Ельцын в Аду
Шрифт:
Молотов, будто в старые добрые (или недобрые?) времена, кинулся в словесный бой с «иудушкой»:
– «Сталина топчут для того, чтобы подобраться к Ленину. А некоторые уже начинают и Ленина. Мол, Сталин его продолжатель, в каком смысле? В худшем. Ленин начал концлагеря, создал ЧК, а Сталин продолжил...»
– Нельзя в России без принуждения, без террора, - пояснил свою позицию Ильич.
– «У нас такой характер народный, что для того, чтобы что-то провести в жизнь, надо сперва сильно перегнуть в одну сторону, а потом постепенно выправлять. А чтобы сразу все правильно было, мы еще долго так не научимся. Но если бы мы партию большевиков заменили, скажем, партией Льва Николаевича Толстого, то мы бы на целый век могли запоздать». В наших рядах толстовцы (то есть люди, «отягощенные» буржуазной моралью и нравственностью)
Ницше многозначительно закивал призрачной головой:
– «Мы, воздухоплаватели духа», отлично понимаем друг друга, хотя и не всегда соглашаемся. И ни на что не надо закрывать глаза! В области познания «слепота – не заблуждение, а трусость». Я, как и большевики, - «разрушитель бурого покоя»! Человек у Вас выступает не в его гуманистическом, а лишь в классово-социологическом смысле. Для Вас нравственно все, что служит делу мировой революции. Безнравственно и преступно все, что мешает. Вот почему Вы, герр Ульянов, не постеснялись дать в 1905 году совет московским боевикам: обливать кипятком правительственные войска, брызгать серной кислотой в лица городовым. Нужно – ограбили банк, нужно – прибегали к финансовым махинациям! Ведь цель оправдывает средства!
– С Вашей философией, господин Ницше, у марксизма есть весьма схожая идея: «морали и нравственности в политике не бывает, а есть лишь целесообразность».
– Коли так, - спросил Ельцин своего гида, - то чем Ленин и Сталин лучше Гитлера, который тоже искренне хотел любыми средствами обеспечить величие Германии? И почему об одном говорят как о величайшем преступнике, а на примере жизни и деятельности двух других обучали будущих граждан демократического общества?
– Это вы, россияне, так поступаете – и не смейте приписывать свою глупость остальным!
– осадил экс-гаранта «первый имморалист».
– Ваша «главная ошибка в том, что не понимаете, так сказать, нутра, ленинского подхода, - снизошел до разъяснения (не Борису, а Фридриху) Молотов.
– У того все время подкоп под капитализм, под буржуазную идеологию с самых разнообразных позиций и так метко и в такой форме. Возьмите вы Ленина – у него каждая работа, каждая строчка – бомба про империализм. Это главное в Ленине».
Философ сразу же ухватился за подвернувшийся шанс получить новую информацию:
– Какая наиболее яркая черта господина Ульянова Вам запомнилась, герр Молотов?
– «Целеустремленность. И умение бороться за свое дело. Ведь в Политбюро почти все б-были против него – Троцкий, Каменев, Зиновьев, Бухарин. Тогда в Политбюро Ленина п-поддерживали только Сталин и я».
– Не слишком ли Вы его возвеличиваете? Признайтесь: совершал ли герр Ульянов ошибки?
– «Безусловно. Я как первый кандидат в Политбюро при голосовании б-был полноправным членом «пятерки», и был единственный раз, когда я голосовал против Ленина...
Летом 1921 года Ленин п-предлагал закрыть Большой театр. Говорит, что у нас голод, такое т-трудное положение, а это – дворянское наследство. В порядке с-сокращения расходов можем пока без него обойтись...
И п-провалился Ленин. Большинство – против. Сталина не б-было. Я помню, что я т-тогда и голосовал в числе тех, которые не согласились. А убытка большого нет. Тут, видно, он п-перенервничал. «На черта нам!...» Один из самых т-трудных годов. Переход к нэпу».
– А почему его преемником стал именно герр Джугашвили?
– После Гражданской войны в России образовалось м-множество «оппозиционных групп всевозможных. Ленин считал это очень опасным и - т-требовал решительной борьбы, но ему и нельзя было выступать в качестве прежде всего борца против оппозиций, против разногласий. Кто-то должен был остаться н-несвязанным всеми репрессиями. Ну, Сталин взял на себя фактически громадное б-большинство этих трудностей и преодоление их. По-моему, в основном, он с этим делом п-правильно справился. Мы все это п-поддерживали. В том числе, я был в числе главных п-поддерживающих. И не жалею об этом.
