Эксперимент «Ангел»
Шрифт:
И что, в конце концов, происходит с Ангелом? Ее телепатическая сила растет не по дням, а по часам. Чем-то это кончится. Я чуть не застонала, представив себе, как она настойчиво требует подарков на день рождения, сладости перед обедом или дурацкие новомодные шмотки.
Макс, перестань себя накручивать, — прорезался в голове мой внутренний Голос.
Сколько лет, сколько зим!
Пустое беспокойство ни к чему не приводит. Ты не можешь контролировать происходящие в Ангеле процессы. Ты МОЖЕШЬ спасти мир, но единственное существо, которое
— Учиться чему? — попыталась было я спросить, но внезапно провалилась в сон и беспамятство, словно кто-то щелкнул выключателем.
На следующее утро я едва успеваю открыть глаза, а мне в постель уже подан завтрак… с кучей газет.
— Ништяк, — восхищению моему нет предела.
— Тебя было недобудиться, вот мы и сгоняли вниз за кофе и булочками, — непроницаемым голосом сообщает Клык.
Ничего не подозревая, с наслаждением откусываю кусок плюшки, но тут замечаю висящее в воздухе напряжение:
— Что случилось?
Кивком головы Клык указывает мне на кучу газет.
— Я думала, вы их ради комиксов купили.
Пододвигаю газеты к себе поближе.
До сих пор наша стратегия спасения и выживания основывалась на полной неприметности. Слиться с толпой, быть как все, не высовываться. Похоже, что огромные газетные заголовки на первой полосе «Нью-Йорк Пост» подорвали эту стратегию на корню. Здоровенные пахнущие свежей типографской краской буквы на весь белый свет трубят: «Чудо или Мираж?»; «Сверхчеловеческие способности или продукты генной инженерии?». Как насчет стратегии неприметности, дорогой читатель?
Клык разложил передо мной четыре газеты — мутные фотки нас, кружащих под потолком Садовой Таверны, украшают первые страницы всех четырех.
— Я их на стойке перед магазином сразу приметил, — объясняет Клык и мирно прихлебывает апельсиновый сок. — Кажись, теперь придется на время затихориться.
— Спасибо, просветил, приятель. — Раздражению моему нет предела. Только за что я на него злюсь? Нечего на зеркало пенять, коли рожа у самой крива!
Пролистываю «Нью-Йорк Таймс». Подпись под нашей фотографией гласит: «Никто пока не заявил авторство на самый необычайный цирковой трюк года».
Тяжело вздохнув, снова принимаюсь за булочку. Короче, неприметности нашей пришел конец. Слиться с толпой нам теперь так же невозможно, как если бы от нас исходило сияние. Сдается мне, на планах разыскать Институт тоже можно поставить точку. По крайней мере, временно.
От расстройства и досады я готова вопить благим матом.
— Можно загримироваться… — робко предлагает Газман, и Ангел с энтузиазмом подхватывает:
— Ага, давайте! Парики всякие, носы, усы…
Глядя на них, невозможно удержать улыбку.
В тот день нам снова пришлось выползти за едой. Шесть пар маскарадных париков, очков, усов и бород, к несчастью, не материализовались. Пришлось идти как есть и явить миру свои засвеченные лица.
В ближайшей гастрономии набрали бутербродов, напитков, чипсов, печенья — всего, что только можно есть на ходу.
— По-моему, как стемнеет, нам надо поскорей из Нью-Йорка убираться, — говорю я Клыку. Он согласен:
— Куда?
—
Куда-нибудь недалеко. — Я еще не до конца распрощалась с попытками докопаться до сути дела в этом долбаном Институте. — Может, на Род-Айленд. Или на берег океана податься?— Эй вы! — банка с содовой выпадает у меня из рук. На нас со всего размаху налетел какой-то пацан с волосами, как у индейца-могавка, пиками торчащими вверх на полметра.
Надж на полном ходу ткнулась мне в спину, а Клык врос в землю, готовый к бою.
— Вы, ребята, само совершенство! Вы именно те, кого мне не хватает для полного счастья! — тараторит в экстазе парнишка.
Приятно, что хоть кто-то считает нас совершенством. Даже такой псих, как этот.
— Не хватает для чего? — смертельное спокойствие Клыка не предвещает пацану ничего хорошего. Но тот не замечает опасности и машет тощей рукой в сторону витрины магазина с вывеской «Ю-До: Завтрашний стиль сегодня».
— У нас сегодня акция. Фестиваль смены стиля! — парень надрывается так, точно сейчас сообщит нам, что мы выиграли миллион. — Вы, ребята, бесплатно можете стиль поменять. Одно только условие: полная свобода творчества нашему стилисту — она сделает с вами что захочет!
— Например? — любопытствует Надж.
— Например, грим, прическа, что хотите! Только на татуировку требуется разрешение родителей.
— Тогда татуировка отпадает, — цежу я себе под нос.
— Клево! Пожалуйста, Макс, давайте пойдем. Макс, ну пожалуйста. Мне очень-очень хочется. Это же бесплатно.
Из дверей «Ю-До» со смехом выбегают две девчонки подросткового возраста. Мама дорогая! Вот наворочено! Да их родной отец с матерью не узнают! И я мгновенно соглашаюсь:
— Я за!
У Клыка недоуменно ползут вверх брови, и я бросаю на него многозначительный взгляд.
— Спасибо! Отличная акция. Как раз то, чего нам не хватало для полного счастья! Делайте с нами все, что хотите. Меняйте до неузнаваемости!
Часть 6
Кто твой отец и кто тебе мать?
— Классно, — одобрительно заявляет Надж, оглядывая со всех сторон мою новую джинсовую куртку. На спине, конечно, придется сделать две прорези для крыльев, но в остальном и вправду классно.
В свою очередь, я смотрю на нее и расплываюсь в улыбке от уха до уха. Она похожа на кого угодно, только не на Надж. Ее каштановую мочалку подстригли и распрямили по последнему писку моды. Тут и там высветленные шелковистые пряди стильно обрамляют ее смуглое личико. Такого преображения и представить себе было невозможно. Настоящая Золушка: из чумазого подростка — прямо в супермодели! Как это я раньше не замечала, что у нас подрастает такая красавица! Если, конечно, ей дано будет подрасти…
— Смотрите на меня! — вертится перед зеркалом Газман, с головы до ног, то есть, буквально до кроссовок, обряженный в армейский камуфляж.
— По мне, на все сто! — я поднимаю вверх оба больших пальца.
Амбарного вида секондхенд-лавочка преобразила нас до неузнаваемости. Пушистую голову Газзи искупали в перекиси водорода, по бокам обрили, а макушку намазали гелем, накрутили из выбеленных волос пипочек и покрасили кончики в голубой цвет. Но он хандрит:
— Я же просил выбрить на затылке «Куси меня».