Его зовут Ангел

И я проваливаюсь во тьму.

Я редко падаю в обмороки, но когда это случается, и я прихожу в сознание, то чувствую себя так, словно меня переехал каток. Доктор говорит, что мне нужно как можно меньше волноваться. Родители знают, что все мои проблемы исходят из проблемных отношений с одноклассниками и, вообще, с людьми. Но ни мама, ни папа не задумывались, что мне не хватает и их. Не хватало. Не хватало больше кислорода. Но это было раньше. Сейчас мои чувства похожи на камень… но за твердой оболочкой, где-то глубоко внутри, я знаю, что есть свет.

Я не просыпаюсь весь вечер, сплю ночь и почти весь следующий день. Я пропускаю субботние занятия. Я не знаю, что родители сказали Светлане Александровне. В этот раз я ощущаю какую-то особенную слабость, когда открываю глаза, но боли в сердце больше нет. Первую секунду мне кажется, что я не дома, что я вообще не я, и это тело не мое, потому что я его не чувствую. А затем, когда зрение ко мне полностью возвращается, я вижу белый потолок своей комнаты, включенный торшер и темноту за окном. Сквозь толстый слой ваты в ушах я прислушиваюсь к окружающим звукам, но не слышу ровным счетом ничего, кроме противного звона в голове.

Я хочу встать. Ничего не получается. Мое тело сражает бессилие, но я не оставляю попыток и раз за разом продолжаю подниматься. Где-то с тридцатой попытки мне, наконец, удается оторвать голову от подушки. Волосы прилипают к лицу, и затылок обдувает приятным едва уловимым ветерком. Стараясь бороться с головокружением, я, опираясь на прикроватную тумбу, встаю. Ноги дрожат, как будто я пролежала месяц, а не сутки. Я жмурюсь, потому что мне тяжело, но не останавливаюсь. В горле вспыхивает жажда.

Я с трудом доползаю до дверей и открываю ее. Прижимаясь к стене, я бреду на кухню. В доме тихо, и я думаю, что родители на работе. Мама, по крайней мере, точно. А вот где папа я не знаю. Может быть, тоже ушел работать, ведь копаться в документах и всяких отчетах гораздо интереснее, чем провести какое-то время со своей дочерью.

Я добираюсь до кухни и наливаю себе в стакан воды. Осушаю его залпом. Наливаю еще и снова осушаю. Теперь мне лучше. Намного.

Когда я иду обратно в свою комнату, так как меня начинает клонить в сон, хоть я и так проспала огромное количество времени, я слышу чьи-то всхлипы в гостиной. Это привлекает мое внимание, и я со скоростью улитки иду в сторону гостиной.

– Успокойся, Ирина, - слышу я надломленный голос папы.

Значит, он дома. И мама тоже. А как же ее работа?

– Она так долго спит, - плачет мама.

Я замираю и пошатываюсь назад, но вовремя успеваю схватиться за стену.

– Она проснется, - говорит папа.

– Знаю, Леша, знаю. Я просто переживаю за нее. Вот почему у нее снова случился этот обморок?! Когда… когда она упала, я подумала, - мама резко замолчала, сделала глубокий вдох.
– Я подумала, что это конец.

Я слышу, как папа тяжело вздыхает.

Мама плачет. Моя мама плачет. Из-за меня. Значит, ей не все равно? Значит, в ее жизни еще есть место для меня? Значит, работа еще не целиком отняла ее у меня?

Я слушаю ее горькие всхлипы, и мое сердце начинает болеть, но как-то по-другому.

Прижавшись головой к стене, я слушаю, как мои родители страдают, и хочу подойти к ним, успокоить. Но я не делаю этого.

Я просто стою и впитываю их боль в себя.

Глава пятая

В понедельник я уже чувствую себя, как обычно, но ничто не способно вытеснить из моей головы мысли о слезах мамы, которые в субботу вечером она проливала из-за меня.

Мне крайне сложно сосредоточиться на алгебре.

Надежда Павловна устроила проверочную работу, и сейчас уже прошло больше половины урока, а у меня даже не переписаны примеры в тетрадь. Но, по правде говоря, эта проверочная заботит меня на данный момент меньше всего.

Я чувствую, как Ангел тыкает меня ручкой в спину. Он всегда так делает, когда пытается привлечь мое внимание, а не зовет меня по имени. Я поворачиваюсь к нему и вопросительно смотрю на него.

– Ты не пришла в субботу, - говорит Ангел.

Я выгибаю левую бровь и не отвечаю, хотя удивлена, что он заметил мое отсутствие.

– Я просто…

Ангел не успевает договорить, как в наш почти-разговор вмешивается Надежда Павловна.

– Вишневская! Самарский!
– громко шипит она, и словно по команде весь класс оборачивается в нашу сторону. Ох, ненавижу, когда так смотрят.
– Разговариваете о чем-то интересном? Может, поделитесь со всеми? Потому что мне тоже любопытно знать, что важнее в данный момент проверочной.

Я тяжело выдыхаю и медленно отворачиваюсь от Ангела. Ну все, двойка в журнал обеспечена.

– Я спрашивал у нее совета, - говорит Ангел спокойным голосом.

Надежда Павловна не ожидает, что кто-то должен ответить. Ее вопрос был риторическим. Я вижу, как лицо учительницы удивленно вытягивается. Ну да, я бы тоже на ее месте удивилась, нет, засмеялась бы, потому что слова Ангела абсурдны. Совет на уроке алгебры? У меня? Да я хуже всех знаю этот предмет в классе!

Надежда Павловна пристально смотрит на Ангела и жаль, что я не вижу его лица. Ее глаза так суровы и холодны, что у меня невольно начинают бегать мурашки по телу. Учительница математики всегда вызывает во мне такое неприятное ощущение.

– Это не место для бесед, - наконец, произносит Надежда Павловна.
– Это школа, и идет проверочная, если вы, молодой человек, не забыли. Возвращайся к работе и не отвлекайся. А если еще раз увижу, что разговариваешь с кем-то, заберу тетрадь и поставлю двойку в журнал. И тебя, - она переводит пронзительный взгляд на меня, - это тоже касается.

Когда Надежда Павловна отворачивается, я опускаю голову и не поднимаю ее до самого звонка, чтобы исключить риск столкновения моих глаз с ее черными и стальными. В конце урока я сдаю ей тетрадь, где смогла решить только один пример из пяти (да и то не уверена, что правильно, хотя все сошлось и получилось), и покидаю кабинет, который ненавижу в этой школе больше всех остальных вместе взятых. На втором месте стоит класс химии. А затем и физики…

На последнем уроке я считаю секунды до звонка. Я не успеваю первой покинуть школу, поэтому, чтобы не слиться с потоком учеников, и чтобы они меня не смогли задавить, я жду, когда коридоры опустеют, и только тогда выхожу на улицу.

Идет дождь, а у меня нет зонта. Если я снова заболею, мама меня точно убьет.

Я вздыхаю и решаю постоять несколько минут под крышей, подождать, когда дождь немного успокоится. Все равно, похоже, я не смогу сегодня поехать к озеру, так как грязно и сыро, так что мне некуда торопиться.