Экзорцист Семьи Ноя
Шрифт:
— Ладно, я ухожу. И всё сделаю. Но я быстро! — она прошла почти полпути к двери, как замерла вновь. — Ах да, я не думаю, что Глория мужчина! Как она может им быть? И как Вам такое могло прийти в голову!
Роад выдвинула обвинения, но лучшей тактикой здесь было полностью игнорировать такие глупости. Или же сконцентрироваться на чём-то, что Роад упустила.
— Со всем остальным ты согласна была? — осведомился Граф.
— Нет. То есть у меня есть подозрения о том, что я чего-то проглядела в Скине. Вы знаете, он так меня удивил сегодня! А может, я вообще ничего о нём не знаю? Такие моменты заставляют задуматься!
— Иди, думай! —
— И кстати, я не люблю алкоголь и вообще не пью! — скрипнув дверью, вспомнила новую претензию девчонка.
— А у меня потеря памяти, ах, какая досада!
Роад замерла на мгновение, повисая на двери, словно обезьянка, затем качнулась влево, открывая дверь и перемещаясь вместе с ней.
— А то было недоразумение!
— Ну да, пятнадцать литров на двоих-то! — Граф навсегда запомнил эту цифру. Тринадцатый заставил запомнить навсегда. Вбил в самый мозг. Графу месяц после этого было стыдно этому Ною в глаза смотреть. Хорошо хоть Тринадцатый обычно своего личика никому не показывает. А информация осталась с ним на всю оставшуюся жизнь.
Конечно, Одарённость больше никогда не оставлял Неа (каким же подвижным и задорным подростком тот был!) под присмотром незадачливого Главы Семьи. Оставленные под его присмотром вещи и люди почему-то запросто оказывались в руках Мечты, у которой, в свою очередь, есть доступ в винный погреб.
— И вообще виноват был Неа!
— Ему было четырнадцать, позволю себе заметить, а тебе…
— Агрр!!
Дверь хлопнула, и Роад, громко топая, побежала по коридорам прочь. Щёлкнув часами, он отправил их обратно в карман, просчитывая время до пробуждения мальчика и закрывая глаза. Последние несколько дней он почти не спал.
По крайней мере, сейчас Графу совсем не скучно.
Дверь снова скрипнула, приоткрываясь, и в кабинет заглянул со встрепанными волосами, сонно протирающий глаза, потягивающийся, но уверено дошедший до своей цели Аллен Уолкер собственной персоной.
Граф даже не мог понять, что милее: пушистые тапочки, цветастая пижама или сам заспанный мальчик.
— Я это… хотел узнать, что со мной случилось, — мальчик вытянул свою левую руку.
— Садись, — Граф приказал акума принести Аллену попить и проследил, как тот с ногами забирается на кресло. Сначала Уолкер спохватился, собираясь сесть нормально, но ноги у него были босыми, а зимой по поместью шуршали нешуточные сквозняки.
— Чистая сила, твоя рука. Но это позже немного, потому что сейчас того, кто действительно мог бы научить тебя её использовать, нет в наличии. Так что сначала что ты хочешь знать о нашей Семье?
— Всё?
Граф вздохнул и начал рассказ. О том, что на самом деле все Нои имеют очень давнее происхождение, о том, что они перерождаются из поколения в поколение в разных людях и помнят о своих прошлых жизнях лишь урывками и основами, о тёмной сущности. Осторожно намекнул на отношение к остальным людям. И понял – сейчас самое время переходить к разговору об акума.
— Ты знаешь, что большинство наших слуг, работающих здесь, не люди?
— Да, Роад проболталась уже, — кивнул мальчик, отпивая свой чай с мёдом. Аллен был внимательным слушателем, не перебивающим, не отвлекающимся.
Он так был захвачен рассказом, так жаждал продолжения.— Акума это то, что я мог сделать с Маной.
Графу не хотелось вновь и вновь затрагивать тему отца мальчика, рано было проверять, насколько Аллен принял его смерть. И сейчас Уолкер, нахмурившись и сжав ладони сильнее, серьёзно кивнул.
— Я мог сделать его акума, — это был тонкий лёд, и Граф с каждым словом всё сильнее рисковал провалиться в кое-что опаснее ледяной воды. — Моё оружие, существо, подчинённое моей воле, испытывающее голод, вынуждающий убивать. Существо, в основе которого душа, захваченная благодаря кому-то, кто тосковал по этой самой душе. Существо, которое так просто не победить и не уничтожить. На самом деле оружие, способное на это, — Чистая Сила.Она очень редкая, и одна такая помещена в твою руку. Поэтому существует возможность, что, приняв нас за врагов, тем более Скин выглядел довольно жутко для тебя, она и активировалась. А позже ты сумел ей доказать, что опасности нет.
— Вы бы захватили так душу Маны? — рука больше Аллена не волновала.
Не всё сразу — решил Граф, умалчивая о том, каково душе в этой ловушке.
— Нет. С его душой я бы так никогда не обошёлся.
— Потому что он член Семьи, да? Вы всех других людей ненавидите, да?
— Не совсем. Как видишь, у нас работают и обычные люди, и ничего…. Просто… — Граф не знал, как это объяснить десятилетнему ребёнку. — Я веду дела с людьми, но отношусь к ним так же, как они относятся друг к другу. Выделяю лишь Семью. Вот и всё. Люди ненавидят друг друга, обманывают, убивают, унижают, пытают – в мире есть достаточно мерзости.
— И вы создаёте этих акума из их душ.
— Да.
— Вы правда злой, да?
Граф снова кивнул.
— И я тоже должен стать злым?
— Не обязательно, Аллен. Я просто надеюсь, что ты примешь нас такими, какими мы и являемся.
— А моя рука, она ведь против вас?
— Она оружие, а ты ей управляешь. В этом нет ничего страшного. Поверь, уж я то точно не стану принимать тебя как врага из-за чистой силы в руке. Роад вон тоже не принимает, даже Скин, хотя ты успел его огреть.
— Да, — кивнул Аллен, выдавливая улыбку и вспоминая что-то услышанное им уже давно. — Наверное, так правильно, когда вы одна семья, прощать недостатки друг друга, да?
Праздновать день рождения кое-кого — звучит не очень мило. «Тащи свой зад праздновать день рождения кое-кого интересного» — звучит почти грубо. Когда всё это бросает тебе девичий голос из трубки телефона, перекрикивающий основного говорящего и не дающий ничего сказать Графу…
Да, это всего лишь Роад. Его «сестрёнка».
В гробу Тики видел таких сестрёнок!
В гробу Тики видел свою «семью»!
В гробу он видел… стоп, он видел, но не видит сейчас!
— Марк! Какого хрена ты снова спёр мои сигареты?
— Я одолжил! Всего лишь одолжил! Что сразу кричать? — послышалась из душа.
— Которая это пачка? И вообще, кто одалживает пачками? — этот тип, с которым Тики приходилось делить и комнату, и душевую, Микка доводил уже неделю, и никуда от него не денешься. В комнате проживали, деля оплату за неё поровну, трое мужчин, работавших в одной и той же дыре. И если от вида Стива у Тики становилось тепло на душе, старый товарищ всё-таки, то даже от голоса второго соседа хотелось жалобно взвыть диким волком в полнолунье.