Елена Троянская

— Гектор больше всего любит это время суток. — К нам подошла высокая женщина, ростом почти не уступавшая самому Гектору.

Афина! — мелькнуло у меня в голове. Но только Афина благородная и ясная, а не та грубая статуя, которую я видела в храме.

— Андромаха, моя жена, — сказал Гектор и обнял жену за плечи.

— Добро пожаловать в Трою! — проговорила Андромаха. — Я тоже приехала в Трою. Моя родина — Гипоплакийские Фивы, где киликийцами правит царь Ээтион, мой отец.

— Этот город находится возле Плака, хребта южнее горы Ида. Андромаха любит горы и леса с детства. Когда она начинает сильно скучать по ним, мы отправляемся на гору Ида. Там лесов, ручьев и подъемов предостаточно.

Гектор притянул Андромаху к себе.

— Или ты не согласна со мной?

— Леса родины — это леса родины. Их ничем заменить нельзя, — ответила Андромаха. — Хотя деревья везде одни и те же.

— У меня на родине тоже есть горы и леса, — сказала я. — Вершины Тайгетских гор так высоки, что покрыты снегом круглый год. А на склонах растут сосны и дубы.

— Я нашла в Трое все, чего искала, — улыбнулась Андромаха. — Возможно, и с тобой так будет.

Покой ночи прорезало отчаянное мычание. Такого громкого вопля я никогда не слышала и непроизвольно сжалась. Жертвенного быка закололи.

Возле временного алтаря образовалась суета. Жрецы должны выдержать все ужасное, что связано с ритуалом жертвоприношения: кровь, дымящиеся внутренности, разделка туши. Даже на изрядном расстоянии чувствовался запах крови. Накатил приступ тошноты, и я приложила руку ко рту.

— Поддержи ее, Парис, поддержи, — раздался скрипучий, как визг колес по гравию, голос. — Кажется, ее самочувствие оставляет желать лучшего.

— Эсак, — сказал Парис, обернувшись. — Мой единокровный брат.

Ему не удалось скрыть холодность в голосе.

Передо мной стоял мужчина маленького роста. Лицо его почти полностью скрывали пышные складки капюшона. Парис откинул капюшон. Я увидела голову с коротко остриженными волосами, близко посаженные глаза, лицо в морщинах.

С неспешным достоинством Эсак снова надел капюшон.

— С твоего дозволения, брат. Ночь сегодня холодная. Уж ты не наказывай мою бедную голову.

— Мой старший брат. Его мать — первая жена Приама, — пробормотал Парис.

— А почему ты замолчал? — спросил Эсак с деланым простодушием. — Почему ты не расскажешь всего до конца? Мой брат — единокровный брат — на редкость добрый человек. Вряд ли он унаследовал это качество от нашего общего отца. Скорее всего, от своей матери Гекубы. Одни боги ведают, как безмерно добра эта женщина.

Эсак улыбнулся, и я лучше разглядела его лицо. Оно напоминало мордочку ночного зверька: треугольное, с глазами, которые хорошо видят в темноте.

Я ждала продолжения. Ждать пришлось недолго.

— У меня есть дар пророчества.

Еще один прорицатель. Значит, Приам сказал правду. В Трое прорицателей пруд пруди.

— Вот как?

— Да. Гекуба увидела сон… Тот самый сон, будто она родила горящий факел, от которого погибнет Троя. Именно так я истолковал значение сна.

Он наклонился и прошептал мне на ухо:

— Как мы можем проверить волю богов и смысл их ужасных предзнаменований? Откуда людям знать, что правда, а что нет?

Эсак повернулся к Парису и обхватил его лицо своими ладонями.

— Боги приказали нам уничтожить тебя. Твоя мать ослушалась, и теперь ты стоишь перед нами — высокий, красивый, гордый. Боги все время меняют свои предписания. Может, не стоит спешить с их выполнением?

Парис сердито отдернул голову и сказал:

— Перестань, Эсак! Ты выпил слишком много вина.

Тот пожал плечами и разгладил складки своего плаща.

— Возможно. Сегодня подают самое лучшее, в вашу честь. Я придерживаюсь принципа: хорошего много не бывает. Бери, пока дают. То же самое и в отношениях с богами: если посылают удачу — не зевай. А то слишком быстро у них меняется настроение.

Эсак отошел в сторону, и рядом с нами сразу оказался Геланор. На его лице играла легкая улыбка, он сказал со вздохом:

— Теперь я могу уехать со спокойным сердцем, не тревожась о твоем благополучии.

— Почему ты хочешь уехать? — спросил Парис. — Почему такая спешка?

Геланор рассмеялся.

— Ну, с тех пор как я покинул Спарту, прошло не так уж мало времени. Обратный путь займет еще больше. Поэтому медлить нельзя.

— Прошу тебя остаться на несколько дней. Слишком поспешный отъезд может обидеть троянцев.

И снова Геланор рассмеялся.

— Я думаю, ни одному троянцу дела нет, уехал я или остался.

— Это не так. Помнишь, царь спрашивал, не намерен ли ты остаться? Он будет рад, если ты останешься, — вмешалась я.

Я не собиралась его упрашивать, но как хотела переубедить! Хотя знала, что он не поддается на уговоры.

— У меня нет никакого интереса оставаться здесь. А ты знаешь, я делаю только то, что мне интересно. Я предлагаю тебе такую задачу: в течение ближайших дней доказать, что для меня в Трое есть занятие. Тогда я останусь на некоторое время. Но только на некоторое время. Троя никогда не станет моей родиной.

Его слова прозвучали глухо и весомо.

— Не спеши с выводами, — сказала я.

— Я не спешу. Просто я себя знаю. А ты себя знаешь?

— Да что вы такие скучные! — воскликнул Парис. — Хватит болтать о богах, о предзнаменованиях, о знании себя. Разве нельзя просто выпить вина и обняться?

— Да, некоторым это помогает, — ответил Геланор.

Во дворе пылали костры, на вертелах жарилось мясо; жир с него капал в огонь, и к небу поднимались клубы ароматного дыма. Люди столпились вокруг костров, все хотели получить кусочек получше. Дожидаясь угощения, они успели выпить немало вина, и головы у всех кружились, как клубы дыма. Шум становился громче, потому что народу прибывало.