Экипаж специального назначения

– Вперед!

Поднимаюсь и сам иду вперед, вместе со своими, отсекая короткие очереди из своего «штурмгевера». Наша тактика – модифицированная Сталинградская, когда лучшая армия в мире собственной кровью начала открывать жестокие законы ближнего боя [25] . Огонь и движение. Передвижение без огня – безумие. Огонь без движения – все равно что отступление. Расход патронов при такой тактике адский, но это плевать, все перемещения прикрываются огнем, потом в ход идут гранаты. В Сталинграде лучшей показала себя тактика, когда пулеметчик с двумя автоматчиками по бокам идет вдоль коридора, ведя не предусмотренный никаким пехотным уставом огонь из пулемета с рук, автоматчики поддерживают огнем, реагируют на вновь появившиеся цели и прикрывают перезарядку. Потом эту тактику немного изменили – штурмовые отделения разбили на пары, сдваивание в атаке теперь не только не запрещено, но и необходимо: два стрелка идут рядом друг с другом, работая право-лево, прикрывая друг друга при перезарядке, в этом случае сектор огня у каждого вдвое меньше, соответственно, меньше и время реакции на появившуюся цель, а это серьезное тактическое преимущество. Пробовали даже тактику троек, только без пулемета, когда у каждого бойца сектор обстрела всего шестьдесят градусов, но за базовую приняли именно двойки [26] . От троек отказались в связи с нехваткой людей…

25

На самом деле многое в тактике ближнего боя происходит из опыта уличных боев в Сталинграде. Сначала эта тактика была осмыслена немцами, а потом развита американцами, которые позаимствовали из опыта Вермахта практически все.

26

Описанные тактики имеют место в реальности. Тактика двоек– американская, троек– советская, отработанная при штурме городов Восточной Европы.

Сам налет на лагерь – действие быстрое, занимает две-три минуты. Идешь вперед, поливаешь огнем свой узкий сектор, уничтожая все появившиеся в нем цели. Стреляешь до тех пор, пока цель не упадет. Медленное, шагом, ни в коем случае не бегом продвижение вперед и стрельба. Обычная тактика.

Сближаемся с самим лагерем. Те цели, которые мы видели с гребня, много раз сбиты, но постоянно появляются новые. Сбиваем и их.

Разрыв и еще один, поднимающие столбы земли, говорят нам о том, что дело закончено. А если и нет, все равно надо сматываться. Партизанские лагеря здесь расположены плотно, и один – при нападении – может оказывать другому помощь минометным огнем, что сейчас и происходит. Минометы и мины сбрасывают местным бандитам англичане и американцы с ночных бомбардировщиков, вылетающих с африканского побережья и с Ближнего Востока. И ни один командир не будет лишний раз рисковать жизнями своих людей при минометном обстреле. Миномет нельзя победить.

– Отход! – ору я.

Выдергиваю ракетницу, даю ракету. Та с шипением взмывает в небо, раскрывается зеленым цветком.

– Отход! Назад!

Стоя на колене, прикрываю отход, машинально считая своих людей, пробегающих мимо. Восемь. Это хорошо – потерь нет…

То тут, то там взрываются мины. Свист пуль. Наша группа ждет меня на тропе… Только Микаэль додумался, что мой отход тоже надо прикрыть. Ведет редкий огонь по лесу и по остаткам лагеря.

– Двигаем!

