Его зовут Ангел

На самом деле меня беспокоит ноющая боль в руке, но я стараюсь не обращать на нее внимание.

– Он сделал это специально, - говорит Ангел.

– Кто? Что?
– я почему-то делаю вид, что не понимаю, о чем идет речь.

– Галанов специально кинул в тебя мяч, - объясняет он.

Я поворачиваю голову в сторону Ангела и замечаю, что он немного выше меня.

– Ерунда, - вздыхаю я, и это правда, потому что бывают шуточки жестче и обиднее.

Мимо проходят наши одноклассники и странно косятся на нас. Наверно, они ошарашены тем, что я с кем-то разговариваю… и что со мной вообще кто-то идет рядом. Обычно меня стараются обходить стороной.

– Почему ты общаешься со мной?

– не выдерживаю и спрашиваю я.

– А почему я не могу общаться с тобой?
– вопросом на вопрос отвечает Ангел.

– Тебе это не выгодно, - я поджимаю губы, и мы выходим на улицу.

– Глупости, - фыркает он.

Я останавливаюсь и со всей возможной серьезностью смотрю на него. Он делает то же самое, только его взгляд скорее обеспокоенный, чем серьезный.

– Осторожней, - предупреждаю я.
– Разговаривая с отбросом общества, ты автоматически становишься таким же.

– Ну и плевать, - пожимает плечами Ангел.
– Тем более ты не отброс.

– Я изгой. И это ясно даже дураку.

– Значит, я тоже изгой.

– Ты хочешь, чтобы над тобой начали издеваться?
– кривлюсь я.

– Почему тебя это так волнует?
– улыбается Ангел, и я не успеваю обидеться, как улыбка меркнет на его лице.
– А если серьезно, то я сам буду решать, с кем общаться, а с кем нет. Мне гораздо приятнее разговаривать с тобой и с Егором, чем с ними.

Я собираюсь сказать, но мимо проходит Астафьев со своей свитой, среди которых есть и Камилла, и как бы невзначай толкает в плечо Ангела, что тот пошатывается назад, но удерживает равновесие.

– О чем я тебе и говорю, - вздыхаю я и смотрю вслед ребятам, которые громко смеются.
– Они замучают тебя так же, как… меня. И Егора. Ты либо с ними, либо против них. Если против, то лучше тебе сразу поменять школу.

– Тогда почему ты не поменяешь?
– спрашивает Ангел.

Я поджимаю губы и пораженчески опускаю голову. Потому что мои родители меня не поймут, если я скажу, что одноклассники меня ненавидят. Они обвинят меня в неспособности общаться со сверстниками и скажут попытаться пойти им навстречу, сделать так, чтобы меня полюбили, стать такой, чтобы меня начали воспринимать, как свою.

Но я не буду этого делать. Не буду общаться с теми людьми, которые открыто презирают меня, и я испытываю к ним ответные чувства. Я не буду улыбаться им, при этом ненавидя. Я не буду притворно милой с ними. Никогда.

Но всего этого я не могу сказать Ангелу.

– Пока, - вместо всего говорю я и иду дальше, не дожидаясь его ответа.

Я возвращаюсь домой в плохом настроении. Все идет не так, как должно идти. Почему моя жизнь терпит изменения? Ведь мне хорошо, когда все на своих местах. Но сейчас... сейчас мир вокруг становится другим, как и я. Я чувствую в себе какое-то непонятное и совершенно новое чувство, когда в нашем классе появился парень со странным именем.

Я не хочу думать обо всем том, что связывает меня со школой. Я переодеваюсь, достаю велосипед и еду на озеро.

Этот день теплый, хотя через неделю наступит октябрь. Прохлада, исходящая от воды, успокаивает кожный зуд на нервной почве, и мне удается забыться. Я выкидываю все плохое из своей головы и погружаюсь в своеобразный транс. Я чувствую, как расслабляется каждая клеточка моего тела. И я улыбаюсь, потому что ощущаю, что свобода духа совсем близко.

