Эхо тоннелей

Стрельников тут же ринулся в сторону плюющегося сизым дымом аппарата. Вслед за начальником тут же поспешил и Антон. Подбежав к мотовозу, Олег Михайлович не поленился и подлез под локомотив в поисках возможного места утечки. Хотя мотор работал, машиниста в поле зрения не наблюдалось. Антон громко крикнул, чтобы привлечь внимание, после этого поднялся в кабину и дал гудок. Только после этого из подсобки показался мужик в грязной когда-то синей спецовке и вальяжной походкой направился к мотовозу.

– Что такое? – лениво спросил он.

Терпение у Стрельникова, и без того отнюдь не железное, уже начало лопаться, и он крикнул:

– У тебя из картера масло хлещет, мать твою в передницу! Почему мотор не вырубил, угробить хочешь?

– Так я масло меняю. По инструкции горячее надо менять, чтоб не загустело, – невозмутимо ответил мужик.

Начальник депо уже не мог найти подходящих слов и только прошептал:

– Ну и народец, ёлы-палы! Хорошо, хоть Громов этого не видел!

Радужный зонтик

Осень в тот год была на редкость красивая. По-летнему тёплое сентябрьское солнце радовало горожан, а в траве, как будто отражением небесного светила, уже третий раз за год расцветали весёлые одуванчики. Стояла безоблачная погода, а листья на деревьях только начали желтеть. Пользуясь столь щедрым подарком природы, местные жители решили продлить купальный сезон, и на городском пляже возле моста через Волгу с утра и до позднего вечера скапливалось множество людей, желавших урвать эти солнечные деньки. Но работникам метрополитена было не до красот ранней осени, и они могли лишь с завистью наблюдать по пути с работы или на работу за прогуливающимся по набережной народом. Перед окончательной сдачей в эксплуатацию каждый день был на вес золота, а огромный кумачовый плакат «Даёшь метро горожанам досрочно!» над воротами Управления выглядел горькой издёвкой. Время шло, но дни всё больше напоминали бег на месте. Если в первую неделю каждая из рабочих смен была наполнена событиями, и к вечеру ты начинал забывать, что же случилось утром, а если и вспоминал, то события, произошедшие несколько часов назад, казались воспоминаниями из далёкого прошлого, то со временем всё новое становилось привычным, и ничто уже не удивляло. Вторая неделя шла проще и быстрее, все уже познакомились друг с другом, не терялись в хитросплетениях коридоров административных и производственных корпусов, знали своё расписание, как будто всю жизнь так жили. День за днём сливались в сплошную пелену, в которой не было ничего достойного остаться в памяти. А если время побежало так быстро, значит, ты уже привык к новому месту, и это привыкание прошло гораздо легче и быстрее, чем Кайрат представлял себе. Иногда ему и вовсе казалось, что он никуда не уезжал, и что не было тех долгих и насыщенных лет, когда он жил и работал в Петербурге. Общение с Алексеем постепенно сходило на нет, и ограничивалось только рабочими и бытовыми вопросами. Впрочем, никто от этого не страдал и не считал себя обделённым. Кайрата немного удивляла обстановка в коллективе: когда он работал в Петербурге, да и когда он ехал сюда, то представлял себе всё иначе, может быть, немного идеализированно. Он воображал коллектив товарищей, сплочённый общим делом и решимостью довести его до конца. Но в действительности этот образ, навеянный старыми советскими фильмами, мало походил на реальность. Каждый был сам по себе, и прежде всего защищал свои интересы. Никто не доверял даже коллегам, не говоря уже о заезжих курсантах, и за внешней вежливостью и доброжелательностью сотрудников читалась мысль: «Ну, и какую подлянку ты мне на этот раз устроишь?», даже если поводов к такому мнению не возникало. Начальство в лице Стрельникова и Пустовалова отдавало заведомо невыполнимые распоряжения, Громов и его помощница делали вид, что всё под контролем, а рядовые сотрудники ругались на жизнь. И всё – только чтобы дожить до выходных и напиться до поросячьего визгу. А дальше – цикл повторяется. Утро, аспирин, плотный завтрак, переходящий в обед, а там – и новый рабочий день. Бег хомяка в колесе и то казался более целенаправленной деятельностью. В сущности, это была обычная жизненная рутина для большинства жителей города. В такой обстановке было сложно заводить друзей, а ещё сложнее – не начать подозревать каждого встречного в чём ни попадя или беспробудно квасить по выходным. Единственное, что удивляло Кайрата, от усталости засыпавшего почти сразу по возвращении с работы, это сколько жизненной силы могло быть в Алексее, что он после рабочей смены мог по-быстрому перекусить в каком-нибудь ресторане фаст-фуда и пойти знакомиться с девушками в клуб. Приходил он уже давно за полночь и спал максимум четыре-пять часов. Обычный человек выдохся бы уже после нескольких дней, а у Красавкина пошла вторая неделя такого режима, и было похоже, что его это нисколько не затрудняет.

