Елена Троянская

Как странно — никогда не обсуждая ничего, мы оба пришли к мысли о бегстве. Остаться здесь или убежать, чтобы быть вместе с ним?

— Я не отпущу тебя! — закричала я и вцепилась в него.

Пусть весь мир провалится, пусть Спарта обратится в прах, но не может моя жизнь протекать вдали от него.

— А как же Гермиона? — спросил он. — Ты не только жена, но и мать. Жену можно поменять, а мать нет. Поверь мне, я знаю.

— Мы возьмем Гермиону с собой!

Да, вопрос решается просто.

— Но ты сказала, что она должна стать следующей царицей Спарты. Как ты можешь лишить Спарту царицы?

Он рассуждал более взвешенно, чем я, — или чувствовал себя более виноватым, чем я.

— Мы спросим у нее, пусть решает.

— Елена, — мягко сказал Парис, глядя на меня своими золотистыми, медовыми даже в ночном свете глазами, — ей только девять лет. Можно ли заставлять ее делать такой выбор? Любой ребенок ее возраста захочет ехать с матерью. Это не значит, что позже она не пожалеет о своем решении.

— Но…

— Ты не вправе взваливать на ее плечи тяжесть такого выбора. От него зависит вся ее жизнь.

— По-твоему, мы должны сбежать украдкой, даже не попрощавшись с ней?

— Попрощаться — да. Но не проси ее принимать решение. Со временем она возненавидит тебя за это.

— Но как я могу покинуть своего ребенка?

— Потому что ты любишь ее и не станешь подвергать ее жизнь опасности. И Спарту ты тоже любишь и не оставишь без царицы.

— Она не поймет меня!

— Со временем она все поймет. — Он прижал меня к себе. — Со временем. Как и я понял со временем своих родителей.

Неужели? Они ведь желали ему смерти!

— Елена! Если ты решишь бежать, нужно это сделать не откладывая. Когда Менелай узнает, поднимется… суматоха. Мы должны уехать как можно скорее вслед за ним, чтобы иметь в запасе побольше времени. У меня все готово. Это нужно сделать сегодня ночью.

— Нет! Не сегодня! Только не по следам Менелая.

— Именно по его следам… Но он же поплывет в другом направлении.

О всемогущие боги! Сегодня ночью, когда отец и мать спят, спят мои братья и Гермиона…

— Какой срок ни назначь, все равно покажется слишком рано, — сказал Парис. — Мы никогда не бываем готовы к переменам.

Я удивленно посмотрела на него.

— Тебе же только шестнадцать. Откуда ты все знаешь?

— В мои шестнадцать лет уместилось много событий и перемен. Когда-то мне пришлось расстаться с благополучной жизнью. Не по своей воле. Но благодаря этому у меня больше опыта, чем у тебя.

— Ты расстался с семьей. Но тебе не приходилось покидать ни родины, ни жены.

— Это так. Но я расстался с образом жизни, к которому привык. Расстался с представлением о себе — оказалось, я совсем другой человек. А что касается жены… Жену я не покидал, только подругу, которая любила меня: ей не нашлось места во дворце. Елена, порой бывает трудно сделать выбор. Я знаю многих людей, которые пытаются усидеть на двух стульях, но не всегда это возможно. Вопрос простой: я или Менелай? Я не могу взывать к твоей верности. Твоя верность принадлежит мужу. Я могу обратиться только к той силе, которая свела нас: Афродита и ее волшебство — или колдовство.

Змейка заскользила по полу и приблизилась к нашим ногам. Она обвилась вокруг них, соединив нас кольцом. Я чувствовала ее холодную гладкость.

— Священная змея вынесла свое решение, — сказала я. — Она сообщает нам, что наш союз подлинный.

— Я знал это. Я только хотел, чтобы ты тоже это поняла.

Мы расстались. Парис пошел будить Энея, а я — прощаться. Если бы это было обычное путешествие, нас бы при ясном дневном свете после торжественного прощания отвезла до Гитиона колесница в сопровождении царского эскорта. Но в нашей ситуации мы вынуждены были под покровом ночи украсть колесницы, а потом мчаться на полной скорости, чтобы до зари прибыть в Гитион и отплыть. Ни остановок, ни отдыха по пути мы не могли себе позволить.

Удастся ли Парису с Энеем раздобыть колесницы и лошадей, не вызвав подозрений у стражи? Это предстояло сделать им самим. Я вздрогнула. Если их схватят, то обвинят в воровстве, и они должны будут понести наказание.

— Удачи! — шепнула я Парису, сжав его руку. — Нельзя допустить провала. Другой возможности у нас не будет.

— Задача не из простых. Мы с Энеем даже не знаем план расположения конюшен и сарая для колесниц. К тому же нельзя шуметь.

— Не думай о трудностях. Забудь о них на мгновение, иначе потерпишь неудачу. Думай только о победе и о нашем будущем. Пора, любимый.

Я показала, в каком направлении ему нужно идти, и он бесшумно исчез, его тень мелькнула в лунном свете.

Лунный свет. Он нам в помощь или в наказание? С одной стороны, нам не понадобятся факелы, дорога будет хорошо видна. С другой стороны, и мы будем хорошо видны на дороге, спускаясь с горы и двигаясь вдоль реки. Это значит, что любой страдающий от бессонницы житель Спарты, выглянув в окно, сможет рассказать нашим преследователям, в каком направлении мы поехали.

Луна, круглая и яркая, горела посреди неба, как белый фонарь. Все предметы, окутанные зловещим холодным светом, казались твердыми и острыми. Они отбрасывали короткие тени. Удивительно, но все казалось чище, чем днем.

Дворец… Каждая плитка на полу, каждая завитушка на двери, каждый выступ на крыше был в моей памяти. И вот я видела все это в последний раз. Мне хотелось погладить каждую колонну, каждую дверную ручку и сказать «Прощай!».

Все замерло, затаило дыхание. Я посмотрела на входной портик огромного здания.

«Ты вернешься сюда. При лунном свете».

Откуда в моем сознании возникли эти слова? Их словно кто-то прошептал. Змеи Асклепия… Может, это второй их дар — способность различать очертания будущего? Нет, лучше не надо. Это не столько дар, сколько проклятие.

И все-таки твердая уверенность возникла и осталась: я вернусь сюда, снова пройду по этой дорожке. Кроме этого — ничего. Никаких картин будущего.

Не обращай внимания, сказала я себе. Это все миражи, призраки будущего. Сегодня время действия, время поступка.

Я проскользнула — бесшумно, как змея, — в покои родителей. Они крепко спали. Охранники перед входом в спальню тоже спали, я не потревожила их. В лунном свете я хорошо видела лица отца и матери. Они ровно дышали во сне, укрытые теплыми шкурами — ночи стояли еще холодные.