Эксперимент

– Надеюсь, тебе нравятся ночные прогулки по лесу! Хотя, уже можно сказать, что это утренний лес! – улыбнулся вампир и свернул на заброшенную дорогу.

По лесу они ехали минут пятнадцать, пока Левиафан не заметил впереди бревно, лежащее посреди дороги. Машина остановилась, двигатель замолчал. Он повернулся в сторону девушки и уставился на нее.

– Я не хочу… – зарыдала она снова.

Левиафан нахмурился и внимательно посмотрел на нее. Затем он приобнял ее и заглянул в глаза.

– Я тебе еще ничего не предлагал! Чего ты не хочешь? – серьезным тоном спросил вампир.

– Умирать…я не хочу умирать… – зашептала она, закрывая лицо руками.

Левиафан вздохнул и посмотрел вглубь леса, прищурив глаза.

– Знаешь ли ты, милая моя Глория, одну простую истину? Физическая смерть – это ничто, ее просто не существует, по сравнению с моральной и ментальной смертью. При физической смерти, или как ее там любят называть, биологической, неважно, твое сердечко, размером с кулак, останавливается. Оно как испорченный насос, перестает качать кровь, и починить его уже нельзя. Ты не можешь дышать, и ни одна клеточка твоего организма не получает то, без чего ни одно живое существо не может обойтись. Внутри тебя нет кислорода. И дело остается за мозгом. Его клетки умирают в течение пяти-семи минут, глаза тускнеют, зрачки больше никогда не среагируют на свет. Это ли страшно? Мне было страшно… Но моральная смерть намного хуже! Она в сотни раз мучительнее. Так, шесть минут и о тебе остается память, если ее есть, конечно, кому хранить. А, умирая морально, ты живешь, твое сердце размеренно бьется, кровь обогащает ткани кислородом, и мозг страдает от мыслей. И как бы ты не просила, не умоляла сердце перестать стучать, оно тебя не послушает и будет весело продолжать питать мозг. И вот тут-то тебя начинает разрывать. Знаешь, это примерно так, внутри сидит доисторический саблезубый тигр, с огромными когтями и клыками. И вот этот вот монстр начинает изнутри рвать когтями плоть, втыкать острейшие зубы в мясо и отдирать его от костей. Он хочет выбраться наружу и рвет так медленно, маленькими кусочками, а потом еще и глодает кости. Но снаружи-то ты живая, ты все чувствуешь внутри, боль просто сводит с ума, и ты медленно погибаешь морально, продолжая физически переставлять ноги. Вот в данный момент этот тигр сожрал добрую половину меня, но я не могу умереть, понимаешь, не могу! И я попытался сбежать…И я не могу позволить тебе стать этим тигром, вырвать у кого-то сердце и сожрать прямо у него на глазах. Это чертовски невыносимо видеть, как твой сосуд лежит на блюде, а твоя любимая женщина, вооружившись всеми столовыми приборами, плюс ногтями и зубами, рвет его на части. Знаешь, как резинка. Она его тянет в разные стороны, причиняя при этом такие «шикарные» чувства, соизмеримые с кипяченым маслом, пролитым на свежую рану. И ничего невозможно сделать, потому что руки давно уже обглоданы до самых плеч, невозможно даже просто отобрать этот растерзанный кусок мяса. Моя любимая женщина сегодня довела меня до исступления. Я уже почти, наполовину инвалид из-за нее.

– Но при чем здесь я? – не выдержала девушка.

– Ты? Глория, скажи мне, ты любишь правду? – Левиафан снова потянулся за сигаретами

– Да. – Не задумываясь, ответила она.

Ей показалось, что такой вопрос дает ей надежду на жизнь.

– Так вот, правда заключается в том, что ты здесь совершенно ни при чем. Либо я, либо ты, кто-то из нас оказался не в том месте, не в то время. Видимо вершитель твоей судьбы решил бросить тебя мне на дорогу. А вершитель судьбы моей любимой женщины, решил спасти ей жизнь. А я ничтожный трус…знаешь почему? Сегодня я держал в руках пистолет, прижимая дуло к ее голове. Все, что от меня требовалось, так это нажать на чертов крючок, и ты бы не оказалась сейчас здесь, со мной. Но я не смог, я струсил, струсил вышибить ей мозги, которыми она слишком жестоко пользуется. Струсил лишить мир этой баснословной красоты, лишить себя этой красоты, лишить себя невозможной улыбки и безумно красивых глаз. В тот момент я возненавидел себя за то, что предал и обманул самого себя! До этого момента, я был абсолютно уверен, что как только эта женщина доведет меня до белого каления, я легко смогу уничтожить ее. Но я не то что «легко», я вообще никак не смог причинить ей боль…

Левиафан улыбнулся, сделал пару глотков из бутылки и снова уставился на чуть живую от страха девушку.

Небо становилось светлее, приближался восход солнца. Ни ветра, ни одного облачка, штиль завладел атмосферой. Левиафан почти успокоился, но девушку отпускать не собирался.

– Иди сюда. – Позвал он ее к себе поближе, убирая бутылку назад.

Глория затрясла головой, задрожала, как стиральная машинка при режиме отжима, и даже попыталась отползти в противоположную сторону, но за ее спиной было лишь сиденье и закрытая дверь.

– Нет. – Прошептала она, упираясь в спинку сиденья.

Левиафан вздохнул и посмотрел на руль.

