Ельцын в Аду

– Мне рассказывали, - вспомнил Ницше, - что тогда мировую прессу облетели снимки умирающих детей-скелетов и известия о людоедстве, призывы о помощи голодающим. Американское управление помощью АРА в августе 1921 года заключило с советским правительством соглашение и с октября 1921 года по июнь 1923 г. кормило до 11 млн. человек (половину из них детей), снабжало медикаментами, одеждой и семенами. Комитет норвежского полярного исследователя Фритьофа Нансена и другие европейские организации помогли еще около 3 млн. человек. К лету 1922 года сведения о смерти от голода прекратились.

– Еще бы!
– усмехнулся Феликс Эдмундович.
– Мы не выпускали наружу ни людей, ни информацию о бедствии. 1 июня 1921 года вышло постановление Совета Труда и Обороны «О прекращении беспорядочного движения беженцев». На станциях и дорогах выставили вооруженные кордоны, а всем органам власти категорически запретили выдавать пропуска на выезд из голодающих губерний...

– Правду, тем не менее, вы не утаили!
– перебил его философ.
– В пострадавших губерниях недосчитались 5,1 млн. человек. Стряслась крупнейшая в Европе демографическая катастрофа! От подобной засухи в 1891/92 годах погибло 375 тысяч человек - в 15 раз меньше! И самое главное в другом! Принимая гуманитарную помощь от иностранцев, РСФСР одновременно продавала зерно на экспорт. Узнав об этом, американцы прекратили ее!

– Слушай сюда, Фридрих!
– возмутился – позавидовал Ельцин.
– Почему, понимаш, нас всех корчит здесь, а тебе хоть бы хны?!

– У меня другая психология, и в злых делах я не повинен – только в злых мыслях. «Я бросил вызов богам: на мне испытать высшую меру опасности, которой живет человек... Что не убивает меня, то меня укрепляет... Я не дух, и не тело, а что-то третье. Я страдаю всем существом и от всего существующего». Но сейчас-то материально мы не существуем, что бы там герр Ульянов ни говорил, - и я не страдаю...

– Слушайте, что вы тут антимонии вселенские развели?!
– возмутился Молотов.
– Разве неясна теоретическая база всех наших так называемых репрессий? Давайте я объясню, почему нас обвиняют в ненужной жестокости и отсутствии гуманизма.

Наши идеологические противники поют: «... надо быть гуманистами, надо соблюдать законы – вот их мораль. Но эта мораль не революционная, она не двигает вперед...

... Возьмите Ленина. Он говорит, что у нас не какая-нибудь идеология за боженьку или против боженьки, за одну религию или за другую, наша идеология такая: свергай капитализм социалистической революцией!

... Если держаться этой идеологии, тогда вся наша мораль будет революционной, направленной к осуществлению этих задач. Наш гуманизм – марксистский, он не может походить на гуманизм буржуазный. Их гуманизм такой, чтоб никого не обижать – вот их гуманизм. Христианский, антихристианский, но это гуманизм буржуазный. Не трогать буржуазного строя, воспитывать людей – Толстой проповедовал, да потому что он был помещик, не мог понять, что без изменения строя человека не изменишь.

Если мы мораль направим на то, чтобы воспитывать в человеке добрые качества, а строй оставим, какой есть, - со взятками, с хищениями, если мы это оставим, то вся эта мораль останется гнилой». Вот что случилось в России во время твоего правления, гнида Ельцин! «А если мы поставим задачи революционные, ломающие строй, доделывающие, тогда нужно приспособить мораль к победе, к борьбе за победу. Это другая мораль. Это все хотят обойти. Поэтому все разговоры о морали, о гуманизме, они насквозь фальшивы.