Сталин не раз г-говорил, что если бы сейчас Ленин был бы жив, наверно, д-другое сказал бы – куда там нам! Он бы, наверно, что-то п-придумал то, чего мы пока
не можем. Но то, что Сталин после н-него остался – громадное счастье. Громадное счастье, б-безусловно. Многие р-революции погибли. В Германии, в Венгрии... Во Франции – Парижская коммуна. А м-мы удержали».– Но ведь сколько крайностей допущено было!
– «Без к-крайностей ни Ленина, ни Сталина представить нельзя. Нет, н-нельзя жить, не только представить...»
– Но говорят, что в последние годы жизни герра Ульянова господин Джугашвили его не любил?
– Это неправда!
– пылко вмешался в интервью революционер Р. Арсенидзе.
– Сталин «преклонялся перед Лениным, боготворил Ленина. Он жил его мыслями, копировал его настолько, что мы в насмешку называли его «левой ногой Ленина».
– Следя за действиями Владимира Ильича, я всегда повторял про себя: «Учимся понемногу, учимся», - успехнулся в усы Коба.
– И Ленин п-платил ему взаимностью!
– опять перехватил эстафету разговора Вячеслав Михайлович.
– «На XI съезде появился так н-называемый «список десятки» - фамилии предполагаемых членов ЦК, сторонников Ленина. И против фамилии Сталина рукой Ленина б-было написано: «Генеральный секретарь». Ленин организовал фракционное с-собрание «десятки». Где-то возле Свердловского зала Кремля комнату н-нашел, уговорились: фракционное собрание, троцкистов – нельзя, рабочую оппозицию – нельзя, демократический централизм тоже не п-приглашать, только одни крепкие сторонники «десятки», то есть ленинцы. Собрал, по-моему, человек д-двадцать от наиболее крупных организаций перед голосованием. Сталин д-даже упрекнул Ленина, дескать, у нас секретное или полусекретное совещание во время съезда, как-то фракционно получается, а Ленин г-говорит: «Товарищ Сталин, Вы-то старый, опытный фракционер! Не сомневайтесь, нам сейчас нельзя иначе. Я хочу, чтобы все были хорошо подготовлены к голосованию, надо предупредить товарищей, чтобы твердо голосовали за этот список без поправок! Список «десятки» надо провести целиком. Есть большая опасность, что станут голосовать по лицам, добавлять: вот этот хороший литератор, его надо, этот хороший оратор – и разжижат список, опять у нас не будет большинства. А как тогда руководить!»
А ведь на X съезде Ленин з-запретил фракции.
И голосовали с этим п-примечанием в скобках. Сталин стал Генеральным. Ленину это б-больших трудов стоило. Но он, конечно, вопрос д-достаточно глубоко продумал и дал понять, на кого равняться. Ленин, видимо, п-посчитал, что я недостаточный политик, но в секретарях и в Политбюро меня оставил, а Сталина сделал Генеральным. Он, конечно, г-готовился, чувствуя болезнь свою.
– «Умение оказать давление – вот то, что Ленин высоко ценил в Сталине», - бросил реплику Троцкий. Молотов его проигнорировал и продолжил рассказ:
– «Сталин был п-предпочтительнее для Ленина не только по причине большей дисциплинированности и исполнительности. Но и по своей судьбе, х-характеру убеждений ближе к той Системе, которую спроектировал и начал строить вождь большевиков». А вообще они во многом очень п-похожи. «Микоян ведь с-сказал к его 70-летию: «Сталин – это Ленин сегодня».
– Тем не менее герр Джугашвили скрыл от партии и народа завещание своего предшественника?
– Что за вранье!
– возмутился Вождь.
– Его читали (правда, по делегациям, а не в зале) на партийном съезде! А в 1936 году оно было издано, с моими комментариями, в «Сборнике произведений к изучению истории ВКП(б)», Политиздат, тиражем 305 тысяч экземпляров!
Ницше в очередной раз попробовал спровоцировать скандал:
– А кто из этой великой пары сильнее как личность?
Душа Молотова с испугом посмотрела на Кобу, но кривить собою не стала:
– «Конечно, Ленин в-выше Сталина. Я всегда был т-такого мнения. Выше в т-теоретическом отношении, выше по своим личным данным. Но как практика Сталина никто не п-превзошел».
– А кто был более суровым?
– «Конечно, Ленин. Строгий б-был. В некоторых в-вещах строже Сталина. Почитайте его записки Дзержинскому. Он нередко прибегал к самым крайним мерам, когда это было необходимо. Тамбовское восстание приказал п-подавить, сжигать все. Я как раз б-был на обсуждении. Он никакую оппозицию т-терпеть не стал бы, если б была такая возможность. Помню, как он упрекал Сталина в м-мягкотелости и либерализме. «Какая у нас диктатура? У нас же кисельная власть, а не диктатура!»