Электрический остров

Ну конечно, опять он вспомнил Далматова. Это ведь секретарь обкома сказал, что сидят на острове ученые, тратят миллионы, а предложили пока только то, до чего, пожалуй, любой председатель колхоза и сам додумается, дай ему ток и моторы.

— Ты уже приступила к работе, Нина?

Нина разливала огненно-красный борщ по тарел­кам. Она подала тарелку и испытующе взглянула на мужа. В вопросе его, таком обычном, слышалось странное волнение.

— Да,— ответила она,

— Ну и как?

— Завтра обложусь фолиантами отчетов за год, и ты меня не дозовешься. Считай, что я умерла для раз­влечений месяца на три по крайней мере. Я заглянула в один отчет и вижу, что, при всей моей гениальности, утону в нем с головой.

— Это ничего, — Орленов облегченно вздохнул: хоть один из них уже начал работать! — Когда ты мне понадобишься, я вытащу тебя за волосы. Лучший приём дли спасения утопающих.

Она тоже вздохнула, но по другой причине. Ан­дрей — странный человек. Он до сих пор думает, будто она не умеет понять его настроения. А она уже по тону вопроса чувствовала, что он переживает сейчас пору сомнений. Ему неприятно, что надо ждать Улыбышева. Он готов нырнуть в дебри науки, засучив рукава взяться за конструкцию, а сигнала все нет. «Так вот я тебе задам перцу, чтобы ты не ослож­нял жизни другим своей излишней чувствитель­ностью!»

— Между прочим, Орич и Велигина тоже начали работу. Они даже посмеивались над тем, что наш кандидат все еще отдыхает.

Она сейчас же пожалела, что осмелилась пошу­тить. Андрей ничего не сказал, но лицо его помрач­нело. Тогда она поторопилась утешить его.

— Никто ведь не мешает тебе заняться своей те­мой,— сказала она. — А то вдруг Улыбышев за­стрянет в районе будущих испытаний трактора до осени?

— Умница!— воодушевляясь, воскликнул Ан­дрей.— Завтра же я тоже утоплюсь. Но уж так, что ты и не вытащишь!

— Какой же подать сигнал, если захочется тебя увидеть?

—Наклонись над моей пещерой и постучи в стенку. Вода передает звуки в триста раз быстрее, чем воздух. Может быть, я вынырну!

Она знала, как редко и с каким трудом Андрей отрывается от своей работы, и покачала головой. Вот и окончился отдых. Теперь Андрей замкнется в своей лаборатории, и разве только пушечной пальбой можно будет вызвать его. Она оказала:

— Поклянись только в одном, что ты придешь на вечеринку, которую я устраиваю по поводу новоселья. Надо же познакомиться с людьми, которые работают рядом с тобой.

Это была идея Райчилина — устроить новоселье. Заместитель директора был опытным человеком и знал, что легче всего новички сближаются с коллективом за столом. Андрей подавил краткий приступ недо­вольства, сам он предпочитал знакомиться на работе, и пообещал:

— Если уж гостям в самом деле захочется посмот­реть на хозяина, я приду.

С этого дня он был занят с утра до позднего ве­чера. Нина была права, незачем было ему ждать ди­ректора, тема его работы ясна, ее не надо утверждать на Ученом совете. Если Улыбышев и предложит еще что-нибудь дополнительно, все равно создание при­бора для управления передвижной электростанцией на расстоянии останется главным его делом! Надо заканчивать оборудование лаборатории и приниматься за конструкцию.

И вот он закончил все подготовительные работы и с удовольствием оглядел свое маленькое царство.

Многожильный кабель в восемьсот метров длиной лежал в поле, извиваясь змеей. Змея эта выскользнула из окна лаборатории и уползла к горизонту, там по­вернула обратно и, вернувшись к зданию, забралась в него снова через другое окно. Голова ее присосалась к щиту управления, а хвост — к электромотору, кото­рый заменял мотор трактора. В этом длинном, упру­гом кабеле, покрытом полосатой оплеткой, своим ри­сунком напоминавшей узор змеиной кожи, как только понадобится, будет бушевать могучая энергия. Орле­нов с некоторым страхом поглядывал на змею. Он не забыл того случая, когда Мерефин толкнул фашист­ского электрика на вскрытый провод такого кабеля.

