Экзорцист Семьи Ноя

Аллен швырнул стул в зеркало. Да ещё и левой рукой и с той самой силой, которой хватило, чтобы развалить стул на части.

— Теперь тебе ещё и играть стоя, — бесстрастно заметил Неа.

Аллен в ярости зарычал.

— И на твоём месте я бы поторопился. По-моему, ты забыл волшебные слова для Роад.

Аллен испуганно оглянулся на дверь, припоминая, что да, он не сказал ничего Роад. Потому что Мечта не дерётся. Она играет.

Но сейчас Уолкер вряд ли мог так скоро и ловко исправить эту ошибку и предпочёл сосредоточиться на своей работе, надеясь, что её игрушка окажется достаточно умной и живучей.

Что больше всего на свете ненавидят книжники?

Ложь. Обман. Искажение. Иллюзии.

Особенно если эти иллюзии берутся из твоей головы. Из твоей памяти, сказал бы Лави, если бы речь не шла о его «сердце». Роад переместила его в свой собственный мир. Перенесла не по-настоящему, не физической оболочкой, но захватив его сердце. И теперь намеревалась уничтожить.

А Лави должен был выбраться.

Ну, это было неплохо, что он уже сейчас, стоя на огромном скоплении гробов, постепенно тонущих в чернильном полу, понимал, что происходит. Понимал, на что они с Роад играют. Играют, тщательно вытягивая длинные, кроваво-алые нити, вплетая их в чернильные тела людей-иллюзий, поднимающихся из гробов, пришедших сюда из его сердца.

И их много. Удушающе много. Все порождённые им и вызывающие именно то, что к ним испытывал Лави, создавая новые записи. И они ведут себя именно так, как он ждёт, ведь как ещё должен вести себя старик? Отчитывать и объяснять, вызывая раздражение и обиду на самого себя за то, что не понял, не сообразил, когда следовало.

А как много всего он испытывал к людям в этой своей последней войне… и если он не придумает что-то, эта война и впрямь станет последней.

И Лави не мог смотреть на то, как медленно наступает эта толпа выдуманных, восставших благодаря его чувствам нелюдей. Как их руки тянутся к нему с криками, мольбами, болью, хотя все они повторяют одно и то же. Всего одно жалкое слово.

Лави….

Лави!

Лави!!!

Его имя! Имя, что ему дали для ведения этой беспощадно затянувшейся записи.

Роад связала его сердце. Роад вознамерилась уничтожить его.

Старшее дитя Семьи Ноя, да? — он усмехался, думая об этом. — Воистину коварное создание, откуда она узнала?

И за этой сухой лекцией, так надёжно отвлекающей его от главного, Лави едва успел услышать слова лежащей у его коленей ненастоящей Линали, с криком пытающейся вонзить в него нож.

И это становилось в разы опасней с каждой новой минутой.

Здесь уже не было никакого горизонта, только обступающие со всех сторон толпы.

— Лави, — медленно приподнялась Линали, продолжая держать нож и неестественно запрокидывая голову, чтобы смотреть прямо на него. — Почему ты покинул нас? Ты говорил, что мы не друзья…?

«Почему?» «Почему??» «Почему!» — вторили ей эти странные создания, облачённые в человеческие формы. И Лави отступил в центр круга, понимая, что бежать уже некуда, и единственное, что он должен….

— Мы не просто записи на бумаге!!! — донёсся крик дикой пародии на Линали, вызывающей между тем истинные эмоции. Послужившие приказом к атаке. Со всех сторон, в одно мгновение на него прыгали все эти…

Иллюзии.

Иллюзии и не более — пронеслось в голове Лави, когда рука поймала острый и, безусловно, привычной нож, вторая же локтем ударила по голове успевшего подойти слишком близко чернильного фантома. И они, словно понимая, что он стал серьёзен, на какое-то мгновение остановились, наблюдая так же, как и Лави, за брызгами тёмной крови первых его жертв.

Они все так похожи на реальных людей.

Разве что реальные вряд ли набросились бы на него вот так скопом безумных монстров!

Да что книжник может знать о людях?

Мир иллюзии пошатнулся, не имея ни одной настоящей опоры, к Лави всё ещё тянулись руки, но уже не в попытке причинить вред. Тянулись словно за помощью, тихо, осторожно. Лави оставалось лишь резко развернуться, почти радуясь тому, что его рука крепко сжимает короткий, но такой эффективный нож. Такой знакомый, безжалостно холодный, вспарывающий плоть этих подделок.

Потому что стоит подпустить их, и они с таким же невинным взглядом уничтожат его.

Поглотят.

Разорвут на части.

— Вы не настоящие… вы иллюзии…

О, как книжники ненавидят обман!

Как книжникам порой сложно совладать со своим сердцем даже без этих совершенно безумных игр!

Его нож то и дело запинался в миллиметрах от этих обманок, и, если бы он продолжил пересиливать себя таким образом, попался бы в западню за какие-то мгновения!

Лави закрыл глаза, пытаясь сохранить разум, стараясь не поддаваться, но нападающие фантомы лишь закричали ещё громче, вопрошая и стеная, зачем, почему он так поступает с ними. Почему он убивает их.

Потому что они не настоящие?

Потому что это единственный способ выбраться отсюда?

Но все они призваны в этот уродливый мир его сердцем. И если он продолжит убивать их всех, как и говорил ему этот Лже-Книжник, пытаясь выбраться наружу, то не убьёт ли себя сам? Не уничтожит ли все эти важные нити?

Чёрт возьми, как ему нужен был сейчас настоящий книжник с хорошей, крепкой лекцией и чувствительными подзатыльниками!

Он должен убивать! Убивать их, чтобы выбраться, всё остальное подождёт его там, снаружи: и пинки Старика, и лекции, и нотации – а сейчас, сжимая зубы, он должен был продолжать это безумие….

Только ради того чтобы очутиться в Ордене. В новом воспоминании.

Роад контролирует их напрямую? Или же она сама точно не знает, в чём дело?

Жертвы Ордена в первый же день их прибытия, вот что стало новой ареной. И ученик книжника совсем не желал бы начинать новый бой здесь.

Лави согнулся, зажимая голову, не в силах прервать этот поток воспоминаний.

Воспоминания о первых знакомствах.

Он едва увернулся от прямого удара одного из фантомов, носящего обличие Джонни. Добродушного Джонни, который не мог так безумно скалиться и желать его смерти. Не мог так безжалостно топтать сердце Лави.

Люди изменчивы и лживы, ничуть не правдивей тебя — шептало что-то внутри, уговаривая принять ярость фантомов, как ярость настоящих людей. Но он не собирался доверять этому бреду.

Воспоминания о том, каким был «Лави» в первые дни своего существования, выбирающим линию поведения, легко входящим в доверие, наблюдающим за людьми как и всегда с толикой отстраненности и презрения, сейчас лишь мешали.

Его ноги тонули в черном полу, превращающемся в жижу, но это совсем не затрудняло шаг наступающих фантомов…