И мы побежали вверх по знакомой тропе…

Основными компаниями, занимающимися обеспечением безопасности и вербовкой персонала для других компаний, как говорят в индустрии, «подрядчиками второго уровня», были ГАМА, БИГА, «Аларм Вест», ИПОН, «Сворд», «Лауфер», «Кипос 007» и «Сектор Секьюрити». Их основными задачами были вербовка персонала для западных компаний, подготовка и переподготовка, в последнее время сильно развивался военный туризм – это туры для богатых европейцев, позволяющих почувствовать себя крутыми боевиками. Босния и Герцеговина были хороши как база частных военных компаний сразу по нескольким причинам. Во-первых, неопределенный правовой статус и несколько правительств (в Боснии и Герцеговине их три, при том, что денег не хватает и на одно) в сочетании с крайней нищетой этого края вынуждают правительства, основанные по Дейтонским соглашениям, закрывать глаза на не совсем законную деятельность. Во-вторых, здесь огромное количество оружия и боеприпасов практически без контроля – начиная от жилетного пистолета и заканчивая 82-миллимиметровым минометом и 20-миллиметровым «Эрликоном», который в армии Югославии был за орудие ПВО. Патроны тоже доступны – и старые запасы, и под боком ПРВИ «Партизан», одна из лучших патронных мануфактур Европы по соотношению цена/качество, выпускающая от общеизвестных калибров до таких, как 7,92*57 «маузер» и еще более редкого 7,92*33 – под германский «штурмгевер». В-третьих, полно людей с боевым опытом, которые не имеют работы и могут как вербоваться задешево, так и выступать в качестве инструкторов. В-четвертых, эти люди имеют навыки обращения с оружием советского и югославского стандарта. Последнее важно еще и потому, что в саддамовском Ираке оружейную промышленность ставили именно югославы, и их автомат «Табук» – это копия югославской «Заставы». В-пятых, американские спецслужбы пустили здесь корни еще с девяностых, когда не стало СССР – основной и экзистенциальной угрозы миру, – девяностые американские рыцари плаща и кинжала пережидали или в Колумбии, или здесь. И переждали…

Горан вывел меня на ГАМА Сигурность, одну из крупнейших компаний сектора в БиГ – так принято называть Боснию и Герцеговину. У нее были собственные тренировочные центры в горах и инструкторы на постоянной занятости. Пока мои морпехи тренировались на марингардов, я сам взял курс «ваффен-СС». Здесь было полно старого немецкого оружия, в том числе легендарные «МГ-42», немецкие пулеметы [27] , от которых происходят современные единые пулеметы НАТО, винтовки Маузера, «ФГ-42» и легендарные «штурмгеверы». Последний я и взял напрокат, чтобы на несколько дней ощутить себя фашистом.

27

«FN MAG», ставший фактически стандартным пулеметом всего НАТО, происходит от «МГ-42». Он настолько похож, что некоторые детали взаимозаменяемы. Удивительно, но значительно менее успешный американский «М60» также имеет в основе немецкую винтовку– только «ФГ-42», а не «МГ».

Ощути себя фашистом. Звучит, а?

Зачем мне это? Ну не торчать же, как идиоту, в горах и не мешать людям своим присутствием. Чего-то новое узнаю, развлекусь…

Имитация спецоперации против партизан завершилась как нельзя успешнее. Если кого-то интересует, роль партизан и их американских советников выполняли магазинные манекены из пенопласта, соответствующим образом раскрашенные и с деревянным оружием вместо настоящего, дешево и сердито. Стреляли мы настоящими боеприпасами, не холостыми, что довольно опасно. Тем не менее обошлось без ЧП. Отстреляв упражнение, мы отступили к бронетранспортеру (тоже почти аутентичному, хотя и чешскому), и он доставил нас на базу под рокот дизеля и шум гусениц. Максимум, что нам угрожало в том выходе, – если БТР перевернется на горной дороге…