– Ты боишься меня…Я напугал тебя. Прости, не хотел – его голос был такой нежный и мягкий, он казался искренним. – Я просто разозлился, был не в себе, иди, не бойся…

Девушка отрицательно помотала головой и уперлась рукой в дверь. Вампир затянулся сигаретой и скосил на нее глаза, слегка улыбнувшись.

– Я не очень люблю насилие над девушками и все что с ним связано. Хоть по вам и плачет концлагерь второй мировой, я не могу делать вам больно…к сожалению. Поэтому и прошу сесть поближе. Но, судя по всему, я, наверное, не сломаюсь, если сам сяду.

С этими словами он затушил сигарету, сел поближе к девушке и вдохнул запах ее страхов. Он погладил ее по лицу и усмехнулся. Пульсирующая с огромной скоростью на шее венка, сводила с ума вампира. Левиафан дотронулся губами до нежной кожи и аккуратно прокусил тонкую перегородку, мешающую получить доступ к крови. Девушка вскрикнула и попыталась оттолкнуть его, но силы уходили от нее с каждым его глотком, и сопротивление становилось ничтожным. А через какое-то время, Левиафан открыл дверь и вытолкнул ногой труп наружу.

– Как я аккуратно! Ни капли мимо! – улыбнулся он, завел машину, развернулся и поехал на шоссе.

Солнце уже было в зените, когда Лилит открыла глаза. Она так и уснула на крыльце. Сразу же взгляд пал на все еще пустующее место – машины вампира не было. Огорченно, Лилит посмотрела в землю, затем взяла валяющийся рядом телефон и снова набрала один единственный номер.

– Как обычно. Абонент не доступен…Черт, он отключил его. И что мне теперь делать? Где его искать? Я не должна была так поступать! Никогда не видела его таким озверевшим. Была ли это последняя капля? И если это была именно она, то я могу поздравить себя уже ненужными мне поздравлениями – я жива, он ушел от меня, то есть сдался. Нет, не может быть, я слишком хорошо его знаю, у него не тот характер, чтобы вот так вот просто уйти. Я скорее поверю в Санта Клауса, чем в это…А вдруг? Вдруг мои догадки ошибочны, и я никогда не увижу его снова? И это будет моя вина, полностью моя. Нет, этого не может быть, он не оставит это просто так. Скорее он разозлится, потренируется, и все-таки вернется, и прострелит мне голову!

Лилит закрыла лицо руками и зарыдала. Боль от желания вернуть любимого человека, страх от его возвращения, ужас от его злости. Ей не хотелось идти в дом, не хотелось есть, единственное желание – забыться.

Лилит отправилась на кухню, не зная чем себя занять. На плите она заметила маленькое пятнышко. Недолго думая девушка схватила губку и начала мыть плиту. В ее руках постоянно мелькала емкость с чистящим порошком. Лилит не могла остановиться. Она терла и терла. Вначале столы и плиты, посуды, шкафы, все содержимое на шкафах, фужеры и стаканы, блюдца и тарелки, пол, плинтуса… Девушка мыла все подряд, уже не понимая, зачем она это делает. Слезы постоянно капали ее на руки, спрятанные в резиновые перчатки.

Окна на кухню были нараспашку и Лилит прислушивалась к каждому звуку, прибывала в неописуемой надежде, что вот-вот послышится звук бесконечности.

Не останавливаясь ни на секунду, Лилит терла угол между кухней и стеной. В голове промелькнула мысль отправиться на поиски Левиафана. Но она тут же гнала от себя такие мысли, вампир мог быть где угодно. Лилит тихо проклинала себя, сходила с ума от безысходности и отчаяния.

Солнце медленно скатывалось за горизонт, и Лилит провожала его взглядом из открытого окна. Кухня вся блестела, не осталось ни одной пылинки, а сердце все еще было разбито и воспоминания никуда не делись. День уже не казался бесконечным, но боль…Боль приобретала бессмертную форму.

Когда окончательно стемнело, Лилит, наконец, оторвалась от окна и уселась в гостиной, крепко сжимая телефон в руках. В тот момент она почувствовала насколько вообще дом был холодным и одиноким. Ей становилось страшно.

Дом был похож на древнюю гробницу, но только без запаха плесени и гнили. Казалось, что если вдруг упадет перышко, то когда оно достигнет пола, дом наполнится звуком бьющегося стекла. Вакуум окутывал все, пряча под своим покровом каждую пылинку. Никогда до этого Лилит не замечала, что этот дом может казаться таким тихим.

Девушка поднялась наверх и открыла дверь в спальню. Из окна лился лунный свет, освещая постель, которая была не заправлена после последнего утра. Мятая простынь нежно желтого цвета, с примесью голубого, половина одеяла лежала на полу, вторая на постели, подушки – в разных углах. На этой кровати все еще лежала остывавшая страсть.

Лилит подошла к кровати и села, уставившись в открытое окно. Она опустилась на подушку, подложив руку под голову. По потолку гуляли тени от листьев.

До этого, Лилит чувствовала себя не в своей тарелке только в темноте. Она никогда не думала, что тишина может оказаться еще страшнее, еще опаснее и безжизненнее. Царство мертвых – тишина правит там, и когда она спускается к живым, кожа чувствует ее бездыханные пальцы. Она заставляет каждый волосок подняться с трепетом, а уши стараются услышать то, чего им не дано слышать. Они вылавливают каждый звук, и воспаленный тишиной мозг сразу же начинает обрабатывать его, ища подвох и подбирая маску ужасному монстру, который издал этот звук.