная, хочу сейчас просто тишины, чтобы меня оставили в покое и не трогали хотя бы какое-то время.
– Ты подумай, что еще забыла нам рассказать, Вера, – ласково говорит Демьян и опускается на колени. Гладит меня по волосам, убирает спутанные пряди назад, с неожиданной нежностью стирает дорожки слез со щек, а потом подхватывает меня на руки и несет куда-то.