Электорат хакера

— Да мы что?.. Мы нормально… — в унисон ответили Тополянский и Столяров.

На этом собрание закончилось, и все разъехались по домам, за исключением Гайдука и Ершевского, которые принялись составлять списки представителей на избирательных участках.

Приехав домой, я отправился к Приятелю, чтобы рассказать ему о складывающейся ситуации, в условиях которой избирателям предстояло сделать свой выбор.

Как я и ожидал, Приятель был немногословен.

Он предупредил меня, чтобы в ближайшие три дня мы были готовы ко всевозможным провокациям.

С его точки зрения, наибольшее внимание стоило уделить событиям, которые придутся на вечер семнадцатого числа — то есть непосредственно после голосования.

Я поблагодарил Приятеля на добром слове и отправился ужинать. Не успел я закончить трапезу, как зазвонил телефон. Внутри меня что-то екнуло:

«Ну вот, началось…» Однако это был всего лишь Гайдук, который сообщил, что звонили из избирательной комиссии и подтвердили снятие Пальцевым своей кандидатуры с голосования. Я принял информацию к сведению, допил чай и отправился спать. В этот момент телефон зазвонил снова. Я в шутку подумал: «А не сошел ли с дистанции еще и Пасленов?»

Но грубый мужской голос сообщил мне совершенно иное:

— Ну что, козел, допрыгался? Мы тебя, суку, предупреждали еще в начале выборов, чтобы ты не лез, куда не надо. Теперь-то тебе пися полная и придет!

Я как можно интеллигентнее спросил:

— Извините, пожалуйста, вы, видимо, по поводу лицензии? Так с ней все в порядке, я проверял.

— Она тебе, м…ку, больше уже не нужна будет.

Так что подотри ей свою жопу! Она у тебя скоро будет очень грязная.., от страха.

— Благодарю вас за предупреждение, — опять как можно более вежливо ответил я. — Хочу лишь напомнить, что я вооружен, и если вы надумаете проделать со мной что-либо дурное, как бы я от страха не отстрелил тебе яйца, вонючий козел!

Я бросил трубку и перевел телефон в режим автоответчика. В течение вечера мне еще пару раз пытались позвонить, но каждый раз звонящий наталкивался на стандартную фразу о том, что меня нет дома. Утром я прослушал автоответчик и ничего, кроме угроз, не обнаружил.

Явившись на работу, я застал почти весь штаб в наличии и бодром расположении духа, кроме Ярового, который позвонил и сказал, что он плохо себя чувствует. Все ему искренне посочувствовали и пожелали, чтобы он выздоровел до конца выборов.

Гайдук деловито инструктировал наших наблюдателей по поводу тех или иных действий представителей избирательных комиссий. Ершевский нервничал, расхаживая по комнате и заламывая руки в ожидании каких-то серьезных потрясений. Тополянский живо рассказывал о том, как его вчера по телефону обещали кастрировать. Гайдук, прервав свои объяснения наблюдателям, сказал:

— Главное, чтобы тебя не женили после этого на сексуальной маньячке.

Все дружно и в то же время нервно погоготали и принялись заниматься повседневными обязанностями. Немного погодя Веселов привез свежий номер газеты «Живи и богатей» с последним призывом Ершевского к избирателям сделать достойный выбор, ограничившись прозрачными намеками, так как агитация с сегодняшнего дня была уже запрещена. Гвоздем номера был список умерших избирателей, которые числились в избирательных комиссиях как живые с целью принудить их помимо своей воли исполнить гражданский долг. К спискам прилагались пространные размышления Джаванидзе по поводу того, что голосовать до восемнадцати лет и после смерти в нашей стране запрещено законом и что «тарасовские Чичиковы» из избирательных комиссий поступили, таким образом, нехорошо.

После обеда Гайдук сообщил, что на избирательных участках все спокойно, предварительное голосование проходит вяло и контролировать там особо нечего, так как люди Пасленова лезут во все дыры и строчат акты о нарушениях закона по поводу и без повода. День уже клонился к концу, и все настроились, что все будет нормально, как поступило сообщение от Чернобородова о том, что на одном из складов его овощехранилища произошел пожар.

