Экклезиаст в переложениях стихами

услыхав занятный рассказ,

a это уже случалось в те века, что прошли до нас.

И как мы не помним о прежнем, ушедшем в царство теней,

так не вспомнят о нашей жизни те, кто придёт поздней.

Я, царивший в Иерусалиме, жизнью всей и мудростью всей

постичь задумал под небом ход событий и суть вещей.

Мне, царю из Давидова рода, дал тяжёлую ношу Бог!

Видел я все дела под солнцем и в одном убедиться мог —

завершает любые деянья одинаково пустота:

все стремления — ловля ветра и усилия все — тщета.

Всё, что будет, когда-то было, но исчезло в пустынях лет;

распрямить кривизну невозможно и расчислить то, чего нет.

Суета сует всё на свете! Сам себе я промолвил так:

вот я мудрость свою умножил, как зерно умножает злак;

стало сердце моё для знания, словно улей для роя пчёл, —

всех, кто был до меня над Израилем,

я премудростью превзошёл.

Но сравнив безумье и мудрость, понял я на все времена,

что и это — пустое томленье, ибо участь у них одна:

рок и мудрому, и безумцу прерывает с насущным связь,

только мудрый уходит в печали, а глупец уходит смеясь.

В многой мудрости много скорби:

больше знаю — сильней скорблю;

человек, умножающий знанье, умножает печаль свою.

Взору сладостны и сердцу лепестки в садах весенних,

виноградных гроздей тяжесть, юных женщин красота.

Я сказал себе: попробуй, испытай себя весельем,

познакомься с благом жизни! Оказалось — всё тщета.

Равно мудрость и безумье я впускал в свои чертоги,

говорил заботе: властвуй! говорил вину: пьяни! —

чтобы честно разобраться — по какой идти дороге,

как нам лучше жить на свете в наши считанные дни?

Я дома себе построил, цветники разбил у входа,

насадил дерев плодовых, виноградники взрастил.

Мне дары свои дарила изобильная природа,

ибо ей я отдал много и забот своих, и сил.

Я купил рабов могучих, нанял слуг нетерпеливых,

проложил я сеть каналов, чтоб всегда была вода,

и по праву необъятен урожай на тучных нивах,

и бесчисленны отары, и ухожены стада.

Но, богаче всех богатых, не копил сокровищ втуне:

дорогих наложниц ласки, пышный двор, обильный стол,

голоса певцов прекрасных, танцы дивные плясуний, —

всех, кто раньше был на троне, я и в этом превзошёл!

Не отказывал я сердцу всякой радостью упиться,

всё, чего глаза просили, тут же дать им был готов,

ибо знал, что в том даянье воздавалось мне сторицей

и за мудрое начало, и за праведность трудов.

Но хотя мой ум и руки потрудились беззаветно,

оглянулся я однажды на чреду достойных дел —

и увидел, что и это — всё тщета и ловля ветра,

ибо глупость пред рассудком я унизить не сумел.

Что с того, что ум возводит всё надёжно и красиво,

мудрый видит всё на свете, а глупец бредёт во мгле?

Свет, конечно, лучше мрака и пустыни лучше — нива,

но исход один и тот же ждёт любого на земле.

Снова род пройдёт за родом, и придут иные люди,

но и этих, вновь живущих, та же участь ждёт в конце,

и о мудром, жившем раньше, так же памяти не будет,

как не будет о безумце, как не будет о глупце.

Так зачем я был под солнцем столь прилежным и премудрым?

Утруждал я ум и сердце, собирал добро, и вот —

то, чем нас заботил вечер, всё равно забудут утром

те, которым наша доля по наследству перейдёт.

И тогда возненавидел я судьбу и труд подённый,

ибо это — ловля ветра, это — суета сует:

как узнать, каким он будет, мой наследник отдалённый, —

столь же мудрым и прилежным? — а скорей всего, что нет.

Я ему дома оставлю, и в плодах тяжёлых ветви,

и прозрачные каналы к тучным нивам и садам,

но увижу, оглянувшись: всё тщета и ловля ветра, —

и в прощальный вечер сердце я отчаянью предам.

Был мой труд под солнцем мудрым, и умелым, и успешным,

а плоды получит кто-то, не поднявший и перста,

или тот, кто в безрассудстве бродит, как во тьме кромешной, —

и сказал тогда себе я: всё на свете суета!

Всё тщета, томленье сердца, умножение печали,

возведение строений на колеблемом песке.

Наши дни полны заботы, и покоя нет ночами,

но глупец уйдёт с весельем, а мудрец уйдёт в тоске.

Даже есть и пить под солнцем после праведной работы,

чтобы плоть была во благе, чтоб душа была пьяна, —

даже это, я увидел, на земле дано от Бога,

ибо только Бог дарует сладость хлеба и вина.

Но о том в короткой жизни невозможно знать заране,