Экспансия – III

Менжу. — Вообще-то среди коммунистов все же есть талантливые писатели… Просто им нельзя позволять писать по-коммунистически… Надо постоянно следить за ними, за каждым их шагом…

Никсон. — Иными словами, голливудской киноиндустрии надо запретить показ хотя бы какой-либо демократии у русских?

Менжу. — Да. И еще я считаю, что мы должны открыто сказать народу про то, как безобразно ведут себя русские с американцами. Я считаю необходимым прищучить русских с визами. Мне говорили, что сейчас в Штатах живут три тысячи красных, а в России всего двести американцев. Так вот, надо вышвырнуть отсюда две тысячи восемьсот русских! И еще… У нас слишком много границ… И весьма мало пограничников… Поэтому коммунисты массами проникают в Америку, особенно через мексиканскую границу. И китайцы тоже лезут сюда. Я считаю, что нам пора вооружиться до зубов. Необходимо военное обучение всей молодежи! Всеобщее военное обучение приведет народ к дисциплине и патриотизму!

(Аплодисменты присутствующих в зале.)»

Роумэн отложил газету, лег, положив под голову высокую подушку, забросил руки за голову; ведь это по-настоящему страшно, подумал он, замени слово «коммунист» на «еврей» или «славянин», и вполне можно было печатать в прессе Германии начала тридцатых годов. Неужели Штирлиц прав? Как это страшно — оказаться страной свободы, обнесенной колючей проволокой…

«Следователь Стриплинг. — Мистер Лоусон, вы писатель и кинодраматург. Являетесь ли вы при этом коммунистом?

Лоусон. — Перед началом допроса я прошу разрешения зачитать заявление.

Председатель. — Дайте мне его. (Читает.) Нет, я не разрешу вам читать это заявление! С меня было достаточно прочитать первые две строчки.

Лоусон. — Вы потратили неделю, чтобы публично позорить мое имя в глазах американской общественности, и лишаете права прочесть заявление?!

Председатель. — Мы — комиссия, созданная по закону этой страны! Приступайте к допросу, следователь Стриплинг.

Лоусон. — Я протестую! В этой комнате вы разрешили прочитать заявления директорам кинокомпаний — Майеру, Уорнеру и другим, отчего вы лишаете меня этого же права?

Стриплинг. — Ваше имя?

Лоусон. — Джон Хоуард Лоусон, и я требую дать мне право, гарантированное первой и пятой поправками к Конституции!

Председатель. — Отвечайте на вопросы следователя Стриплинга!

Лоусон. — Я не в тюремной камере, председатель! Я в суде! Здесь проходит суд над вашей комиссией перед лицом американского народа!

Следователь. — Какую должность вы занимали в Гильдии американских сценаристов?

Лоусон. — Этот вопрос является вторжением как в права Гильдии, так и в гражданские права!

Председатель. — Если вы не будете отвечать, мы проведем слушание дела в ваше отсутствие.

Лоусон. — Права вашей комиссии точно такие же, как и мои, гражданина Соединенных Штатов! Вы не можете слушать мое дело, не выслушав мое заявление и мои ответы!

Председатель. — Ведите себя как остальные свидетели!

Лоусон. — Вы не третировали остальных свидетелей, как меня!

Председатель. — Надеюсь, вы знаете, что произошло с теми людьми, которые вели себя подобно вам на наших заседаниях?!

Лоусон. — Я очень рад, что вы признали открыто, как вы третировали свидетелей и обвиняемых на ваших заседаниях! Но я американец! И я не позволю вам третировать меня так легко, как вы это делали с другими, рожденными не в этой стране!

Стриплинг. — Повторяю вопрос: вы занимали какие-то должности в Гильдии американских сценаристов?

Лоусон. — Хотя этот вопрос и незаконен, я отвечу: да, я был первым президентом Гильдии сценаристов и начиная с тридцать третьего года постоянно являюсь членом ее Совета директоров.

Стриплинг. — Назовите ваши фильмы.

Лоусон. — Вы же их прекрасно знаете! Их знает вся Америка.

Стриплинг. — Назовите их.

Лоусон. — Повторяю, они вам прекрасно известны!

Стриплинг. — «Сахара» — ваш фильм?

Лоусон. — Да.

Стриплинг. — «Блокада»?

Лоусон. — Да.

Стриплинг. — Этот фильм посвящен войне в Испании, событиям тридцать седьмого года, не так ли?

Лоусон. — Именно.

Стриплинг. — «Успех любой ценой», «Динамит», «Контратака»?

Лоусон. — И много, много других.

Стриплинг. — Вы работали для «Твэнти сенчури Фокс», «Коламбиа», «Метро-Голдвин-Майер» и «Юнайтед артистс»?

Лоусон. — Да.

Стриплинг. — Являетесь ли вы членом коммунистической партии?

Лоусон. — Этот вопрос является попыткой ввести тоталитаризм и таким образом поставить под контроль государства мою личную жизнь! Такого рода вопрос был отвергнут конституцией Соединенных Штатов, которая не позволяет вторгаться в права гражданина, кем бы он ни был: протестантом, демократом, католиком, иудаистом или республиканцем!

Председатель. — Тише, тише, мистер Лоусон! Спокойнее! Вопрос о вашем членстве в коммунистической партии является для нас самым главным. Вы намерены отвечать?

Лоусон. — Вы используете технологию допроса, принятую в гитлеровской Германии, чтобы нагнести атмосферу истерии и подозрительности.

Председатель. — Мистер Лоусон…

Лоусон. — Вы хотите сделать так, чтобы в стране нарушились все контакты между гражданами, чтобы здесь царили страх и подозрительность друг к другу!

Стриплинг. — Господин председатель, свидетель не отвечает на вопросы…

Лоусон. — Потому что свидетель хорошо знает закон о гражданских правах, который оберегает достоинство каждого американца от вмешательства в его личные дела! Я требую, чтобы сюда были приглашены ваши свидетели, чтобы я и мои адвокаты могли подвергнуть их перекрестному допросу!

Председатель. — На это потребуется неделя. Являетесь ли вы коммунистом, вот что нас интересует!