Теоретические занятия не сильно напрягали – по сути, это было повторение всего того, что ребята уже знали до этого. С практикой было сложнее, но и она не была чересчур тяжёлой. Скорее, курсанты уставали именно от новизны – ведь они, пусть каждый уже имел опыт работы в метро, впервые сталкивались с такой техникой. И больше всего им хотелось перейти от теории к практике, выйти из-за парты и сесть в кресло тренажёра, а затем – и в кабину поезда. Кайрат смотрел на расписание занятий и думал: «Как же ещё долго до начала практики…» Но вот, однажды утром он взглянул на календарь и удивился, как быстро наступил этот долгожданный день!

Не без дрожи Кайрат зашёл в зал, где находились тренажёры – две отрезанные кабины от вагонов метро типа Е, известных по прозвищу «ёжик», только вместо лобовых стёкол в них стояли компьютерные мониторы. Парень подошёл к невысокому пожилому инструктору, представился и подал лист, где указывалось количество занятий.

– Садитесь, – небрежно бросил инструктор, даже не удосужившись назвать своё имя. Наверное, он полагал, что нашивки «Муртазин Н.Р.» на форме будет достаточно.

Кайрат сделал шаг в сторону тренажёра, но мужчина неожиданно вырос перед ним и встал так близко, что ему стало, мягко говоря, некомфортно.

– На стул, я сказал.

«С таким лучше не спорить», – подумал парень, чувствуя, как ладони покрываются холодным потом.

– Для начала, – продолжил инструктор, – теоретический инструктаж. Правильная посадка машиниста…

– Но я раньше… – начал было Кайрат, но его прервали на полуслове.

– Мне плевать, кем вы были раньше. Здесь вы курсант.

Пока Кайрат слушал его речь о правильной посадке и настройке органов управления, то вглядывался в него и размышлял, кем бы он мог быть. Худой, абсолютно лысый, с безучастным лицом, напоминающим маску. Ему явно чуть больше пятидесяти, но выглядит он плоховато для своих лет. Наверное, это машинист, ушедший по состоянию здоровья с поездной работы и перешедший к преподаванию. Конечно, его суровость можно понять: одно дело – мчаться вдаль по стальным магистралям, и совсем другое – в сотый раз объяснять желторотым недотёпам, как правильно выбирать наклон спинки сиденья. С другой стороны, «тяжело в ученье – легко в бою», и, пройдя через все круги ада во время практики, курсанты могли уверенно чувствовать себя в кабине настоящего поезда. Кайрату было немного странно, оттого что ему снова объясняют то, что он и так уже давно знал, но – с инструктором не спорят.

Трудно было понять, когда Муртазин был в хорошем настроении, а когда – в плохом. Разница, пожалуй, была только в том, что когда он был не в духе, то матерился несколько чаще обычного. Да и общаться с ним было тяжело: к людям он относился сухо и, на первый взгляд, не воспринимал многого из того, что выходило за пределы служебных обязанностей и должностных инструкций. Лишь в конце дня ребята узнали, что его звали Наиль Рустемович Муртазин, но вряд ли эта информация была очень полезной – инструктор вёл себя молчаливо, и содержание разговоров с ним обычно ограничивалось указаниями, что требуется сделать. Но иногда во время занятий у Кайрата проскакивала мысль, что он мог уже знать этого человека, где-то встретиться с ним. Бывает иногда – видишь человека впервые, а тебе кажется, что он уже появлялся в твоей жизни. Вот так и не можешь отделаться от этой мысли, а спросить напрямую неловко. «Я его точно уже видел… – думал Алтынбаев, вглядываясь в суровое лицо инструктора».

