Елена Троянская

Он отвел спутанные ветром пряди с моего лба.

— Но ты его тоже не видел!

— Я вижу его в своем воображении. А ты нет.

— Парис, я понимаю, ты хочешь сделать меня счастливой. Но я уже счастлива, с той минуты, как встретила тебя.

— Конечно, мы счастливы друг другом, и для счастья нам достаточно друг друга. Но остальные люди не разделяют нашего счастья. Поэтому нам нужна крепость, в которой можно укрыться от недоброжелателей. Это главная причина, по которой нам необходим новый дом. Чтобы защитить свою любовь.

Он говорил правду. Весь мир ополчился против нас. Мы должны противостоять его нападкам, и это жилище, при всей его сказочности, является слишком хрупким, чтобы защитить нас. Оно слишком близко к покоям остальных царских детей.

— Хорошо, ты прав, — сказала я.

— А пока… Мы так давно не были вместе.

И он подвел меня к ложу, застланному коврами.

Ах, Парис… Быть любимой Парисом — значит быть любимой за то, что ты есть. Если бы боги могли любить, они бы любили нас просто за то, что мы есть. Но боги не способны любить. Поэтому мы ищем человека, который полюбит нас, ибо всем нам нужна любовь.

Пришло известие от Гекубы: мы должны явиться в семейный дворик после заката для встречи с семьей, которая соберется в полном составе. До тех пор нам запрещается выходить из покоев Париса. Двери, ведущие во внутренний двор, будут заперты на засов. Этот прием мало напоминал торжественную встречу, на которую рассчитывал Парис.

На вершине Трои солнце задерживалось долее всего, но вот его лучи погасли, и красноватый сумрак разлился за окном. Когда на небе появилась первая звезда, я решила, что нам пора идти на место встречи, как велела Гекуба. Меня била дрожь, но отнюдь не из-за ночной прохлады: я закуталась в теплый плащ.

Все уже собрались. Сборище оказалось внушительным, такого я не видела со времен сватовства. Но эти люди собрались не для того, чтобы просить моей руки, а чтобы обсудить и осудить безумный поступок Париса. Я приготовилась отразить их враждебность.

— Парис! — послышался дружеский голос.

Пламя жаровни осветило лицо Троила. Он пожал руку Париса и спросил:

— Ты обещал рассказать нам все. Для этого матушка собрала нас?

— Думаю, это только одна из причин. От матушки никогда не знаешь, чего ждать.

— Так-так. Наши братья-путешественники вернулись. Почему матушка решила собрать по этому поводу семейный совет? — спросил мужчина с красивым, но недовольным лицом, стоя за спиной Троила и едва взглянув на меня.

— Мой брат Деифоб, — представил его Парис.

Теперь мрачный мужчина посмотрел на меня так, словно сделал большое одолжение.

— А ты кто такая? — спросил он.

— Жена Париса, — ответила я.

— Значит, он наконец-то женился! — рассмеялся Деифоб. — Нашел кого-то получше, чем лесная нимфа, да? Откуда ты родом?

Не дождавшись от меня ответа, он продолжал:

— Он тебе ничего не рассказывал про свою нимфу? Очень жаль, что пришлось ее прогнать, но она действительно не вписывалась во дворец. А ты, пожалуй, отлично впишешься…

Я повернулась спиной к наглецу. Жаль, что я не могла видеть, какое у него сделалось лицо. Судя по его манере поведения, его нечасто ставили на место.

Я оказалась лицом к лицу с прелестной девушкой. У нее были прекрасные черные глаза, из-под капюшона, который скрывал волосы, выбивались блестящие черные локоны, оттенявшие ее щеки.

— Добро пожаловать домой, Парис, — сказал она голосом нежным и чарующим, как взгляд ее огромных глаз.

— Здравствуй, Лаодика. Видеть тебя — всегда радость. Это моя сестра, незамужняя, — пояснил Парис для меня.

— Отец с матерью очень стараются выдать меня. Они ведут переговоры даже с Фракией! Представляешь, Парис, с Фракией! С этими людьми, у которых на голове дурацкие хохолки! Или они все воображают себя царями и устраивают специальную башню из волос, чтобы корона не свалилась!

Бедная девушка на выданье, в разгар переговоров по поводу сватовства. Как ужасен этот период в жизни!

Все новые и новые люди появлялись во дворе, и я почувствовала, какое значение может иметь большинство в такой многочисленной семье. Приам возглавлял целый клан, а у моего бедного отца всего четверо детей, причем двое из них дочери.

— Сколько братьев у тебя? — спросила я Париса.

— Девять родных. И еще тридцать единокровных, как говорят. Правда, я в этом не уверен. Мой отец утверждает, будто у него пятьдесят сыновей, поскольку это звучит впечатляюще. Если не считать детей, которых родила ему первая жена, большинство от разных женщин.

— И как твоя мать смотрит на это?

— Нормально. Как ей смотреть? Таков обычай.

Вот еще одно отличие троянцев от нас, греков. У наших правителей могут быть незаконные дети, но они не расхаживают с гордым видом как члены семьи, их не признает законная жена. Приам, конечно, имел успех у женщин в годы своего расцвета. Да и теперь он не был лишен привлекательности, сохранив силу и стать.

Пронесся шум, все подались в стороны, чтобы дать дорогу Приаму и Гекубе. Впереди них шли два факельщика, и языки пламени заплясали, освещая лица собравшихся, когда царственная чета проходила мимо. В центре двора она остановилась.

Поскольку к вечеру стало прохладно, царь с царицей добавили к своему облачению плащи. Гекуба покрыла голову, спрятала руки под плащом и все же дрожала.

— Мои дорогие дети! — в сразу наступившей тишине начал свою речь Приам, воздев руки. — Все вы мне дороги. Всеми я горжусь и не допущу, чтобы хоть волосок упал с головы вашей. Ради этого я готов собственную жизнь отдать.

У меня задрожали колени. К чему клонит царь?

— Если бы кто-то из вас оказался в опасности или в плену, как угодно далеко от Трои, я бы отправился спасти вас хоть на край света, где цветут сады Гесперид, хоть на край света, откуда привозят бесценный янтарь, где не кончается день.

Мои колени задрожали еще сильнее. Кто-то попал в плен?

— Парис, мой дорогой, недавно обретенный сын, вернулся из опасного путешествия. Он ездил в Грецию, к этим коварным людям!

Приам с высоко поднятой головой оглядел собравшихся и продолжил, возвысив голос:

— Не спорьте со мной! Греки много лет назад увезли мою сестру и до сих пор не вернули. Бесчестье на наши головы! Разве можно доверять грекам, я вас спрашиваю?

Гекуба коснулась его руки, желая успокоить его, но он продумал свою речь и решил высказаться до конца.