Ёксель-моксель!

А л ю м и н ь е в и ч [капитально подоставший, истошно через радиоэфир.]:

– Вы-ы-ы(!!!).., о-о-ох-х... Вы-во-о-ова-а(!!!), Ма-астера те в Маргари-и(!)ту-у-у... На ты-то-о-ормо-о-о(!!!)з, в кормово-о(!!)й отсе-ек тебе все-е-е торпе-е-еды-ы за-а-алпо-ом!.. Фу-у-у...

Выключа-айся, сыно-о-ок! Пы-пы-риле-те-ели-и... Н-на ты-ты-то-о-ормо-оз(!!!), сало тебе в ма-асло... Никакого расхода эн-н-не-р-ге-е-етики-и-и(!!!).., пета-арду те в мо-ох!.. Ни ка-а(!)пли расхода... энергетики, ни на пи-иксе-ель искажения ауры!.. Фу-у-у...

Ты-ы - тря-я-я(!)пка-а, уставшая мочалка, пьяный ленивец, коз-зло-мо-о-о(!!!)рд под нар-р-ко-о-о(!!)зом, кисе-ель проки-и-исши-ий, селе-едка проту-у-ухшая-я!..

С а л о м а с л о в [в паузах алюминьевской тирады.]:

– Ага... Ясно... Козе понятно... Разве... против... я?.. Это ну.., врубаюсь... Ага, это ну.., расслабляюсь... Это ну.., козе понятно...

А л ю м и н ь е в и ч [с грехом пополам отдышавшись, прижимая трепетную ладонь к сердечной области.]:

– К-козе п-поня-ятно - к-кы-козлу пы-при-я-я-ятно... Что за несерьезность(?!).., карандаш тебе в пенал, пень под ремень... Вечно Ви-итаса те в карао-оке!.. Расслабля-я-яйся-я!!!

С а л о м а с л о в [восторженно, с вниманием пришлепнув-прижав ладонью ухо с радиокомплексом.]:

– Да поня-я-я(!)л я, это ну.., все на по-о(!)лном серье-езе... Спаси-и(!!)бо, Иван Алюми-иньеви-ич, за за-бо-оту!

А л ю м и н ь е в и ч [командирски-раздраженно.]:

– Поня-я-я(!)л? Так де-е-е(!)лай.., крокодилицу те вместо Анны под од-дея-яло.., башню Эйфелеву в носоглотку... Кочергу-у-у(!!!) те в дымо-хо-о(!!)д, роди-и-имый!.. Расслабля-яйся-я(!!!), динамит тебе в тротил!

С а л о м а с л о в [на голосовом спаде, млея до полусонности.]:

– Да.., это ну.., не вопрос!.. Рас-слабля-яюсь я, Ива-а-ан-н Ал-люми-и-инье... ви-ич...

[Камера занята залом, в массиве коего там и сям знакомые лица - практически все доселе фигурировавшие персонажи: саломасловские родственники с Бастилией Захаровной, одноглазый Кутузов со своей дворницкой бригадой, Остап Бриллиантов с огромной гирей на коленях, Пергидрольевна и Перегрызовна вкупе с Басурманом Николаевичем Грибоедовым и его ослом Вовчиком, женщины из помывочного трамвая...

Позади Бастилии Захаровны кучка фоторепортеров, самозабвенно снимающих с применением ослепительных блицев ее наспинную татуировку; средь них и с парочку художников, копирующих на мольберты сей шедевр тату-искусства... Бастилию колдобит приправленный демонстративным кокетством гордяк; эмоциональный же накал фоторепортеров и живописцев настолько силен, что оторваться от творческого процесса ну нивкакушен ьки!!! ...

На особку - сплоченная компания полицейских с полковником Молекулой по центру. О праву руку высокого чина систематически сморкающийся в белоснежный носовой платок старлей Рафинадов.

Блюстители правопорядка прикладываются к солидным медицинским клизмам с прохладительными напитками, питейный же сосуд Кофеина Сергеевича - установленная на штативе легко узнаваемая кружка Эсмарха (шланг, при каждом питействе переключаемый крантик, анальный наконечник)...

Тракторист (деревенщина с двумя порожними канистрами) полудремлет меж парой облаченных во фраки огромных ростом и вширь амбалов.