... Те или иные слова и фразы около правды были и у буржуазных философов, пока они верили в свои силы, они за революционные действия были. Словом, сорвали голову Карлу этому в Англии, уничтожили Людовика, не жалели, когда нужно было. Но на этом революция не кончается. Помещиков, значит, вышибли – это большое революционное дело. А дальше-то им не подходит... Вот в этом все дело, что надо теперешние революционные задачи понять, в чем они заключаются, - не в словах о коммунизме, не в благих расположениях о мирном сосуществовании, а в уничтожении классов».

– А классы, в марксистской интерпретации сего понятия, - это большие группы людей. Соответственно, уничтожение классов – это истребление людей большими группами, - коротко выразил суть молотовской тирады Ницше.

– Вы хорошо понимаете марксизм!
– одобрил Ленин.

– Это я его хорошо понимаю!
– восславил себя Сталин.

– Да, после окончания Вашего правления пришлось провести перепись оставшегося в живых населения.

– Я заботился о пропитании народа: при наших скудных запасах продовольствия чем больше становилось жмуриков, тем больше доставалось живущим!

Ельцин никак не мог понять: то ли Вождь серьезен, то ли шутит в своей обычной людоедской манере.

– Не надо на себя даже в шутку наговаривать, товарищ Сталин!
– залебезил Молотов.
– Так называемые репрессии «... мотивируют злоупотреблением властью». Врут, будто «... в период 30-х годов было произведено 1 миллион 370 тысяч арестов – слишком много... Действительно были незаслуженно пострадавшие, но и без этих суровых мер мы не могли обойтись». И еще важный момент... На отдельных стадиях расследование попадало в руки тех, кто затем сам был разоблачен в предательстве и разных враждебных антипартийных и антисоветских делах. Эти запоздало разоблаченные перерожденцы – предатели в органах госбезопасности и в парторганизациях, как это очевидно, иногда сознательно толкали к некоторым неправильным мерам, направляя их против честных партийцев и беспартийных. Партия, Советское государство не могли допускать медлительности или задержек в проведении ставших совершенно необходимыми карательных мероприятий. Одновременно решительно устранялись обнаружившиеся злоупотребления властью и другие неправильности в ходе многочисленных расследований, о чем партийные организации были подробно информированы в специальном письме ЦК. За грубые злоупотребления властью нарком внутренних дел Ежов, разоблаченный в некоторых грубых искажениях политики партии, был тогда же осужден к высшей мере наказания».

– Да какой же я перерожденец!
– заплакал «кровавый карлик».
– Я – плоть от плоти и кровь от крови нашей партии!

– Да, крови ты понавыпускал нашей партии много!
– мечтательно закатил глаза Берия.

– Все это правильно, - продолжил атаковать вопросами Молотова автор «Заратустры».
– Ежова расстреляли, однако невиновных-то не выпустили.

– «А ведь там же много было и правильно арестованных. Разобрались, кой-кого выпустили».

– Но большинство-то осталось!
– возразил Ницше.
– И вообще, каково Ваше отношение к политике 30-х годов?

– «Я несу ответственность за эту политику и считаю ее правильной. Я признаю, что были допущены крупные ошибки и перегибы, но в целом политика была правильной».

– Как же Вы допустили гибель ряда известных Вам людей, не говоря уже о тех тысячах, что пострадали на местах?

– «Посмотрел бы я на вас на нашем месте, как бы вы справились», - огрызнулся Молотов.

– Что, Вы отрицаете, что сотни тысяч людей были уничтожены зря?

– «Что значит – зря? Слишком вольно» трактуете... Хотя... «Я думаю, Вознесенского зря расстреляли».

– И Кузнецова, наверно?

– «Кузнецова, да. Кузнецов ленинградский, по-моему, неплохой парень, был неплохой. Он мне нравился. Его я всячески поддерживал. Из тех, которых я знаю, он очень хороший. К нему Сталин хорошо относился, но вот эта группа Вознесенского... Запачкался ли он тут, я не знаю, а может быть, и некоторая торопливость была. Мне говорили, еще немного и я бы тоже не уцелел».

– А почему, на Ваш взгляд, герр Джугашвили уничтожил практически всех героев гражданской войны?