Экстренный контакт

Я жду, что она скажет что-нибудь язвительное и вытолкнет меня из ванной, но та удивляет меня тем, что стоит на своем и лишь слегка огрызается.

— Что я должна была сказать? — спрашивает она со вздохом. — Эй, Том, кстати, пожалуйста, не разводись со мной?

— Да!

Кэтрин качает головой.

— Никто не хочет быть замужем за тем, кто не хочет быть женатым.

Конечно, я хотел быт женатым.

— В тот день, когда я сказал тебе, что хочу развестись... Кейтс, я даже не был уверен, что ты меня услышала. Ты едва подняла глаза от своего телефона.

— Потому что я не могла! Я не знала, как... я не могла поверить... — У нее перехватывает дыхание, и она поднимает глаза к потолку с яростным выражением лица, и я ошеломлен, увидев непролитые слезы.

Инстинктивно я протягиваю руку, чтобы утешить ее, но опускаю ее. Прикоснуться к ней, чтобы помочь с травмой, это одно. А вот прикоснуться к ней, чтобы утешить, это уже слишком близко к той черте, которую я не могу перейти.

Кэтрин берет себя в руки и смотрит на меня.

— Разве это имело бы значение? Ты уже принял решение.

Я хочу возразить, но она говорит откровенно, поэтому заставляю себя сделать то же самое.

— Нет, — тихо признаю я. — Наверное, это не имело бы значения. Если не считать проблем с общением, у нас обоих были разные представления о том, как должен выглядеть брак.

Она кивает, и я вижу, как непроницаемая Кэтрин возвращается, и не знаю, испытываю ли облегчение или разочарование.

— Да. Именно так. Что было, то прошло. — Она вскидывает бровь. — Так ты хочешь посмотреть, как я принимаю душ, или тебе хватило того, что пялился на мою задницу?

Я прикладываю ладонь к уху.

— Спасибо, Том, что помог мне с ужасной раной на спине.

— А Лоло знает, какой ты навязчивый? — спрашивает Кэтрин, отпихивая меня назад одной рукой.

Лоло. Это напоминание о том, что мне нужно убираться из этой ванной, подальше от Кэтрин. Покончить с этим.

Я едва успеваю выйти из ванной, как она захлопывает дверь прямо у меня перед носом. Потом слышу щелчок замка и закатываю глаза.

— Это действительно необходимо? Думаешь, я не смогу сдержаться и ворвусь, чтобы еще раз взглянуть на твои бабулины трусишки?

— Я беспокоюсь из-за того, что ты ворвешься ко мне без моих бабулиных трусишек, — отвечает она.

Она включает воду, прежде чем я успеваю ответить. Затем возвращаюсь к портфелю и снова достаю кольцо. Вместо того чтобы открыть коробочку, сажусь на кровать и смотрю на нее, пытаясь переключить свое внимание на это кольцо, на эти отношения.

Но мои мысли все еще заняты разговором с Кэтрин.

Мне было не все равно! Конечно, мне было не все равно!

Я закрываю глаза. Хотел бы я... Хотелось бы мне знать. Я бы хотел, чтобы она поступила по-другому. Чтобы я знал.

Большим пальцем открываю коробочку с кольцом и смотрю на идеальный бриллиант.

Снова закрываю коробочку. Отгоняя назойливые мысли о том, что это не то кольцо.

Не для той женщины.

ГЛАВА 29

КЭТРИН

24 декабря, 00:19

То, что после сотрясения мозга нужно бодрствовать целых двадцать четыре часа — это миф. Это старая новость. Новая рекомендация гласит: «Все зависит от ситуации».

В моем случае, поскольку я потеряла сознание, мне нужно было бодрствовать до отхода ко сну, а затем меня будут будить всю ночь.

И хотя я не жду с нетерпением, когда меня разбудят, — особенно, если учесть, что именно это требование привело к тому, что вся эта авантюра началась с самого начала, — я все равно с нетерпением ждала этого момента весь день.

Час назад я была измотана до костей.

А сейчас же, когда я уже в постели? Сон ускользает от меня.

Матрас жесткий. Простыни колючие. Одеяло... Я стараюсь не думать об этом. Кроме того, я люблю спать на спине, а из-за раны это невозможно.

Осторожно перекатываюсь на другой бок и заставляю себя закрыть глаза. Они тут же открываются.

Я забыла надеть зубной фиксатор.

А я никогда не отказываюсь от зубной смирительной рубашки, хотя полагаю, что если когда-нибудь и будет повод сделать это, то именно сегодня. И я почти так и делаю, пока не понимаю...

Фиксаторы — это очень несексуально.

Я открываю глаза и бросаю взгляд на кровать Тома. Где он будет спать. Всего в нескольких футах от меня. После душа. Который длится уже добрых двадцать минут, потому что его предпочтения в отношении долгого душа не изменились с годами. Принятие душа для него всегда был скорее марафонским, чем спринтерским.

Не думай об этом, не думай об этом...

Нет. Слишком поздно. Я думаю об этом. Голый Том. В душе.

Он все еще спит голым? Лучше бы нет. Ему действительно лучше не спать.

Надеть мой неэстетичный фиксатор еще никогда не было так важно.

Я заставляю себя встать с кровати и шаркаю к своему чемодану, который Том поднял на шаткую багажную полку, пока я была в душе. Роюсь в внутри, пока не нахожу фиолетовый футляр, и засовываю в рот и верхний, и нижний фиксаторы.

Поворачиваюсь обратно. Сочетание дневного стресса, позднего часа и обезболивающих, которые только что приняла, должно дать о себе знать в полную силу. Я должна направиться к кровати.

Вместо этого обнаруживаю, что смотрю на кровать Тома. Где меня манит его портфель. Портфель, который он странно поглаживает, когда думает, что я не смотрю.

Я не должна. Абсолютно точно не должна.

Но я делаю это.

Подхожу к нему и, бросив быстрый взгляд в сторону все еще закрытой двери ванной, где мужчина продолжает принимать бесконечный душ, расстегиваю застежку.

Кое-что я узнал о Томе очень рано: он никогда не бывает менее очевидным, чем, когда пытается быть хитрым. Вы никогда не встречали такого мучительно неловкого и очевидного человека, как Том в тот год, когда он пытался устроить для меня вечеринку-сюрприз на день рождения.

И каждый год на нашу годовщину он делал вид, что ничего не планировал и не успел сделать мне подарок. Что, конечно же, означало, что он перегнул палку на обоих фронтах.

Чем больше он хочет что-то скрыть, тем очевиднее это становится. И, судя по всему, ничего не изменилось за прошедшие с момента нашего расставания годы, потому что выходки этого человека с этим портфелем в течение сегодняшнего дня дали бы фору любому клоуну.