На подиуме рядом с рингом наяривающий на рояле бравурное солидняк во фраке; за его спиной - верзилисто-сухостойная, меланхоличная, горделивой осанки престарелая дама в наряде аля век девятнадцатый с лорнетом в руке, периодически перелистывающая партитуру...]

Д и м а Н е з а м у ж н и й [поддает жару (под белибердянский дубляж на неведомые инязы), напряженно запасаясь дыхательным воздухом по самые щеки.]:

– В-в-вы си-ине-ем углу-у-у!!! Вы-во-о(!!!)ва-а-а! Салома-а-а(!!!)с-ло-о-ов-в!! По про-о-о(!!!)звищ-щу-у-у Ва-а-а(!!!)ку-у-ум-м!!..

[Зал взрывно истерит, мельтеся транспарантами (в том числе и с натрафареченными синими губами).

Саломаслов вяло по-пластунски проползает под нижним канатом на ринг, где и, меланхолично раскланявшись на четыре стороны и опустившись на стул, лениво потрясает в знак приветствия согбенными в локтях овертикаленными руками. В ертлявый же Чмоки (сиреневые панта лоны , кумачовые губы, перчатки, дутыши-обутки) петушисто пританцовывает, суматошно боксируя воздух и корча по саломасловскому адресу зверские рожи.]

А л ю м и н ь е в и ч [через микрофон в вовкин внутриушной микрорадиокомплекс.]:

– Не егози-и(!!!), квадрат тебе в округлость! Пущай обессиливается, ведро ему в графин... Не мандражи! Экономься!

С а л о м а с л о в [по-телефонному приложив перчатку к уху.]:

– Это ну.., я вроде б отдохнул. Тоже порезвиться хочется. А то, это ну.., чую: накрепко засыпаю. Да так накрепко, что шиш меня потом разбудите. Как, это ну.., прошлым летом в Сочи!

А л ю м и н ь е в и ч [помараковав мимически.]:

– Ну если так, то... [на паническом надрыве.]:– Не засыпа-а-а(!!!)й, Воло-одька! Не на-а-а(!!!)до как в Со-о-очи! Не подведи-и-и(!!!), шоколад те в мармелад!.. Не бои-и-и(!!!)сь этого Чмоки ушлепочного! Блефует каналья, локомотив ему в тупик!..

С а л о м а с л о в [с нерешительностью.]:

– Алюминьевич, это ну... А давай-ка я его, лом тебе в мякоть, поохмуряю...

А л ю м и н ь е в и ч [озадачившись на пару мгновений по ходу взбирания на ринговый подиум за саломасловской спиной.]:

– А й... поохмуряй, родимый... Но... смотри-и-и - без потери мужицкого достоинства. Иначе журналюги, ржавые гайки на их болты, тако-о-о(!!!)го начудачат, что публичной бабой станешь и... ею ж - бабою - помрешь!

С а л о м а с л о в [хохотнув.]:

– Зато, это ну.., у женщин выход на пенсию на целую пятилетку скороспелей.

А л ю м и н ь е в и ч [вплотную приблизившись к подопечному, выглядывая из-за его левого плеча, вскипев, как и доселе, в микрофон.]:

– Сплюнь чрез левое плечо, юморист недоделанный!

[Володька, старательно добавив из носа в рот и погоняв в нем, мощно харкает через плечо. Алюминьевич на удивление резво уворачивается от сгустка, кой летит в зал... Компьютерной графикой достигается эффект, подобный воспроизведению многотысячекратно замедленного полета пули: плевок, деформационно отблескивая и переливаясь в лучах света, во внезапно воцарившейся мертвой тишине траекторит над трибунами и... в конце концов смачно влепляется в физиономию полковника Молекулы. Тот же, скользнув благодарным взглядом по куполу амфитеатра, с вдохновенно произнесенным минифразом "спаси-и(!!!)бо, бо-о(!!)же, за росу-у(!)" машинально выхватывает у усердно сморкающегося Рафинадова носовой платок и благостно вытирает им свое одухотворенное лицо, кое, вопреки стараниям, набирает все более и более блескучий глянец. Рафинадов же, не мудрствуя натужно, усердно сушит подносье обшлагом своего мундира.]