Впрочем, страх быстро уходил, и он снова и снова задумывался о будущей работе. Но все же Орленов повесил привычную табличку с перекрещенными ко­стями и черепом на дверях своей лаборатории и рас­ставил на колышках такие же таблички по всему про­тяжению кабеля. Нельзя искушать детей, даже если они с бородами. Пусть остерегаются.

Когда Орленов пришел сюда две недели назад, лаборатория была почти пустой. Голые стены, розетки для подключения к электросети обычного напряжения и вводы с предохранителями для тока высокого напря­жения, краны водопровода вдоль одной стены ком­наты, защитная решетка в углу для наблюдателя на время проведения опасных опытов с электриче­ством, — вот и все, что здесь было. Остальное — то, что есть сейчас, — дело рук самого исследователя. Это он поставил и смонтировал все аппараты и изме­рительные приборы, которые глядели на него лунооб­разными ликами, подмаргивая цифирками и покачи­вая усиками стрелок. Он же установил светящиеся экраны осциллографов и протянул газосветные труб­ки. Десятки самописцев — кляузников и доносчи­ков — готовы были записать каждое изменение в силе и напряжении тока. А в лабораторию можно было ввести ток силой до сотен и тысяч ампер и огромного напряжения. И его приборы точно будут сигнализировать о том, как ведет себя электричество. Мрамор и стекло, никель и бронза придавали лабора­тории необычно торжественный и в то же время пре­достерегающий вид.

Теперь она была заселена, и Орленов любовался ее новыми жильцами.

Андрей включил ток и тщательно проверил пока­зания приборов. Когда циферблаты приборов ожили, улавливая и исчисляя невидимую энергию, он подмиг­нул самому себе и сказал вслух:

— Вот теперь можно и начинать!

Это было что-то вроде молитвы земледельца, кото­рый берется за рукояти плуга: надежда и вызов зву­чали в этих словах с одинаковой значительностью.

В дверь постучали. Андрей невольно выругался и выключил ток. Вот так и бывает! Только почувствуешь рабочее настроение, обязательно помешают!

Он сердито распахнул дверь. Перед порогом, со страхом посматривая на многозначительный знак с черепом и костями, стояла женщина-курьер, протяги­вая конверт. Андрей расписался в книге, невольно улыбнулся тому страху, который нагнал на женщину его плакатик, и вскрыл письмо. Оттуда выскользнул билет, напечатанный на меловой бумаге, и записка от Горностаева:

«Андрей Игнатьевич! Выставка откроется в буду­щее воскресенье. Борис Михайлович просит вас, пока вы не приступили к своей работе, ознакомиться с на­шими экспонатами, чтобы сказать о них несколько слов, как вы обещали Далматову. Посылаю вам для сведения пригласительный билет…»

Бумажка, на которой крупным шрифтом была на­печатана фамилия Орленова, не принесла ему успо­коения, хотя он еще не привык видеть свое имя напечатанным. Теперь, когда в его собственной лаборато­рии все было готово к работе, его вдруг меньше стали интересовать чужие труды, и поручение, — нет, не по­ручение, а указание Далматова, которого не очень-то ослушаешься! — показалось ему лишним и неприят­ным. И все же надо было его выполнять.

Он вышел из лаборатории и огляделся. Впервые он осматривал остров так — взглядом человека, кото­рому нужно быстро и точно узнать, что делается вот в этих и этих корпусах лабораторий, отделов, ферм.

Панорама острова постепенно утишила его недо­вольство. В конце концов Горностаев прав: чем больше узнаешь о делах соседей, тем легче оценить собственную работу. Мелькнула озорная мысль на­чать разведку острова с лаборатории Горностаева. Пусть почувствует на себе, каково принимать непро­шеного гостя!

Посвистывая, Орленов начал спускаться с холма. Река, огибавшая остров, казалась с этой высоты со­всем синей. Белые паруса яхт были развернуты и ше­велились, как крылья бабочек.

Спустившись, он решительно свернул на луг и по­чувствовал себя мальчишкой, впервые выбежавшим в поле. Сорвал беленький цветок хлопушки, поню­хал — цветок был без запаха, рано, хлопушка начи­нает пахнуть после пяти вечера, — и, вспомнив дет­скую забаву, осторожно хлопнул цветком по ладони. Щелкнуло, как легкий выстрел.