Эльф из Преисподней

Берий сообщил, чтобы мы разбились на пары для учебных боёв, и убежал. Интересно, выше ли вероятность обнаружить его на учительском совещании, чем на приёме у медсестрички? Но я не имел права осуждать чужую похоть.

Ко мне не подходили; боялись. После того как я отделал трёх здоровяков, увешанных артефактами, стало мучительно ясно, что развиваться с одноклассниками не для меня. Вообще-то, это была обязанность Берия как наставника — показывать приёмы, учить стойкам и делать прочие фехтовальные штуки! И он справлялся с ней препаршиво.

А точнее, напрямую игнорировал своё призвание. Аристократов положение устраивало: их натаскали родовые бойцы, для дальнейшего обучения имелись отдельные предметы. Там-то их развивали — за внушительную плату.

Простолюдинов же в расчёт никто не брал. Их и было-то не так много, да и польза от них, как считалось, сугубо магическая. В армию офицерами их бы всё равно не взяли.

Всё это я выяснил, разговорившись с безымянным простолюдином, который в схватки не лез, поскольку боялся боли. А вот меня почти не боялся — делить нам было нечего.

За болтовнёй я упустил момент, когда Николай, нашедший уверенность в банде своих ручных горилл, начал зажимать Кану. Он настойчиво требовал её для следующего спарринга. Понятия не имею, чего добивался парень, унижая девушку. Думал, что, раз я периодически пересекался с ней, то он испортит мне настроение? Спровоцирует меня на что-нибудь?

Я же тянул его злобную радость вперемешку с её отчаянием и продолжал беседу. Наконец, нервы бывшего главаря горилл не выдержали.

— Грязь, прекрати выделываться и дерись! — воскликнул он и, судя по смачному звуку, залепил девчушке пощёчину.

А может, вмешаться? Разыграть рыцаря, что приходит на помощь даме, естественно, вовсе не рассчитывая на награду?

Но получится ли правильно обставить дело? Ведь на занятии присутствовала и Лютиэна, а её ревность, хоть и умиляла, грозила обернуться разного рода проблемами.

Тем временем Николай вновь ударил Кану. Заплаканная, она пыталась защититься, но разные весовые категории и уровни подготовки оставляли ей мало пространства для манёвра. Я устремился к ним — и краем глаза уловил, что сюда заспешил и Пётр.

В его душе ярко горело негодование. Доблестный защитник униженных и оскорблённых — до чего прелестная позиция! Особенно когда подпитывает её истинность чувств.

— Мой добрый друг Коля, — с улыбкой начал я, — не желаешь ли ты вновь скрестить клинки? Зачем искать боя с заведомо слабым противником, когда можно поучиться у сильнейшего?

Гориллы Вединского, которым досталось целительного супчика, услышали мои слова и отчаянно сделали вид, что к ним они не относились. Кое-какую мудрость они почерпнули, раз не стали влезать.

Боль — прекрасный учитель! Чудесным образом учит жалости к себе.

— К реваншу я пока не готов, — ответил Николай, проявив изрядную живость ума. Даже не выказал, как сильно его задело фамильярное обращение, хотя внутри вскипел от злости.

— А как насчёт боя со мной? — осведомился Пётр, встав рядом. Кана взглянула на него с горячей благодарностью. Мне же достались от девушки жалкие её крохи.

Всё верно, ведь в моём вызове доблести было мало, а вот Белавин-младший — птица невысокого полёта. Такую решимость надо вознаградить.

Николай согласился на схватку, и бойцы встали в позицию. По отмашке устремились одним к другому, и зазвенели клинки.

Пётр резко взмахнул мечом, но Николай был проворнее и с похвальной ловкостью двинул Белавину-младшему рукоятью меча в рот. Пётр закинул голову и зашатался, однако ему достало сил уйти из-под следующего удара.

Тот пришёлся вскользь и плашмя, однако Пётр зашипел от боли. Тяжеловесно затопал на врага, махая мечом, как дубиной. От знакомства губ с рукоятью из головы бедолаги вывалились все заученные стойки.

Опять — стук и лязг, мерзкий скрежет, торжествующие вопли Коли и тяжёлое, сбившееся дыхание соседа. Он-то полагал, что его благородный порыв будет замечен удачей и та улыбнётся ему. Но надеяться на удачу, когда противостоишь сильному врагу — дело гиблое.

Пётр проиграет. Я видел это отчётливо. Его нараставшая паника, торжество в оскале Николая. Сосед отступал, пропуская выпады, закрывшись в глухой, но дырявой обороне.

Обычно я не беру на себя роль судьбы. Но когда я представил, как корёжит Колю, как он скулит, потеряв легчайшую победу, то зажмурился от предвкушения.

Мягкое касание воли, и усиленный меч Петра ломает клинок Вединского. Не останавливаясь, влетает тому в бок. Коля захрипел, согнувшись пополам.

Треснули ли рёбра? Нет, атака прошла ниже.

— Поздравляю, — Я хлопнул по плечу Петра, в недоумении пялившегося на свою железку. Подскочила Кана, обняла Белавина-младшего и тут же отпрянула, словно обожглась. Её смущение почти обжигало.

Ликование простолюдинов, которые нашли в лице Петра защитника своего положения, прервало лишь возвращение Берия. Он возвестил о конце урока.

И всё это время я впитывал эмоции, которые щедро расплёскивал униженный Николай.

Как приятно делать добрые дела!

Глава 22

Следующее занятие, история России, прошло без заметных событий. К аркам учеников больше не подпускали, заменив интерактивное обучение на лекции.

Я развлекался тем, что глазел на аппетитный, подчёркнутый обтягивающим платьем зад Кристины, расхаживавшей между столами. Наставница рассказывала о зарождении русской идентичности, которая позволила империи стать сильнейшим государством на Земле, я же раздумывал о составе будущего гарема.

По всему выходило, что эльфийское тело к людям относилось без энтузиазма. Мне же, по сути, разницы не было, да и в целом гарем — это больше статусная вещь, чем реальная необходимость. Забить его эльфийками и разбавить остроухое сообщество одной богиней? Или всё-таки найти способ увеличивать Дженни…

В конечном счёте все эти размышления и вправду были не более чем средством скоротать полтора часа. Потребности тела с лихвой закрывала Лютиэна. То же, что она не могла дать ввиду присущей всем смертным неполноценности, можно получить от Эллеферии. Даже воспоминание о поцелуе дриады не приносило заметного возбуждения. Он был продиктован радостью от обретения тела, но она давно ушла.