Ельцын в Аду

Я мучилась. Я хотела, чтобы стало лучше. Не мне только — всем. Ради этого (с искренними надеждами!) я пришла в избранный на новой основе Верховный Совет СССР. Однако вскоре решила выйти оттуда!

– Почему?

– «Я не могу больше, понимаете, не могу!
– ответила я на этот вопрос одному из моих друзей.
– Ну зачем я там? Что могу сделать? Какой толк от всей нашей говорильни, если ни на что в жизни она по существу не влияет и все идет себе своим чередом?

… Главное, что побудило меня сделать это, - желание защитить нашу армию, интересы и права участников Отечественной войны, «афганцев». А когда поняла, что ничего реального сделать невозможно, терзалась, переживала всей душой. Сперва от депутатских денег отказалась: за что они? А потом и вовсе заявление подала о выходе...

В августе 91-го к Белому дому рванулась не как некоторые «предприниматели» - защищать свое нажитое или попросту наворованное. Я, как и тогда в 41-м, шла защищать идею справедливости и добра, которая казалась мне воплощенной в Ельцине, в новой российской власти. Однако вскоре поняла, что «как-то не так» оборачивается все вокруг. «Скверно. А я думала, что будет просвет».

«Мне стыдно и горько. Я, фронтовик, должна быть более выносливой к любым испытаниям, которые посылает судьба. Однако меня измучила бессонница — уже много лет не могла жить без снотворных и успокаивающих таблеток». Это у меня от войны.

И вот 20 ноября 1991 года я написала свои последние строчки:

«Ухожу, нету сил.

Лишь издали

(Все ж крещеная!)

Помолюсь

За таких вот, как вы, -

За избранных

Удержать над обрывом Русь.

Но боюсь, что и вы бессильны.

Потому выбираю смерть.

Как летит под откос

Россия,

Не могу, не хочу смотреть!»

Только здесь, в аду, я обнаружила, что самоубийством загубила свою бессмертную душу!

– Как я Вас понимаю, госпожа Друнина! Я за 73 года до Вашей смерти тоже написала схожие стихи!
– утешила подругу по перу Зинаида Гиппиус:

– «Если гаснет свет — я ничего не вижу.

Если человек зверь — я его ненавижу.

Если человек хуже зверя — я его убиваю.

Если кончена моя Россия — я умираю».

Я знала, кого ненавижу, но уничтожить их не имела возможности. А Вы не смогли определить тех, кто достоин ненависти или смерти. А потому предпочли нырнуть в вечное забвение сами...

– Я тоже последовал твоему примеру, Юлечка!
– признался Кондратьев.
– Как и ты, я с ужасом обнаружил, что в стране «все, на мой обывательский взгляд, делается не так и не то!» Я довольно долго прозревал... Вспоминаю мысли, которые возникали у меня в начале ельцинской эпохи...

«Не хочется что-то мне умиляться и выражать восторги по поводу нашего демократического правительства. Не могу восхищаться и современными нуворишами и петь хвалу «рыночным» в кавычках реформам, ударившим по самому незащищенному слою нашего народа — по пенсионерам. Представляют ли наши молодые правители из команды Е. Гайдара, кто является ныне пенсионером?.. И вот на этих спасших Россию на фронтах Отечественной, восстановивших разрушенное войной хозяйство, честно трудившихся всю жизнь за нищенскую зарплату обрушились новые цены, сразу превратившие их в нищих, обесценившие их накопления, которые правительство не может, как выяснилось, компенсировать. Мало того, у ветеранов отнимается единственная значимая привилегия — освобождение от подоходного налога... Мне часто пишет один голландец. Так вот он, живущий в благополучной стране, чуть ли не в каждом письме говорит, как они обязаны русским, которые спасли их от фашистской чумы. А родное русское правительство не помнит этого. Позор!

… Грабить вообще плохо, а грабить нищих стариков — этому и слов не найти. Негоже и президенту, если он дорожит уважением народа, бросать слова на ветер... Непримиримая оппозиция оказывается права. Вопит она, что Ельцин не выполняет обещаний, что ограбил народ, а он действительно обещаний не выполняет.

… Реформу начали делать люди, которые очень хорошо питались в детстве, а потому и смогли без особых колебаний и сомнений изъять у населения то, что они годами копили, как говорится, на черный день. Этот день, увы, наступил, а то, что собиралось для него, превратилось в пыль.

… В первую очередь надо индексировать сбережения пенсионеров... Ветеранов-то войны, кстати, на всю Россию менее трех миллионов, наверное, осталось. Невелика цифра, к тому же с каждым годом уменьшающаяся на сотни тысяч. Если несколько лет промариновать, так и некому компенсировать будет, но как жить, господа, будете после этого, если, конечно, совесть какая-то есть в душе?»

– Отлично жили и живут! — загоготал Сатана.
– Ты глянь на эти душонки: где они и где совесть?!

Кондратьев с жалостью посмотрел на падшего херувима, не прекращая своего монолога:

– «К сожалению, марксистский тезис о том, что бытие определяет сознание, оказался в определенной мере справедливым — когда тебе живется неплохо, ты не хочешь видеть недостатки и несчастья вокруг. А именно в таком состоянии явно пребывают новые власти, начавшие среди прочего и с установления себе приличных окладов, и обеспечения других условий комфортного существования. Когда основная масса народа нуждается, это выглядит безнравственно.

…. Повторяю: мы готовы терпеть, но, когда мы видим, что власть предержащие этого делать не собираются, мы их внутренне отторгаем. Не знаю, на кого будет дальше опираться Ельцин».

Да, мечталось о большей справедливости, а обернулось вопиющей несправедливостью. «Вот и вышло: для кого - «шок», для кого — коммерческий шоп».

– А что вы скажете о делах герра Ельцина?

– О развале СССР: «Мне и самому сговор в Беловежской Пуще показался не только малоэтичным, но и ведущим к непредсказуемым последствиям... Я сразу же написал об этом, но «Московские новости» не опубликовали, сказав, что поздно уже. Но происходящие события показали, что высказанные мной тогда сомнения в СНГ большей частью оправдались — ломать, как говорится, не строить».

О ваучерной приватизации: «Эта затея как раз и есть нагляднейший пример не слишком здравых, а еще и нравствено неразборчивых действий правительства. Здесь все удивляет и раздражает, начиная с келейности принятия решения...»

О штурме Белого дома. Хотя я покончил с собой за две недели до этого события, в моих невидящих и не видевших ужасной трагедии глазах снова и снова горит огонь, а в неслышащих ушах не смолкает грохот пушечных залпов, методично бьющих по белоснежному зданию, которое быстро становится черным. А за его стенами я чувствую смерть людей, чья вина лишь в том, что они сохранили верность Основному Закону страны...

Кто убивал их? Кто сидел в танках и вел прицельную стрельбу по законному парламенту, по зданию, где находились около 10 тысяч человек? Что чувствовали тогда эти вояки и что чувствуют они сейчас?

Ни одна газета, даже военная «Красная звезда», не поместила портретов тех, кто собственноручно стрелял в печально знаменитый дом на Краснопресненской набережной. А ведь, казалось бы, герои! Как формулировалось в официальных сообщениях, подавили вооруженный мятеж. Наверное, и награды получили! Какие? Указы тоже не опубликованы. Не появилось в прессе и очерков об этих людях или интервью с ними. Полное молчание. Тайна вокруг.