Я с двумя охранниками срочно выехал на «Поле чудес». О том, что горело овощехранилище, я узнал еще не доехав до него. Во-первых, потому что по пути с визгом и воем нас обогнали несколько пожарных машин, а во-вторых, по неповторимому аромату, которым был наполнен воздух на окружающей овощехранилище территории в радиусе одного километра.

Мы прибыли наконец на место и отыскали там Чернобородова среди толпы пожарников и рабочих. Адриан пояснил нам, что сгорел один из складов, на котором хранились картошка и яблоки. Поскольку овощи и фрукты гореть не могли, сгорели лишь деревянный каркас здания и крыша, чем был нанесен ощутимый ущерб окружающей среде. По моим подозрениям, картошка была скорее всего прошлогодней, а яблоки были завезены еще летом.

И, лишившись стен и крыши как сдерживающих факторов, складская вонь, подогретая к тому же пожаром, распространилась по окрестностям, игриво щекоча ноздри местных жителей. Масштабы экологического бедствия были таковы, что, похоже, в скорости здесь можно было ожидать пикет представителей «Гринписа». Поскольку пожарные уже справились с огнем, а присутствующая толпа принюхалась, мы сочли свою миссию выполненной, выразили Адриану соболезнования и на большой скорости удалились с места происшествия.

Я пояснил Ершевскому, что вероятность поджога велика, так как ничего самовоспламеняющегося на складе отродясь не было. Все выразили сочувствие Чернобородову и пообещали построить новое, современное овощехранилище, если после выборов останутся деньги. Затем все решили разъехаться по домам, посчитав, что сегодня уже вряд ли что-нибудь случится.

Дома я сообщил Приятелю о пожаре и услышал от него предостережение, что это не последний неприятный эпизод. Особое беспокойство у Приятеля вызвал Тополянский. Я принял это к сведению и решил утром еще раз напомнить Евгению о необходимости соблюдать осторожность.

Однако сделать это мне не удалось. Утром следующего дня я узнал, что Тополянский исчез. Причем сообщил об этом Дима Столяров, явившийся в «Корабль Иштар» с фингалом под глазом и самим этим фактом повергший членов штаба в глубокое изумление. Гайдук резонно поинтересовался:

— Дима, как это могло случиться? Ведь до твоего глаза даже достать-то не каждый может…

Дима в пространной речи, перемежаемой междометиями и матом, пояснил, что подлое покушение на его лицо было совершено, когда он сидел в автомобиле. Из его рассказа мы поняли следующее: когда они с Тополянским ехали по каким-то делам, о характере которых Дима не стал распространяться (впрочем, в этом не было необходимости), их остановила группа молодых людей в количестве не меньше шести-семи человек. Как только Дима опустил ветровое стекло и высунул голову с вопросом:

«Что господам угодно?», он получил ответ металлической трубой, которая пришлась ему аккурат по правой стороне лица. Видимо, нападавшие посчитали, что такого ответа будет достаточно для того, чтобы Дима уже не задавал больше никаких вопросов. Но они сильно просчитались.

Дима, выйдя из машины и уже ни о чем не спрашивая, принялся проводить воспитательную работу среди молодежи. В результате этих педагогических мероприятий двое молодых людей ретировались с места событий с максимально высокой для полученных травм скоростью, еще трое были уже не в состоянии куда-либо ретироваться, и их Дима погрузил в машину и отвез в местное отделение милиции. И лишь сдав хулиганов милиционерам, он обнаружил пропажу Тополянского, который исчез из автомобиля во время драки в неизвестном направлении.

Обзвон всевозможных злачных мест, где мог прятаться Тополянский, результатов не дал. Дома Женя также не появлялся. Все находились в напряженном ожидании самого худшего.

Во второй половине дня позвонил Яровой, что его и без того плохое самочувствие ухудшают постоянные звонки с угрозами сделать нечто нехорошее со всей женской частью его семьи и им лично.

Поэтому он вынужден держать всю семью дома и просил прислать охранника, который ходил бы в магазин за продуктами. Я как мог спокойнее объяснил Яровому, что ничего страшного не происходит, что звонят всем нам и всем обещают сделать нехорошо и даже больно. Некоторым вот уже сделали — я рассказал про Диму Столярова, но не стал пугать Ярового пропажей Тополянского. Яровой принял мои заверения в том, что всем сейчас нелегко и что охранник выезжает, несколько успокоился и даже пообещал, возможно, появиться завтра на выборах.