Мне хочется, чтобы время замерло, как и все в этом мире, и я навечно смогу остаться здесь. Но нет. Все всегда нужно усложнять. Я вынуждена возвращаться домой, когда мама звонит и спрашивает, где я. Я так и не отвечаю, обещая, что буду через полчаса. Лучше ей не знать, где я пропадаю большую часть своего свободного времени. Тогда она меня точно убьет и начнет читать нотации о том, что мне нужно чаще бывать на людях и разговаривать, хоть с кем-нибудь.

Когда я захожу домой, то слышу удивительную тишину. Никто не кричит, не спорит… Странно. Давно такого спокойствия не наблюдается.

Я осторожно прохожу в гостиную. Папа сидит на диване с вытянутыми ногами и читает книгу. Я приглядываюсь. Детектив. Мой папа. Читает. Детектив. Я каким-то образом оказалась в другой вселенной? Папа не любит читать, он любит считать. Цифры - его призвание. В школе и институте у него были пятерки по математике. Как и у мамы. И оба не могут понять, почему я, их дочь, не дружу с точными науками.

– А где мама?
– осторожно спрашиваю я у папы.

Он нехотя переводит туманный взгляд со страниц книги на меня.

– На кухне. Готовит, - отвечает он и возвращается к чтению.

Моя мама. Готовит. Очередная странность. Она заходила на кухню в последний раз перед тем, как я заболела. А все время, что я была на больничном, готовить приходилось мне, раз я бездельничаю, а родители работают (это с их слов).

Подходя к кухне, я обвиваю живот рукой, так как желудок начинает урчать. Я выглядываю из-за стены и вижу маму у плиты.

– Привет, - говорю я тихо.

Мама вздрагивает и подскакивает на месте.

– Августа!
– выдыхает она и смотрит на меня через левое плечо.
– Не подкрадывайся больше! Так и заикой остаться можно…

Она отворачивается, и я прохожу на кухню, сажусь за стол и откидываюсь на спинку стула, пытаясь расслабиться.

– Как дела в школе?
– интересуется мама.

Я смотрю на ее прямую спину и отвечаю:

– Нормально.

Под этим стандартным ответом я подразумеваю то, что все как прежде, что надо мной по-прежнему продолжают издеваться. Хотя нет, все же кое-что изменилось. Теперь я ненавижу своих одноклассников еще больше. Каждый день, проведенный с ними, лишает меня огромного количества нервных клеток, но придает больше уверенности в том, что я правильно поступаю, не подстраиваясь под них и игнорируя всеми возможными способами.

Так что да, все нормально.

– Выходные сидишь дома с папой, - говорит мама.
– У меня работа. Нужно разобраться с кое-какими документами, - и я не ошибаюсь, когда слышу, что она говорит это без тяжести в голосе.

Каким-то совершенно парадоксальным образом работа является для моей мамы способом расслабления и отдыха. Там она чувствует себя как рыба в воде, а дома ее словно вытаскивают на сушу, и она начинает задыхаться.

Я наблюдаю за мамой. Она отходит от плиты и начинает резать помидоры с огурцами на доске. Затем летит обратно к сковороде, где что-то жарит, и ворчит себе под нос.

– Сделай бутерброды, - говорит она мне.
– Жареная картошка на ужин отменяется.

Я вздыхаю, качаю головой и иду к холодильнику. Внезапно чувствую резкую боль в сердце и останавливаюсь... нет, я замираю, зависаю, не в состоянии шевельнуться. Боль тесно сковывает сердце и сжимает его, а затем начинает стремительно темнеть перед глазами, и я вытягиваю руки, начинаю нелепо болтать ими в воздухе, надеясь за что-нибудь ухватиться, потому что ощущаю, что начинаю падать.

Все происходит стремительно. Последнее, что я слышу, это как мама выкрикивает мое имя.