Эхо
Шрифт:
Бобыля очень обрадовал прилет вертолета, ему понравились пилоты, охотники, он даже хотел попроситься в машину, чтобы показать тот распадок, куда уходили отпугнутые им звери, да вот раскричался некстати, навел критику и сам же себя наказал. Молчать бы надо. Но молчать Бобыль не умел. Все не так делалось вокруг него, все поперек. Ему нравились слова «забота», «условия», а еще больше часто повторяемые другими фразы, которые он выучил наизусть и к месту и не к месту выкрикивал их, размахивая руками. Это ему нравилось.
Бобыль шел в противоположную сторону от лежек зверей не потому, что боялся попасть под выстрелы, –
– Приготовиться! – крикнул второй пилот, спрыгивая в пассажирскую кабину.
Он распахнул дверцу, укрепил ее так, чтобы не захлопнулась. Кабина вмиг промерзла, и жестокие потоки ветра хлынули в распахнутый проем, ослепив и оглушив на миг. Кеша не торопясь надел и застегнул несколькими замками широкий пояс, напрочь соединенный с вертолетом стальным тросиком в мизинец толщиной, лег у левого края двери на бок, прикинул к плечу карабин и стал внимательно глядеть за борт. Мы со вторым пилотом полулегли на сиденье у иллюминаторов, с которых сняли плексигласовые окошки.
Вертолет, почти касаясь брюхом вершинок деревьев, шел вдоль широкой падушки. Тут где-то в густом молодом еловом подгоне, в зарослях непроходимых кустарников залегли волки.
Бобыль водил сюда Шурку. И они долго следили с сопки над падушкой, выискивая лежки. Бобыль видел их и, считая, показывал Шурке. Шурка не увидел ни одного волка и лежек их не разглядел, но места, указанные Бобылем, запомнил. На них и выводил вертолет.
Волки лежали прочно. Первый заход ничего не дал. Тогда командир, снизившись, вошел в падушку и, почти касаясь колесами снега, помчался по пси, оглушая все окрест грохотом и воем.
Тайга летела перед самым лицом, казалось – ветви хлещут по обшивке. Стало муторно, и на миг ушло сознание.
Еще момент, и вертолет влипнет в частолесье. Но командир выдергивает машину, взмывая в небо.
– Нет их там! – кричит на ухо второй пилот.
– И не было! – орет Борис и поднимается с пола. Лежал за спиной Кеши, страховал.
Но в это время что-то кричит командир, и второй влетает к нему в кабину и так же стремительно скатывается к нам.
– Подняли! – Он уже плюхнулся на сиденье подле иллюминатора, изготовился к выстрелу.
Молодой волчишка, не выдержав нашей атаки, оставил лежку и теперь мчит вниз по падушке к руслу Турулаиды весь как на ладони.
Командир закладывает вираж, и нам хорошо виден зверь. Мосластая парнишковая стать, длинные и оттого неуклюжие ноги (но несут они его быстро), чуть вжатая в лопатки шея, и во всем неудержимый страх.
– Как реактивный прет! – успевает выкрикнуть Боря, и перед нами только небо, только далекие перистые облачка. Когда и распогодило – не заметили.
– Что он делает! – сердится Кеша, готовый к стрельбе.
Но в следующий момент мы понимаем маневр командира. Из буерака вырывается еще один зверь и мчит что есть духу за волчишкой. Бег этого зверя точен и красив. Могучее тело стелется над землей, мощно, в каком-то удивительно расчетливом, и согласном ритме работают попеременно сдвоенно передние и задние лапы. Волк набирает скорость могучими толчками мышц, но этих толчков не улавливает глаз.
Командир, чуть накреняя
машину, выводит Кешу на выстрел. Но зверь, словно бы почувствовав это, меняет направление и уходит под брюхо вертолета.Еще маневр. Теперь нам видны оба волка. Матерый, сбив молодого со стремительного бега падушкой к руслу Туруланды, уводит его в узкую долину ручья. И тот уже не мчит сам по себе, абы унести ноги, но подчиняется старшему.
– Хитрюга, сволочь! – орет Кеша, до пояса вывалившись за борт, и стреляет.
Хрясь! Хрясь!…
– Мимо! Мимо! – орет истошно Борис.
– Возьми левее! – кричит Кеша командиру.
Второй запрыгивает в кабину. И машина резко меняет куре, сваливаясь влево.
Но волки успевают достичь узкого каньона ручья и бегут по нему, мелькая сквозь разнолесье.
Ручей невелик, с километр, не больше, а там снова чистое место, склон каменистого распадка, почти до краев занесенного снегом. Это хорошо видит командир, не отпуская волков, гонит по ручью. В голове все перемешалось, руки дрожат, пот заливает глаза, нечем дышать. Никакой не стрелок я в таком состоянии. А Боря, словно бы и понял, выхватил из рук карабин, оттиснул в угол.
Гремит, сотрясается, вот-вот развалится наша видавшая виды машина. Поднимаюсь в пилотскую. Снова простор на три стороны. Слева громадные пустые тундровые покати, справа редколесье тайги и широкое поле Туруланды. Впереди узкая змейка покрытого крепкими наледями ручья и распадок, рассекающий еще одну чистую покать вершинных тундр.
И под самым стеклянным колпаком вертолета два стремительно мчащихся к своей гибели зверя. Я знаю, как стреляет Кеша. И то, что смазал он, не случайность. Боялся, не пойдут по ручью волки. Он эти места знает. Загнал их в ручей. Хочет добыть обоих.
– Скажи командиру, – кричит мне второй, – не спешил чтобы! Надо гнать по распадку. А у гольцов вывести на выстрел.
Я передаю. Вижу и распадок, и гольцы, и волков, которые, словно подчиняясь задуманному людьми, уже стелются вдоль распадка по левому его срезу. Над правым громадным козырьком застыли снежные задувы. А левый – гладкий и удобный для бега. Звери заметно увеличили скорость, но вертолет по-прежнему висит над ними.
Командир снижается, еще сокращая расстояние. Я отчетливо вижу волков. Впереди волчица…
Мне становится не по себе. Я забываю вдруг про то, что мы сюда прилетели специально на волчью охоту, что стая, если ее не отстрелять, учинит в стадах кровавую бойню, что могут пострадать и люди: Бобыль, Васька, Шурка с Таней, их дети… Сейчас мне мучительно хочется одного: чтобы эти двое спаслись.
Вовсе не от страха вымахнула из скрытни волчица. Мать поняла всю нелепость поступка своего ребенка, страсть защитить его, увести из-под выстрелов заставила это сделать.
До боли сжимая скулы, я едва удерживаю крик отчаяния, все во мне всколыхнулось, все панически закружилось, толкая на какое-то страшное безрассудство, лишь бы только остановить эту охоту. Любой ценою! Любой!… Я протестую!…
И вдруг волчица с полного бега делает стремительную скидку. Большое тело, вмиг подобранное, ядром перелетает через распадок, исчезая в сугробе под толстым козырьком надува, туда же летит и ее ребенок. Подрезанный двумя тяжелыми ударами наст срывается с места, и снежная лавина скрывает следы звериной скидки.