Экипаж боцмана Рябова(Рассказы и повести)
Шрифт:
— Это что-то на судне, да? — не очень уверенно сказал Вяча.
— Не что-то, а такая жердь на носу корабля, — сказал Егор. — Вроде мачты, только она не стоит, а лежит и, будто пушка, нацелена вперёд. И от неё идут кривые паруса.
— Не кривые, а косые, — поправил боцман. — Они называются кливерами.
Когда они вернулись к ялу, Антон и Ян уже отремонтировали мачту и примеряли её к гнезду в килевом брусе.
— Молодцы! — похвалил боцман.
Он вытащил из рюкзака журнал и показал Вяче и Егору фотографию парусного судна.
— Где бушприт?
Егор и Вяча одновременно
— Теперь знаете, какой бушприт. Вот и приступайте к работе. А Антона и Яна назначаю вашими помощниками!
Антоша улыбнулся, а Вяча заявил:
— Мы и без них справимся. Правда, Егор?
— Попробуем, — без большого энтузиазма отозвался Егор.
Они работали долго, по очереди орудуя топором и рубанком, и наконец доложили боцману:
— Степан Иванович, бушприт можно ставить!
Докладывал, конечно, Вяча. А Егор лишь довольно улыбался.
Устанавливали бушприт всей командой после обеда, приготовленного на костре Антоном и Яном.
— Теперь приступим к окраске, — сказал боцман.
Четыре матроса — четыре шкрабки, четыре щётки, четыре кисти, бочонок красной краски да две банки белил.
Яхтсмену Яну красить борта было не впервой. Ловко орудовали кистями и Антон и Егор-Беломор. Зато Вяча к каждому мазку добавлял пару глубоких вздохов и по крайней мере полторы дюжины капель пота — на лбу, на носу и на шее.
А каким красавцем выглядел ял после старательной окраски!
И только боцман чуть хмурился, глядя на обновлённое судёнышко:
— Ял с бушпритом… гибрид на удивление. А может, на смех морякам? Но ничего, вместо яла-шестёрки будет наш шлюп. Так и будем его называть.
Наступило время дать шлюпу достойное имя.
— «Адмирал Нахимов», — раньше всех предложил Вяча.
— Очень уж громко для маленького шлюпа, — заметил Антон.
— Давайте назовём шлюп «Юный спортсмен» или «Старт». — Яну, заядлому яхтсмену, хотелось, чтобы шлюпу дали спортивное название.
— «Стартом» назовём, а какой ещё финиш будет, — рассмеялся Вяча. — А вот название: «Стрела»!
— Наш шлюп как стрела не полетит, — уныло заметил Егор.
— С парусом он хорошо пойдёт, — оживился Ян.
— А меня, старого морячину, что-то на лирику потянуло, — включился в спор Степан Иванович, выбивая о каблук сапога трубку. — Вон смотрите, кто над нами кружит.
Мальчики подняли головы.
— Ласточки.
— Ну и как? Плохое название?
— «Ласточка»… — Антоша вопросительно оглядел ребят. — По-моему, хорошее название.
— Я согласен, — сказал Вяча.
— Отличное название! — согласился и Ян.
На том и порешили: назвать шлюп «Ласточка».
— А теперь нам ещё свой вымпел нужно придумать, — заявил Вяча.
— Это верно! — поддержали его ребята. — Вымпел обязательно нужен. Только какой?
— А если такой, — сказал Ян, который перевидал вымпелов столько же, сколько яхтенных парусов. — На удлинённом голубом треугольнике, как в небе, — белая ласточка. Белая, потому что она освещена солнцем.
— Что же, хороший будет вымпел, — одобрил боцман. — Мы его на грот-мачту повесим. А на корме — красный с серпом и молотом государственный советский флаг. Сегодня дома с Егором да с Ириной
Григорьевной и соорудим. — Помолчав, он заговорил снова, начав со своей любимой прибаутки: — На пеньковом конце четыре узла — четыре матроса, боцман один, капитан в уме. Итак, «Ласточка» — на добрые дела для людей. Моё правило: ни дня без доброго дела. И весёлое, ободряющее слово — тоже доброе дело. Якорь поднят. Отдать швартовы! Антон, пиши на борту шлюпа название «Ласточка».Задорно насвистывая «Юного барабанщика» и как будто ни о чём не думая, Вяча Полянкин неторопливо шагал по набережной Северной Двины. Нет, конечно, ни о чём не думать Вяча не мог. Он думал о предстоящей завтрашней поездке к Новодвинской крепости. К той крепости, под огонь пушек которой Иван Рябов посадил на мель вражеские шведские корабли. В воображении мальчика Новодвинская крепость представлялась неприступной твердыней.
Казалось бы, когда, как не теперь, наслаждаться щедро палящим солнцем, которое в Архангельске и греет-то как следует месяц-два в году, любоваться простором сверкающих вод Северной Двины, которая скоро опять забушует штормами, а потом покроется шугой и надолго застынет, коварно заполненная ледяными заставами, восхищаться великолепными океанскими теплоходами, стоящими у причалов и на рейде! Но Вяча сейчас не видел перед собой ни реки, ни солнца. Ему чудились картины парадов «потешных» петровских полков, приезд Петра Первого в деревянный Архангельск, закладка корабельной верфи в Соломбале и спуск на воду первого русского корабля.
Но вдруг его внимание привлекла стоящая неподалёку необычная автомашина-фургон. Из машины выгружали какие-то ящики и аппараты, похожие на киносъёмочные.
«А вдруг?! — насторожился Вяча. — Как бы узнать?..»
Набравшись смелости, он решительно подошёл к машине и спросил у мужчины, который показался ему главным:
— Скажите, пожалуйста, это киноаппарат?
— Киноаппарат, — мельком взглянув на мальчика, ответил мужчина.
— А вы кинооператор?
— Главный кинооператор.
— И будете снимать картину?
— Будем снимать картину.
— А можно узнать — какую?
Главный кинооператор теперь уже внимательно смотрел на Вячу.
— Очень ты любопытный! Ну, будем снимать «Сказание об Иване Рябове». Ты слышал об Иване Рябове?
Вяча был в восторге: с ним разговаривал, уже не просто коротко отвечал на вопросы, а именно разговаривал кинооператор, и не простой, а главный. И Вяча поспешил его заверить:
— Да я, товарищ главный кинооператор, знаю даже, когда он совершил свой подвиг, спас от шведов наш Архангельск. Двадцать пятого июня тысяча семьсот первого года.
Кинооператор смотрел на Вячу уже с удивлением.
— Правильно? — спросил Вяча.
— Правильно, — подтвердил кинооператор, хотя точно не помнил даты подвига лодейного кормщика.
— А где вы будете снимать? — поинтересовался Вяча.
— Есть тут такое Заостровье. Натура подходящая. Вот туда сейчас и поедем. Это для начала. А потом будем снимать у крепости. Там декоративное подобие возводится.
Попрощавшись со своим новым знакомым, Вяча стремглав понёсся к Антоше Прилучному.