Эль-Ниньо

– Майки-то купил? – спросил Валера.

– Чего? – не понял Рустам.

– Ну ты же майки искал для племянников.

– А! Нет, майки там дорогие были.

Я почувствовал, что засыпаю. Дали о себе знать выпитая на голодный желудок водка, наспех съеденная картошка, волнения и усталость сумасшедшего дня. Голова стала чугунной, пару раз я клюнул носом.

– Эй, на «Эклиптике»! – пробасил Анатолий Степанович. – Умаялся, корешок. Ты ложись, койка свободная.

– Валяй, не стесняйся, – соседи подвинулись, освобождая мне место.

Поколебавшись секунду, я скинул ботинки и залез на кровать. Совсем укладываться не собирался, только вытянуть гудевшие от усталости ноги, хотелось еще послушать разговор.

– Спать не буду! – объявил я.

– Пароход-то твой когда отходит? – спросил Валера.

– Через три дня.

– Не дрейфь, не проспишь!

– Родом откуда, питерский? – поинтересовался Григорий.

– Нет, в Питере учусь, а сам из Илимска, Иркутская область.

– О, почти земляки! – воскликнул Григорий.

– А вы откуда?

– Из Краснодара! – он улыбнулся.

– Спи, моряк! Все будет нормально. «Эклиптика» твоя без тебя не уйдет, – сказал Анатолий Степанович.

– И без тебя не придет, – добавил Григорий.«Без меня не уйдет – это хорошо», – подумал я. На душе стало спокойно – такой человек, как Анатолий Степанович, зря говорить не станет. Как он сказал, так тому и быть. Без меня не придет – тоже хорошо, наверное, это такое морское пожелание. Надо запомнить.

«Главное – не заснуть» – подумал я и мгновенно уснул.

Когда замначальника управления рыбразведки увидел меня в своем кабинете на следующий день, то скривился, как от зубной боли.

– Опять ты?

– Степан Михайлович, – начал я осторожно. – СРТМ «Эклиптика»…

– Что «Эклиптика»?

– Я слышал, собирается в рейс. Можно мне туда практикантом?

– Ставок нет.

– Я в рыбцеху работать буду. Стенгазету делать. Я рисовать умею, у меня почерк хороший… Пером плакатным могу.

– Послушайте, молодой человек, – на лбу замначальника выступили крупные капли пота. – Вы русский язык понимаете?

– Понимаю, – быстро сказал я. – Могу заметки писать в газету пароходства.

– Кто вас сюда прислал?

– Ленинградский гидрометеорологический институт. Вот направление, – я снова извлек свою бумагу. – Подпись, печать, все как положено. Пожалуйста, можете сами убедиться.

– Про «Эклиптику» откуда знаешь? – замначальника взглянул на меня с подозрением.

– В управлении случайно услышал. Сказали, идет в Тихий океан с научной группой. А у меня тема диплома как раз восточно-тихоокеанская популяция лангуста. Я этого лангуста вдоль и поперек знаю! Я вам такой материал соберу! Степан Михайлович!

Степан Михайлович покачал головой.

– Про «Эклиптику» вообще забудь. Ставок нет. И вообще, иди-ка ты, братец, отсюда с Богом.

– Не уйду! – я вцепился в стул. – Мне нужно практику пройти. Никуда не уйду!

Замначальника достал из кармана платок, вытер пот со лба и шеи. Потом снял телефонную трубку:

– Зиночка, позови сюда Бориса. Тут одного посетителя припадочного надо к выходу проводить.

