Экипажи готовить надо

"Этот готов", - подумал Иван, чувствуя все тот же противный холод на спине и на затылке.

А пока что Женя Петухов принялся выкрикивать свои довольно бессвязные доказательства, что это-де он, Женя, виноват, что у девчонки нога… это самое. Он не научил пионерок по компасу ходить. Потому что вообще не любит он с девчонками возиться…

Пока он это выкрикивал, Иван пытался как-то встряхнуть старшего:

– Плюнь ты на эти пленки! Сам-то ведь цел, и язык у тебя подвешен что надо… Встань и расскажи.

Но похоже было, что Юра впал в настоящий транс, сделался ко всему равнодушным, безучастным. И, конечно же, его можно было понять. Исчезло его детище, плод долгого труда, исчезла надежда…

"Ну, дела-а, - подумал Иван.
– Самого Юру надо спасать… А ведь мучился, поди, колебался, шутка ли, решиться на такое!.. Ничего не скажешь - неожиданный, ловкий нокаут! Вот ведь сволочи, как устроили! Ну, подонки! Ну, обложили со всех сторон, как медведя, гляди - затравят! Гляди - с землей сравняют, из лагеря вышибут! Ишь ведь, как сделано! Продумано! Как по нотам!.. Ну да ни черта, еще поговорим! Хватит, поиздевались! Коль умирать, так с музыкой!.." - Иван недобро усмехнулся, чувствуя, как весь наливается веселой яростью.

– Слова!
– гаркнул он на всю столовую, так что вмиг стихло кругом.

И, не дожидаясь, дадут ли, не дадут ли слова, начал:

– Сижу и диву даюсь, какой у нас начальник молодец! Какой организатор! Какой режиссер и какой великий актер!

Члены комиссии опять заперешептывались, начальник лагеря сокрушенно покачал головой.

– Не замазывайте людям глаза, Князев! Хотя вас можно понять. Вы замазываете потому, что вы в страхе. Но дрожите вы не за дело, которому вас обязали служить, нет! Вы дрожите за себя, за свою курортную жизнь. И наплевать вам на пионеров, на все на свете. Никакого дела вам до того, что ребятишки изнывают за этими заборами, как в заключении! Вы-то прекрасно себя чувствуете. Еще бы! Сколько озона, зелень кругом, птички поют, пляжи с хорошим песочком, вино и женщины - ну, рай, да и только! А тут кто-то хочет заставить вас шевелить мозгой, тратить энергию, пребывать в беспокойстве, ночами не спать, похудеть, чего доброго! О, это вы сразу же поняли и испугались. А страх породил злобу. Тогда-то вы перестали брезговать средствами, вы дошли даже до клеветы!

– Видите, что делается, видите, - тяжело багровея, бормотал начальник лагеря.

– А почему вы не спросили о походе старшего вожатого? Почему? Он ведь тоже был. И даже фильм снял. И даже проявил и смонтировал его. Ночами не спал, хотел поспеть к этому педсовету. Где этот фильм, Князев? Не скажете?

– Я попрошу по существу и без оскорблений, - предупредил председатель завкома.

– Меня оскорбляли, я молчал, потерпите вы!
– возмутился Иван.
– Так вот о том, что было в фильме, расскажет он.
– Иван хлопнул по неширокому плечу Юрия Павловича, от чего тот вздрогнул.
– Расскажет членам комиссии, расскажет на заводе, везде, где надо, о ваших делишках, Князев. Он знает, он бывал на этих ваших "днях рождения". Но это потом. А теперь по существу… Ишь ведь, наплели тут на меня, собрали все в кучу! Дети поцарапались… Да какие же дети без царапин?.. Мальчишки в омуте купались, ах-ах-ах! А ты иди, Филимонов, спроси самих мальчишек, плохо им было или хорошо? Слезы крокодильи распустили: ногу девочка повредила, калекой станет… Да нынешние медики вон головы скоро станут пришивать, а чтобы растяжение сухожилий не вылечили, это, знаете, специально придумать надо! Тоже и насчет Люси Ивановой… Эта девочка, если хотите, моя гордость! Привела ее мать в отряд заморышем, а теперь посмотрите на Люсю! Сходите и посмотрите! Я не хочу тут заниматься похвальбой и уверять, что все гладко у меня. Ошибки есть. С теми же перекатами на Китиме… Надо было разведать. Тогда не случилось бы крушения. Ничего страшного, правда, не произошло, но могло произойти. Тут моя ошибка. И еще были ошибки… У вас их, разумеется, не будет, потому, что не бывает ошибок у того, кто ничего не делает… А теперь насчет моего "морального несоответствия"… Ишь ведь опять как выдано! Мол, не я, а Кувшинников распутник! Выследили - в палату зашел… Правильно сказала Татьяна Георгиевна - грязь это! Все ваши намеки и домыслы - грязь! Облили вы помоями и меня и эту девушку. За такие вещи, Князев, морду бьют!..

Тут в президиуме и во всей столовой поднялся такой шум, что Иван махнул рукой и сел на свое место со скверным ощущением, что говорил плохо, говорил не то и не так, что самые важные мысли и доводы придут потом, когда уже будет поздно…

Шум в столовой стоял невообразимый, члены комиссии жарко спорили между собой, Князев сидел багровый. И вот слова попросила Анна Петровна.

– Слово предоставляется, - встрепенувшись и как бы приободрившись, с любезной улыбкой на губах сказал начальник лагеря, - педагогу третьего отряда, одной из старейших работниц лагеря, Анне Петровне… Пожалуйста, Анна Петровна.

