Его волчица. Я тебя приручу
Шрифт:
– Демьян, куда ты ее тащишь? – спрашивает кто-то.
– Туда, где она быстро придет в себя.
Мне так хорошо и тепло, что не вслушиваюсь в его слова и в преследующий нас гомон, ничего не хочу слышать, ведь Демьян наконец прижал меня к себе, он перестал меня мучить, пожалел и отнесет в постель, где я отдохну. А потом он придет ко мне. Я знаю.
Но вместо мягкой постели я ощущаю под собой жесткий топчан, куда меня бросают, как мешок картошки. Грубо и бесцеремонно. Жесткая узкая постель, темный сырой подвал без окон, вокруг разит кровью.
– Где я? Зачем
– Чтобы мы остались наедине, конечно же, – говорит Демьян и присаживается рядом, а я подтягиваю колени к груди, отодвигаюсь к стене. Он пугает меня. Ничего хорошего не вижу в том, что принес в это мрачное место.
– Наедине? Тут? А у тебя нет своей комнаты?
– Есть, но там нас будут беспокоить, а сюда никто не придет. Пусть обсудят услышанное, переварят. А потом придут ко мне, и мы примем решение.
– Демьян, ну ты же понимаешь, что вы должны уйти? Иначе вас убьют!
– Вера, всё, успокойся, малышка, – ласково шепчет он, снимая с себя куртку и набрасывая мне на плечи. Она такая горячая, хранит его тепло и запах. Я мгновенно успокаиваюсь, наслаждаясь им. Не могу удержаться и трусь щекой о мягкую замшу. Демьян помогает мне закутаться в нее, вытаскивает волосы из-под ворота, расправляет их.
Чувствовать его заботу так сладко. Я расслабляюсь, клонит в сон. Демьян садится к стене спиной, позволяя мне лечь на его колени. Так удобно и тепло. Его рука согревает мне бедро, он поглаживает его, и сквозь дрему я чувствую слабое возбуждение. Наверное, он меня будет волновать даже мертвую. Улыбаюсь своим мыслям.
– Теперь ты с нами, Вера. Я очень рад, что ты нас нашла и рассказала про оборотней, про Костяна. Жалко его. Он так любил жизнь.
– Он еще живой, возможно, станет оборотнем, но не будет постоянно волком.
– Но не человеком, как ты. Тебе повезло. Тебя не укусили.
– Вообще-то и меня укусили, но я не стану оборотнем.
Рука Демьяна замирает.
– Как это?
– Я сама только узнала, что есть сыворотка против гена.
Оказываюсь вдруг лицом к лицу с Демьяном, от волнения облизываю пересохшие губы.
– Какой еще ген? – Он встряхивает меня, хватая за плечи. Куртка сваливается, и снова становится холодно.
– Санитары вкалывали себе ее, чтобы не заразиться, если вдруг укусит оборотень. Мне дала ее Йоланта. Я должна выпить в полнолуние, и тогда не обращусь, а стану опять человеком. Демьян, мне больно!
Он резко поднимается с топчана и цепляет пальцем цепочку с сывороткой.
– Это она?
Киваю в ответ, вся дрожа. Почему он так взбешен?
– И больше у тебя нет?
– Нет. Откуда?
– Что ж, Вера… – Он срывает цепочку и крутит в руках флакончик. – У нас острая нехватка оборотней. Вернее, нет ни одного. И раз уж один попался, то надо благодарить Фортуну.
– Не понимаю…
– Всё очень просто. Есть сыворотка – и ты человек. А нет…
Он бросает флакончик на пол и раздавливает ногой. Мерзкий хруст ошеломляет меня. Он вмиг решил мою судьбу, уничтожил единственную возможность стать человеком, уничтожил меня! Удушающая волна ненависти взрывается во мне гейзером. Ненавижу!
Боже, как я ненавижу его!– Скотина! – кричу я и набрасываюсь на него с кулаками. – Что ты наделал?
– Сядь, волчья шлюха! – Он толкает меня назад, к стене, забирает куртку и собирается уходить, напоследок смеясь мне в лицо: – Что ты переживаешь? Вернешься к своему мохнатому, когда всё закончится. Будете вместе ловить дичь и выть на луну. Не жизнь, а сказка.
Захлопывается дверь, я погружаюсь в темноту, и пучина отчаяния засасывает меня, как самое гиблое болото.
Глава 24. Вера. Обращение
Первое время ошалело смотрю на захлопнутую дверь, даже не пытаясь бежать за Демьяном. Понимаю, что он не смилостивится.
Это понимание рождается во мне сразу же, как только я вспоминаю его жестокие слова, холодный блеск глаз. Он даже не испытывает ко мне ненависти, скорее вообще за человека не принимает.
Моя жизнь для него лишь разменная монета в борьбе за выживание. Моя кровь послужит спасением для жителей этого дома.
Сворачиваюсь клубком на жестком топчане, пытаюсь согреться. Сначала мне жутко холодно, потом охватывает жар, ползая под кожей.
О, я знаю, что происходит со мной. Я сдалась, но волчица продолжает бороться. Луна зовет ее, ей нужно вырваться на свободу и охотиться в лесу.
Ей это необходимо.
Она готова на всё, лишь бы обрести желанное.
Повинуясь волчице, медленно подбираюсь к двери, накрепко запертой жестокой рукой моего тюремщика. Я должна хотя бы попробовать открыть ее. Сколько можно сдаваться просто так, даже не начав бороться?
Ненавижу себя.
Всплеск ненависти похож на кислотный дождь, разъедающий меня изнутри. Но разве я не заслужила эту ненависть? За что любить себя? Вокруг меня все умирают, все мои близкие ушли в небытие. Я ничего не добилась, испытываю одни лишь страдания.
Царапаю дверь, цепляюсь ногтями за выступающие края, толкаю ее плечом, но добиваюсь только стертых в кровь пальцев и синяков на теле.
Дверь остается неприступной. Никуда мне отсюда не выбраться. Тщетно пытаться.
Но ждать Демьяна? Когда придет вколоть мне иглы в вены и выкачает кровь?
Такой бесславный конец меня ожидает? Или я не дождусь этого, исчезнув с лица земли, словно и не рождалась, когда волчица победит меня?
Она уже этого хочет, шевелится под кожей, ярится, готовится…
Снова опускаюсь на ледяной топчан. Как же здесь холодно. Сердце колотится все чаще, у меня тахикардия. Наверное, сто тридцать на восемьдесят, а сердце больше ста двадцати ударов в минуту.
Могу определить без тонометра по пульсации вены на шее под моими пальцами. Становится сложнее дышать, даже глубокие вздохи и выдохи не помогают обрести спокойствие. Волчица неминуемо, неконтролируемо рвется из меня наружу.
Она взвинчивает накал ярости до предела, понуждая меня неспокойно метаться по мрачному погребу. Бесполезно просить ее уняться. Я отвергла своего внутреннего зверя, как только представилась такая возможность.