Вечером в МДМ я отдал все свои деньги новому знакомому Василию. Специально, чтобы не на что было возвращаться в Ленинград. Оставил себе десятку, на всякий случай. На десятку все равно билет не купишь, даже по студенческому. Василию деньги позарез нужны были, он к невесте своей ехал в Могилев, расчет после рейса только через неделю, а ему срочно надо было. Мириться. С Василием мы познакомились случайно. Когда я вечером пришел в Дом Моряка, обнаружилось, что комната, в которой я ночевал, заперта. Постучал в соседнюю комнату, чтобы узнать, где ребята. Оттуда голос: войдите! Сидит там парень молодой, невеселый какой-то. Комната пустая, будто нежилая, даже стола нет, только кровати без белья и чемодан посередине. Спрашиваю: не знаете, где соседи – Рустам, Анатолий Степанович. Он: понятия не имею, в рейсе, наверное. Про Семенова Николая он тоже ничего не знал. Я набрался смелости: можно у вас переночевать? Валяй! – равнодушно махнул рукой парень. Это и был Василий. Жил он по-спартански, даже белье не удосужился у кастелянши получить, спал на голых пружинах. Какое там белье, говорит, когда в Могилев срочно надо ехать. А что ж не едешь, спрашиваю. Денег нет, расчет не дают. Он и не ел ничего эти три дня, кажется. Поужинали с ним батоном и кефиром, которые я по дороге купил. Говорить Василий мог только про Могилев, да про свою Оксану. Твердил, какая она распрекрасная, а он какой дурак и скотина. Тут меня и осенило: отдам ему деньги. Пусть едет к своей Оксане, а то, пока расчета дождется, свихнется здесь окончательно.

На следующий день я опять сидел в кабинете замначальника. Путей к отступлению у меня больше не было, поэтому чувствовал я себя уверенно. Прекрасно чувствовал. Замначальника не мог этого не заметить.

– Пришел? – усмехнулся он.

– Пришел, – кивнул я.

– Тебе же сказано, ставок нет.

– Ставка не нужна.

– Без ставки не положено.

Начало нашего разговора походило на быстрый обмен ходами в блиц-шахматах.

– А я согласен и на полставки.

Это был сильный ход. Замначальника посмотрел на меня пристально, но без злобы и раздражения.

– Откуда ты такой взялся?

– Из Ленинграда. Вот направление.

– Направление, – Степан Михайлович снова усмехнулся. – Паспорт моряка есть?

– Вот, – я достал из кармана новенький паспорт в бордовой обложке.

– Санитарная книжка?

– Нету, – сказал я. – Но я сделаю. Быстро сделаю.

– Кто бы сомневался… – замначальника задумчиво провел ладонью по стриженому бобрику на голове. – Значит, так, – наконец произнес он. – Пойдешь на «Эклиптике». В рыбцеху будешь стоять две подвахты по четыре часа. Изучай там своих лангустов сколько влезет. И вдобавок, – замначальника сделал угрожающую паузу, – общественная нагрузка по полной программе.

Я не поверил своему счастью.

– Что сидишь? – строго сказал Степан Михайлович. – Медкомиссия до четырех!

Вечером я вселился в МДМ уже на законных основаниях. В гости ко мне забежал Василий – счастливый, запыхавшийся, через час у него был поезд на Могилев.

– Билет еле купил! – радостно сообщил он. – Кассирша сжалилась, сказал к невесте еду, из ветеранской брони дала. Спасибо тебе, корешок – он пожал мне руку. – Век не забуду! Расчет получу, сразу отдам.

– Брось! – отмахнулся я.

– Побежал я, корешок! Спасибо тебе! Счастливо в рейс сходить! Увидимся! – он хлопнул меня по плечу и умчался.

4

Ваня Шутов чувствовал себя на Пляже великолепно. «Курорт! – восторгался он нашей новой жизнью. – В море сутками пахал на этом камбузе, как раб галерный, света белого не видел. А здесь – просто курорт!».

Ночью он спал, днем купался. Дед запретил купаться во время вахты, поэтому в свою вахту, с восьми до четырех, Ваня валялся на песке и философствовал.

Так как Дед постоянно пропадал на «Эклиптике», я был единственным слушателем его теорий.

– Большая ошибка человечества, – говорил Ваня, закинув руки за голову и щурясь от солнца, – в том, что мы вздумали измерять время часами, минутами и секундами. Вот сам подумай, мы с тобой лежим на берегу…

(Лежал он один, а я в этот момент вносил в тетрадь результаты утренних метеорологических измерений.)

– … лежим пять минут, десять, пятнадцать… Что произойдет за это время? Да ничего! Вон то облако переползет с одного края неба на другой. И больше ничего.