Прибыв на базу, мы вычистили оружие, просмотрели учебный фильм, а потом до вечера занимались с инструкторами индивидуально. Мне приходилось скрывать свои навыки – в конце концов, тут были в основном гражданские, – но шила в мешке не утаишь. Поняв, что я неплохо обращаюсь с автоматом, для меня достали второй пулемет. Они, кстати, производились в Югославии до шестидесятых, причем под германский винтовочный патрон. Конец дня я посвятил изучению этого пулемета и стрельбе из него. Получилось неплохо – скажу для кого-то святотатственную вещь, – но лучше, чем из «ПКМ». Конечно, он не такой легкий и удобный, как «ПКМ», но точность однозначно выше – метров с семисот первая же очередь уходит в ростовую мишень, и это с незнакомого оружия. Теперь понятно, почему этот пулемет так популярен, почему его приняли на вооружение пять десятков стран мира, и еще в десятке он в разное время производился, а в некоторых, таких, как Судан, Турция или Пакистан, и сейчас производится. Понятно и то, с чем имели дело наши деды.

Потренировавшись в перезарядке и перемещениях с позиции на позицию с быстрым открытием огня, я сжег несколько лент. Потом мы снова объединились и прослушали краткий курс по использованию зенитной установки «Эрликон». А уже потемну устроили стрельбы из нее. Зрелище, конечно, потрясающее: трассеры, размером с футбольный мяч каждый, плывут к горе и там разбиваются огненными брызгами. Нам поставили как мишени несколько канистр с бензином – по одной на каждого. Я свою разбил…

Поздним вечером мы, как заправские фашисты, устроили ужин у костра. С мясом и шнапсом. Правда, шнапс быстро отставили в сторону из-за того, что он вонючий, и перешли на местную палинку, которая была намного лучше.

Пели песни. Нет, не так – горланили песни. Принявшие на грудь мужики не поют, они горланят. Знаете Лили Марлен?

Aus dem stillen Raume,Aus der Erde GrundHebt mich wie im TraumeDein verliebter MundWenn sich die sp"aten Nebel drehnWerd’ ich bei der Laterne steh’nWie einst Lili MarleenWie einst Lili Marleen [28] .

Эту песню пели солдаты с обеих сторон фронта… точнее, фронтов той страшной войны. Ее пели те, кто понимал, что, скорее всего, никогда не вернется домой, что он загинет навсегда в этой человеческой мясорубке, начавшейся оттого, что кто-то не хотел жить в мире. Просто не хотел жить в мире и решил, что вместо того, чтобы развязывать узел, проще по нему рубануть.

28

Неточный. Но, на мой взгляд, самый лучший перевод:

Что за наважденье –

Из земли сырой

Губ твоих веленьем

Я встаю живой.

В дымке вечерняя заря,

И я опять у фонаря –

Как встарь, Лили Марлен.

С тобой, Лили Марлен.

Рубанули….

А ведь если бы не ядерное оружие, и мы бы сейчас сидели где-нибудь в полуразрушенном доме, стены которого все еще способны защитить от пуль, конечно, не крупнокалиберного пулемета. Сидели бы и пели эти песни…

Стало тоскливо и тошно. Хотелось плакать, отвратительно и мерзко плакать, по-пьяному плакать. Я был отвратителен сам себе, и что-то такое было внутри, в груди… какой-то холод. В голове крутилось: «Славных прадедов и дедов правнуки поганые…»

Что мы творим. Что мы, б…, творим?! Что мы, у…ки конченые, творим?!!!

Я видел перед собой как наяву желтый шар фонаря в тумане и черный силуэт женщины, ждущей того, кто уже никогда не вернется с фронта. Возможно, они скоро соединятся, если над городом появятся бомбардировщики и прольют на город дождь из зажигательных бомб…

Мы сидели в самом центре Европы у костра. А тысячей-другой километров восточнее горел костер новой войны, который вполне мог превратиться в пламя, подобное тому, что когда-то пожрало полконтинента. Кто-то умирал от голода в осажденных городах. Кто-то клялся умереть, но не пропустить. Кто-то деловито набивал рожок задубевшими от холода пальцами. Кто-то пытал и убивал в застенках нового гестапо. А кто-то так же, как и мы, сидел у костра, пытаясь согреться на холодном ветру, который унес навсегда несправедливый и несытый, но все-таки мир…