Элемента.L
Шрифт:
– Здравствуйте!
– обратился ко всем присутствующим белозубый доктор, - Евдокия Николаевна, позвольте пригласить Вас на прием.
– Опять этот мозгоправ, - заворчала, вставая Купцова, но так чтобы он не слышал, а потом уже громче - Иду, иду!
И они ушли. А Волошинская осталась.
– Говорят, отец ее был купцом первой гильдии, - сказала она, - Богатства баснословные здесь нажил. Возил сюда сначала с запада муку, ткани, керосин, табак. Потом с Шанхая стал возить. А здесь построил завод пивоваренный, что потом в Сосновке в бумажную фабрику переделали.
– А дочка его свой век в богадельне доживает. Вот
– А откуда ее в нашу богадельню то привезли?
– спросила другая.
– Так с той Сосновки и привезли, - ответил дед, - и всего богатства при ней было один комод резной. Тяжеленный, как свинцом залитый. Еле его доперли. Но с ним бабка расставаться ни в какую не хотела.
– Так в нем может богатства бабкины и попрятаны?
– снова спросила первая.
– Может и попрятаны. Говорят, у Дуси на шее и ключ от того комода висит, она с ним не расстается, - ответила вторая, - только не богатства там припрятаны, а карта, где папаша ее добро нажитое в тайге зарыл. Самого-то его, говорят, за те богатства пытали, да он ничего не сказал. Так ничего и не нашли.
– Да не нашли, потому что не прятал он ничего, а в Китай все вывез, не зря ж он с китайцами все путался, - сказал дед, - И не его пытали, а приказчика его, а сам Купцов в тот Китай со всей семьей и сбежал. Одна только младшая ехать не захотела, потому как в приказчика того влюблена была. С ним и осталась.
– Ой, горе то горе!
– запричитала первая, - А приказчика того до смерти видать замучили?
– Понятно до смерти. Да и ее, говорят, изрядно помучили. Не зря ж к ней все этот мозгоправ ходит. Она его хоть не любит, а помогает он ей. Видишь, с людями общаться начала.
– Да не лечит ее тот мозгоправ, - внезапно вмешалась еще одна подошедшая к ним старушка и присев на свободное место продолжила.
– Пытает он ее. Вводит в гипноз, а сам все про ожерелье какое-то спрашивает. Я своими ушами слышала.
– Господи помилуй!
– перекрестилась первая, - Сколько лет прошло, а не дает людям покоя ее прежнее богатство. Зачем она только вернулася?
– Затем и вернулась, что было за чем возвращаться, видимо, - многозначительно поджала губы Волошинская.
И все молча покачали головами. И потом разговор пошел совсем о другом, а Вера Павловна тихонько встала и вышла. И Дэн подумал, что на этом все и закончиться, но Арсений пошел за ней и на этот раз ему легко это удалось. Поспешил за ними и Дэн, потому что Волошинская чуть не бежала по коридору, а затем вверх по лестнице. Даже не успев отдышаться, она открыла своим ключом туалет для персонала и зашла. Арсений в растерянности застыл перед дверью.
– Ох уж мне эта твоя деликатность!
– сказал ему запыхавшийся Дэн, решительно берясь за ручку, - Хотела бы облегчиться, не стала бы тащиться в такую даль!
И в пустых кабинках ее действительно не было. Оказалось, в этот туалет дверь была не только с коридора, но еще и из внутреннего помещения, которое было процедурным кабинетом. Вот в той процедурной, прижимаясь ухом к замочной скважине, и стояла любопытная бабка. Дэн с Арсением покрутились вокруг ее оттопыренного зада, но не отталкивать же ее? Пришлось просто прижаться ухом к двери. Хотя это было и не обязательно. Все что говорили в соседнем приемном кабинете, было прекрасно слышно и так. Это же было бабкино воспоминание, поэтому все, что
слышала она, слышали и парни.– Сара, ты слышишь меня?
– произнес доктор своим елейным голосом, - Ну, здравствуй, Сара! Признаюсь, заставила ты меня побегать, заставила!
Впрочем, это было и все, что они услышали внятно. А потом доктор стал говорить все тише и тише, и из его вкрадчивого шепота были понятны только отдельные слова. Стекло, ожерелье, молодость - все те слова, выводы из которых бабка сделала сама, и то, до чего она додумалась, Дэн уже слышал буквально несколькими часами раньше.
Они уныло побрели к выходу. Арсений ожидал большего, поэтому расстроился, а Дэн просто устал. Он даже не успел еще поделиться друг с другом своими предположениями, когда Дэн сначала услышал мягкий бархатистый голос Шейна, а потом непонятный шум из-за спины. Не сговариваясь, они побежали на шум.
– Второе сентября одна тысяча девятьсот девяносто девятого года, - сказал Шейн. Голос его словно шел из рупора у них над головами, и надпись "1999 год. Дом престарелых" тут же сменилась на "2 сентября".
– Чудесный теплый солнечный день.
Сидевшая до этого за столом Волошинская как была в очках и белом халате подошла к окну.
– Сегодня Семен наконец начал перекрашивать забор.
И по незаметному до этого среди зеленой листвы деревьев забору под безжалостной кистью новоявленного маляра стали появляться мазки ядовитого сиреневого цвета.
– Согласно последним полученным распоряжениям, обстановка в Доме-интернате должна радовать глаз, быть яркой, нарядной, позитивной. И, выполняя инструкции, вы всегда старались привлекать к этому самих постояльцев. Потому что трудотерапия – это средство повышения общего жизненного тонуса пожилого человека.
И рядом с безжалостно портившим забор Семеном тут же появилось два сгорбленных деда с кисточками в руках.
– Я понял, - сказал Арсений, снова выходя в коридор и перекрывая голос продолжавшего вещать голосом Левитана Шейна на весь бабкин слабенький мозг, - Она уснула.
– И он меняет сейчас ее воспоминания, - подтвердил Дэн, - Хотя его не должно было быть сегодня в больнице. То есть его вообще здесь не должно было быть. Он говорил, что никогда не приходит, если реально его в больнице нет.
И Дэн еще больше расстроился.
– Да не парься, ты, Дэн!
– как мог, успокаивал его Арсений, когда они реинспирировались в комнате Дэна, - Главное, мы успели зайти туда раньше него. И знаешь, вот еще что.
И он достал из кармана скомканный красный фантик.
– Может там даже остались частички того лекарства, которым он ее напичкал.
– Сеня, ты просто гения!
– кинулся к нему с объятиями Дэн, - Но когда ты успел? И как на счет техники безопасности?
Чтобы вытащить из мусорной корзины фантик Арсению требовалось выйти в это воспоминание, а это как минимум было опасно, и Дэн это отчетливо понимал.
– Слушай, давай как-нибудь без этих нежностей, - аккуратно отстранился от него Арсений, проигнорировав вопрос безопасности, - Я понимаю, раньше у тебя девушки не было… Не, но на кладбище!
– и он укоризненно покачал головой, вспомнив нечаянно увиденную сцену. - Ты меня пугаешь, брат! И ведь не один я это видел! Бедные старушки, что они о тебе подумали?