– Я постараюсь быть краткой, - дождавшись тишины и откашлявшись, начала Анна Петровна.
– Отношения у нас с Иваном Ильичом, как тут уже говорилось, сложились не совсем так, как это должно быть между вожатым и педагогом одного отряда. И, я уверена, не по моей вине. Ивану Ильичу не хватает, порой, сдержанности, чуткости, такта. Вот и в случае с девушкой… Хотя я уверена, что ничего дурного ни он, ни она допустить не могли, все-таки в палату заходить не стоило. Это шаг необдуманный, все та же, я бы сказала, неразборчивость, неделикатность, что ли…

– Распущенность, - подсказал Князев.

– Но!..
– Анна Петровна сделала паузу и продолжала: - Но я считаю, что беды тут большой нет. Иван Ильич человек молодой, почаще надо говорить ему в глаза о таких вещах, а ему самому крепко подзадуматься над некоторыми своими словами и поступками. И дело, думаю, поправимое. Теперь о главном… Вы знаете, товарищи, несмотря на то, что отношения у нас были часто натянутыми, я бы с удовольствием поработала с Иваном Ильичом еще. Повторяю - с удовольствием.

Князев удивленно смотрел на Анну Петровну.

– …Мы зачастую только говорим, что детям надо прививать любовь к родному краю, обогащать их души контактом с природой, а Иван Ильич как-то пытается это осуществить на деле. Мы много разглагольствуем насчет того, что молодое поколение надо воспитывать в труде, в действии, а Иван Ильич пытается это осуществить. Правильно или неправильно, успешно или нет - другой разговор. Но - пытается. То же можно сказать об элементах военно-патриотического воспитания… Это ночное ориентирование, товарищи, оно же прямо необходимо будущим защитникам Родины! Я не новичок в воспитании, давно учу ребятишек, и, понимаете, пришлось-таки мне признать, что его начинания интересны. К ним надо присмотреться, а может, чему-то не грех и поучиться. Вот какой вывод сделала я для себя, честное слово! И последнее… Кувшинникову от природы дано быть педагогом. Да, я не боюсь сказать так. Это в нем стихийное, что ли, грубое, ну, как неотесанный кусок гранита… Но оно есть. Заканчивая, я обращаюсь к членам комиссии: пожалуйста, осторожнее! Повторяю, у парня талант педагога, а это большая редкость. Надо сделать все, чтобы поддержать его. А вот насчет вашего "морального соответствия", Василий Васильевич, очевидно, пора говорить. Слухи были в лагере и в прошлом году, и в этом. Слухи, конечно, есть слухи, хотя и они зря не появляются, Но если всплыло на поверхность, как я поняла, то комиссии, по-моему, стоит разобраться.

Тихо стало в столовой. У Князева был вид обиженного ребенка. Члены комиссии посовещались, и председатель завкома сказал:

– Комиссия просит вас, Василий Васильевич, перенести окончание педсовета на завтра. Нужно кое в чем разобраться…

А поздно ночью в беседку к Ивану - так они условились - пришел секретарь Кеша и сообщил ему о результатах "закрытого совещания в верхах", как он выразился.

– Только не падай духом и не горячись, - предупредил Кеша, опускаясь на скамейку рядом с Иваном.

– Мне все ясно, можешь не продолжать-сказал Иван.

– Я тебя понимаю и убежден, что в главном ты прав. Больше того, заверяю тебя… вот на будущий год встанет вопрос о старшем вожатом, руками и ногами буду за тебя! Но на эту третью смену решили тебя заменить… Шумели часа три, дым коромыслом, охрипли все… Я за тебя дрался, как мог. А что я мог, скажи? За что ни хвать, фактов-то нет, а у Васи факты. Ведь на два килограмма похудели твои пионеры - шутишь? На две тысячи граммов! А то, что у них извилин прибавилось в мозгу, доброты в душе, чувства их стали тоньше, так это же не взвесишь на весах! Ну, а с Ириной… - Кеша покачал головой.
– Сглупил? Сглупил. Дал Васе в руки такой факт! Как ни крути - недопустимо, и все тут!

– Да ничего же не было, Кеша!
– поморщился Иван.
– Я же объяснял Князеву. Зашли, взяли куртку, а потом на террасе сидели.

– А как плохо ты говорил, Ваня, как плохо!
– Кеша зажал голову руками.
– Одни эмоции… Ты хоть бы подготовился, что ли! Вплоть до того, что тезисы бы на бумажке…

– Ну, а старший вожатый и сейчас промолчал?

– Какое там!
– Кеша махнул рукой.
– Сцепились с Князевым, как волки, мы думали - подерутся. Юра кричит: украл мои пленки, отдай сейчас же! Вася - на него. Слово за слово, и пошло! А ты войди в наше положение - легко ли тут понять что-нибудь! Ну, вкатят по выговору обоим. Васе по партийной линии, Юре по комсомольской. Кастеляншу уберут, это уж точно… Но Васю и Юру решили оставить, настоял предзавкома, и я его понимаю - шутишь, сейчас затеять канитель с увольнением, с заменой? А кем заменить - встает проблема. Вот и решили: черт с ними, пусть дотягивают этот сезон, а зимой уж будем поднимать вопрос, спокойно разбираться. И я еще раз заверяю - руками и ногами буду за тебя в качестве старшего вожатого.