***

…Полосатая ограничительная рейка осталась где-то в зеркале заднего вида. Кайрат готов был сквозь землю провалиться: «Ну что такое – то «ползуны» на колёсах сажаю, то вот так…» И снова он пытался сконцентрироваться, снова проходил один и тот же маршрут, стараясь не допускать помарок, но внимательный и беспристрастный компьютер выдавал полный список ошибок по окончании упражнения. Здесь превышение скорости, там пропуск места остановки, а ещё выход из графика, несоблюдение интервала, и прочее, и прочее… Штрафные баллы высвечивались красным, и, в конце концов, когда Кайрат вылезал из тренажёра, его поясница была настолько мокрой от пота, а лицо таким красным, что со стороны казалось, что парень только что вышел из парилки. Трасса метрополитена была гораздо сложнее, чем он предполагал, и, несмотря на весь накопленный опыт, безошибочно пройти её не получалось. Слабым утешением было и то, что Лёшка тоже оказывался отнюдь не безгрешен, но штрафных баллов у него было меньше.

– Молодец! Герой! – Муртазин поднялся по лесенке в кабину после того, как Кайрат сначала превысил скорость на перегоне, пытаясь нагнать отставание, а затем резко оттормозился при въезде на станцию, чтобы остановить состав в нужном месте. – А если бы ты с поездом ехал, знаешь, каких бы дров наломал? Это ведь здесь рейки, а там – вагоны с людьми!

Спорить и доказывать свою правоту было бесполезно. Наиль Рустемович «рубил» и тех, кто ездил куда лучше. На практику на тренажёре отводилось всего двенадцать часов, а дальше инструктора смотрели, можно ли допустить тебя до управления настоящим поездом. Кайрат всерьёз опасался, что все допущенные ошибки припомнят ему в конце практики, а вот Алексей относился ко всему весьма расслабленно. «Если тебя отправили сюда в командировку, то никто не будет менять тебя на другого человека посреди учебной программы. И никто не выгонит, если ты серьёзно не накосячишь или не заявишься на работу пьяным», – рассуждал он и, в сущности, был прав.

Во время практики на тренажёре инструктор частенько «подкидывал» курсантам задачи с подковыркой, с которыми требовалось справиться. Поломки и сбои на метрополитеновском жаргоне назывались просто «случаями», и поиск выхода из «случаев» занимал едва ли не половину учебного времени.

– Почему не собирается схема? – задал очередной каверзный вопрос инструктор, когда Кайрат отчаянно пытался привести в движение виртуальный поезд, выискивая глазами на приборной панели какой-нибудь случайно пропущенный тумблер.

– Не сработали концевые выключатели закрытия дверей! – выпалил он первое, что пришло в голову.

– Перекрыт кран пневмопривода токоприёмников, – торжествующе отрезал инструктор, указывая рукой на причину «случая». – И таким людям мы доверяем нашу технику. Садитесь на своё место. Вы же молодой специалист, должны проявлять смекалку! А не какой-нибудь дед Онуфрий из села Усть-Гадюкино.

Иногда Муртазин демонстративно отстранялся от попыток помощи курсанту. Он просто загружал маршрут в тренажёр, садился в кресло помощника и безмолвно наблюдал за работой будущего машиниста. И от этого пристального взгляда, уставившегося откуда-то сбоку, человеку в правом кресле становилось не по себе, и он допускал одну ошибку, потом следующую. Наиль Рустемович ничего не комментировал, а продолжал безмолвно наблюдать, зная – его выход на сцену будет в самом конце, и именно этого момента все и боялись. Когда программа подготовки на тренажёре подходила к концу, роль инструктора сократилась до «пассажира». Он, нарушая все возможные правила, усаживался вразвалку на левом кресле и начинал лузгать семечки в пластиковый стаканчик. И в один из таких дней Кайрат, отрабатывавший последний час на симуляторе, отвлёкся и прозевал горевший впереди сигнал – два жёлтых огня: виртуальный состав въехал под ограничение скорости, к которому парень оказался не готов. Привычную тишину тренажёрного кабинета разорвал мерзкий звонок сигнализации в кабине. Кайрат нажал на тормозной кран, но было уже поздно – компьютер зарегистрировал превышение скорости. Но это было всего полбеды – от неожиданности инструктор вздрогнул, и все семечки разлетелись по кабине! Стряхнув шелуху с кителя и изрыгая самые чёрные проклятия в адрес курсанта, покрасневшего, как воспитанница института благородных девиц, Муртазин встал со своего места и рявкнул: «Война уже закончилась, товарищ камикадзе! Таранить никого не надо! И с контроллером аккуратнее обращайтесь! Вы, извините, не хрен дёргаете!»