На самом деле ситуация с «ядерной кнопкой» была еще хуже, чем считает Черняев. Следствие установило потрясающую вещь. Согласно установленному порядку, существует три «абонентских комплекта» управления стратегическими ядерными силами страны, один – у президента, второй – у министра обороны, третий – у начальника Генштаба. Они объединены общим пультом управления. Главный комплект – президентский, при его отключении разрушается вся система управления, без него никакое управление невозможно.
И вот 18 августа 1991 года в 16-32 президентский комплект, как и вся связь в целом, были
отключены. Однако, что удивительно, никто из высших военных не проявил по этому поводу ни малейшего беспокойства. Из Фороса вся «ядерная команда» вместе с отключенной аппаратурой неторопливо, более чем через сутки после отключения, была перевезена в Москву и распущена по домам.
Из книги Степанкова и Лисова «Кремлевский заговор»:
«Та, поистине будничная простота, с которой президент, Верховный главнокомандующий Вооруженными Силами, был отстранен от контроля над сверхоружием, неопровержимо свидетельствует о том, что фактически он НИКОГДА (выделено мной. – О.М.) не владел ядерной кнопкой. Управление ядерными силами всецело находилось в руках генеральской верхушки армии и КГБ».
Потрясающе!!!
Если говорить точнее (Степанков и Лисов дальше сами это уточняют), выяснилось, что «главный» «ядерный» комплект находится вовсе не у президента, и даже не у министра обороны, а у начальника генштаба генерала Моисеева. Именно он, не советуясь ни с президентом, ни с министром обороны, может принять решение о нанесении ядерного удара.
Собственно, Моисеев сам это признал спустя несколько дней в интервью одной из зарубежных газет:
– …В те часы единственным человеком, который контролировал стратегические ядерные силы, был я. Президент был выключен. Язов – тоже… Когда прервалась связь с дачей Горбачева в Крыму, мы разъединили все средства связи и поместили в безопасное место ядерный портфель. Я говорю о кодах на пуск, которые были отменены. Никто не мог ими воспользоваться…
Ясно, что такая не санкционированная ни президентом, ни министром обороны – вообще никем! – «перекоммутация» пульта управления стратегическими ядерными силами – тягчайшее государственное преступление. Что-то я не слышал, однако, чтобы об этом вообще поднимался разговор и кто-то понес за это уголовную ответственность.
В принципе Моисеев и Ко могли осуществить эту процедуру в любой момент и раньше. В этом смысле, наверное, и следует понимать слова Степанкова и Лисова о том, что президент «фактически… никогда не владел ядерной кнопкой».
Между тем сам Горбачев позднее на одной из международных встреч, что называется, «на голубом глазу», уверял, что в СССР контроль над ядерным оружием гораздо надежнее, чем в США, и даже во время путча все тут было под контролем…
Вообще интересно: только что, в конце июля, Горбачев и Буш обсуждали детали договора по СНВ, спорили, у кого сколько носителей ядерного оружия и боеголовок должно остаться после сокращения, а тут выясняется, что у СССР фактически вообще нет ядерного щита, подразумевая под этим, что такой щит должен находиться в руках серьезных и ответственных людей, уполномоченных на владение им.
И еще забавная вещь: вырвавшись из форосского плена и еще ни в чем
толком не разобравшись, Горбачев назначил этого самого Моисеева министром обороны СССР вместо арестованного Язова. И только энергичный протест Ельцина сорвал это странное назначение.
Часто говорят, что главная отличительная черта России – это всегдашний бардак. Но такого страшного бардака, как бардак с ядерным оружием в августовские дни 1991 года, по-видимому, в ее истории не бывало никогда.
Мосты сожжены
Степанков и Лисов на основе материалов следствия описывают, какими были для заговорщиков, собравшихся в Кремле, последние часы 18 августа 1991 года:
«Почти все было готово к действу. Задерживался лишь Янаев. Наконец он вошел в кабинет хмельной, прыгающей походкой. «Мы тут сидим, важные дела обсуждаем, а вице-президент где-то гуляет», – с театральной укоризной сказал Павлов, который сам задержался и тоже был навеселе».
В 22-15 вернулась делегация из Крыма. Из допроса Язова:
« – … Зашли с шумом Шенин, Бакланов, Болдин, Плеханов и с ними начальник личной охраны президента Медведев (вот и этот здесь оказался! – О.М.) Все под хмельком. Расселись и стали по порядку рассказывать. Первым Шенин…».
В этот момент еще можно было дать задний ход, отказаться от путча. «Сдать» «крымских визитеров» – это, мол, все их личная инициатива, а мы тут не при чем. «Визитеры» уловили такую возможность и поспешили ее предотвратить: да, мы «засветились», и если сейчас разойдемся ни с чем, «то мы на плаху, а вы – чистенькие» (эти их слова – в пересказе Язова).
Расходиться ни с чем никто, однако, не собирался. Все принялись уговаривать Янаева, чтобы он подписал указ о возложении на себя обязанностей президента. Тот «кобенился», набивал себе цену: «Я этот указ подписывать не буду».
Более того, принялся делать реверансы в сторону своего «друга» Горбачева: он, дескать, «должен вернуться после того, как отдохнет, поправится, придет в себя».
Наконец, честно признался, что он «не чувствует себя ни морально, ни по квалификации готовым к выполнению этих обязанностей».
Однако друганы-заговорщики не отступали. По их словам, все заботы по управлению государством возьмет на себя ГКЧП, а Янаеву останется только подмахивать указы. При этом поддакивали упирающемуся вице-президенту: если Горбачев поправится, он, конечно, вернется к исполнению своих обязанностей, какие тут могут быть сомнения. Хотя все прекрасно знали, что Горбачев в полном здравии, никакой «поправки» ему не требуется.
В общем, это был цирк. Наконец уломали горбачевского «преемника»:
« – Подписывайте, Геннадий Иванович – мягко сказал Крючков.
Янаев потянулся за пером.
Под Указом появилась его нерешительная, выдающая дрожанье рук (все то же дрожанье рук! – О.М.) подпись.
Цена этого робкого росчерка была огромной. Он зафиксировал захват власти.
Мосты были сожжены».
После этого принялись подписывать бумаги, которые завтра утром будут опубликованы – «Заявление Советского руководства», «Обращение к советскому народу», «Постановление ГКЧП №1».