Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина
Шрифт:
Он ответил как-то невнятно:
– Ну почему же? Почему же не говорил?
– И каково его мнение?
Яковлев ушел от ответа и перевел разговор на тему январских вильнюсских событий:
– Ну, помните, через десять дней после вильнюсских событий он сказал, что не имел к этому ни малейшего отношения…
– А вам не кажется, что существует заговор против Горбачева? Один из элементов этого заговора – зверское убийство в Мядининкае на литовской таможне, приуроченное к встрече Горбачева и Буша, более того - к их совместной пресс-конференции. Ведь после этого зверства оба чувствовали себя крайне неловко, когда им задали вопрос об этом убийстве, беспомощно мямлили
Александр Николаевич со мной согласен и вновь повторяет свое подозрение:
– Никакими фактами на этот счет я, конечно, не располагаю, но у меня такое ощущение, что существует мощная группировка - организованная или не организованная, я не знаю, - которая ставит своей задачей свержение президента.
Все-таки что же это за мощная группировка (в то утро, за трое суток до переворота, пофамильно она еще не была известна)? Спрашиваю Яковлева, как он считает, есть ли среди людей, занимающих ключевые посты в союзном руководстве - я имею в виду президента, вице-президента, председателя Верховного Совета, премьер-министра, министров, - искренние сторонники реформ?
Ответ удручающий:
– Я в их душах не копался, но думаю, что президент - он действительно сторонник реформ (это вроде бы очевидно, но вот ведь Яковлев все же считает необходимым удостоверить этот факт.
– О.М.) Член Совета безопасности Бакатин - действительно сторонник реформ… Но я бы так сказал: список очень коротенький.
Этот список коротенький, зато с другой стороны - длинный: необольшевики, полозковцы, «союзники», национал-патриоты, оэфтэшники (члены прокоммунистического Объединенного фронта трудящихся)… Спрашиваю у Яковлева, кто из них, по его мнению, наиболее опасен.
– Отношение к ним у меня одинаковое, - говорит Яковлев.
– Я не делю их по степени моего презрения… Они делают страшное для нашего народа дело. Страшное. Прежде всего, само по себе стремление вернуть народ назад, опять его бросить в эту черноту, грязь, нищету - это позорно. Самая главная опасность - смыкание всех этих сил вокруг неосталинизма. Ведь и «Слово к народу» - это тоска по сталинизму… И «Единство», и инициативники, и правое крыло в КПСС, и Жириновский (вот ведь когда еще курилка проклюнулся!
– О.М.)… Это все тоска по военно-бюрократической диктатуре. Все они заражены вирусом большевизма. Все их поры этим поражены. Вся психология… Но, в конце концов, должны же мы вытащить страну на рельсы демократического развития! В конце концов, имеет же наш народ на это право!
Увы… Уже более семи лет Александра Николаевича Яковлева - одного из выдающихся русских людей ХХ столетия - нет в живых, а этот его отчаянный призыв - в конце концов вытащить страну на рельсы демократического развития!
– и сейчас остается так же далек от реализации, как и тогда, накануне августовского путча 1991 года.
Мою беседу с Яковлевым предполагалось напечатать в «Литературной газете», где я тогда работал, в среду 21 августа. Однако этот номер был «отменен»: в числе других демократических изданий хунта запретила и «Литгазету». Возле типографии были поставлены БТРы, внутри здания дежурили солдаты с автоматами. В одночасье мы все - журналисты запрещенных изданий - оказались безработными.
Потом, - когда путч стал захлебываться, - «отмененный» номер все же вышел. Однако делался он в экстремальных условиях - за одну ночь, и моя беседа с Яковлевым в него не попала. Опубликована она была лишь через неделю, 28 августа.
Встретившись с Александром Николаевичем Яковлевым десять лет спустя, в 2001-м, мы вновь вернулись к этой теме - к тем предпутчевым дням 1991 года. Я вновь его спросил, что именно вызывало у него тревогу, – опасение, что что-то зреет, ведь он сам признавался: никаких фактов у него не было?
Яковлев:
– Понимаете, в политике иногда происходит интересная вещь: фактов нет, а опыт что-то такое подсказывает, где-то какой-то колокольчик «динь-динь-динь…» Что-то не то творится. К тому же лично у меня тогда к этому была несколько повышенная чувствительность.
По словам Александра Николаевича, в тот момент он только что ушел в отставку с поста старшего советника президента, а ощущение, что он все еще член Политбюро, у окружающих еще оставалось, и с ним продолжали, - из-за страха, может быть, ненавидя его как человека, - общаться соответствующим образом: кланялись, улыбались, будучи застегнутыми на все пуговицы.
– И вдруг чувствую, - говорит Яковлев, - что-то изменилось, пиджаки расстегнули, разговаривают как-то снисходительно, даже не разговаривают, а цедят сквозь зубы, в глазах огонек такой появился недобрый: подождите, мол, скоро уже… Так вот, по сократившемуся числу звонков, по тому, как меня начали избегать, стало ясно: что-то готовится.
Забавно, не правда ли: оказывается, по каким-то нюансам в поведении клерков, по едва заметным изменениям в их холуйской, лакейской чиновничьей психологии можно, оказывается, догадаться о грядущих серьезных катаклизмах в государственной жизни. Для тех, кто хорошо изучил эту психологию, придти к такой догадке не составляет труда.
Кстати, любопытно, что не избегал Яковлева лишь Янаев, из чего Александр Николаевич делает вывод (не знаю, насколько основательный), что попал он в гэкачепистскую гоп-компанию достаточно случайно, движимый какими-то мелкими обидами на Горбачева.
– Не знаю уж, зачем его позвали возглавить ГКЧП, долго, чуть не до самого начала событий, уговаривали. А так 8 августа я с ним встречался, разговаривал он со мной вполне нормально. Все жаловался на Горбачева, что тот его к делам не подпускает. Посадил, дескать, меня в золотую клетку, а я ему так верен, я ему хочу служить, выполнять все, что он скажет. И он говорил правду - я-то все это знал давным-давно.
Ну, зачем гэкачепистам понадобился Янаев, достаточно ясно, - вице-президент. По Конституции, если президент по каким-либо причинам теряет дееспособность, исполняющим обязанности становится «вице». Очень удобная для заговорщиков фигура. Прояснил для меня Яковлев и тот вопрос, который я ему тогда задавал, но на который он фактически не ответил: предупреждал ли он Горбачева о зреющем заговоре? На этот раз ответ был однозначный:
– Да, я ему сказал, что будет переворот…
– Какова же была его реакция?
– …Я ему сказал, что будет переворот. А он мне: «Саша, брось ты. Ты переоцениваешь их ум и храбрость». Ничего я не переоценивал. Я знал их всех как облупленных.
Это поразительное легкомыслие, проявленное Горбачевым, до сих пор остается загадкой. Некоторые за этим, повторяю, усматривают, что и сам президент каким-то образом был втянут в заговор: понимал, что никаким другим способом, кроме как силовым, Союз уже не спасти, но сам в насильственных действиях, как всегда, участвовать не пожелал, позволил попытать счастья на этом пути «верным соратникам», закрыл на это глаза, удалился в Крым, - дескать, валяйте, пробуйте, получится, так получится, не получится - не обессудьте…