Эльф из Преисподней

Голос Эллеферии окреп, раздался вширь, и фигуру богини охватило слабое изумрудное сияние.

«Уверуйте!» — молил я, и они уверовали, — «Цепляйтесь за хлипкий канат надежды, карабкайтесь по нему прочь из бездны отчаяния! Это единственное, что способно спасти нас всех».

Король обет нарушил свой, Как «верный сын» правит страной. Ему держать ответ! Пощады больше нет! Пропляшем Карманьолу, Дружно вперёд, дружно вперёд! Пропляшем Карманьолу, Пушечный гром нас зовёт! Дворяне все стоят горой За короля, за старый строй. Но струсят все они, Когда пойдут в бои [8] .

8

«Карманьола» (фр. Carmagnole) — анонимная, но очень популярная песня времен Великой французской революции, сочинённая в 1792 году. Название, вероятно, происходит от имени итальянского города Карманьола, где большую часть населения составляла рабочая беднота.

Эллеферия декламировала торжествующе и проникновенно, упиваясь властью, что рождалась из нашей веры.

Этого было недостаточно. Цель была близко, я чуял это — ещё немного, и накопленной силы мне хватит, чтобы ударить по Ольге. Но близость эта была обманчивой.

Ноги подломились, однако я заставил себя подняться. Упрямо, на одной злости приковылял к Николаю, который уставился на меня взглядом, в котором плавало сумасшествие.

— Ты-ты-ты… что… зачем?!

Я врезал ему по лицу. Из сломанного носа хлынула кровь, закапала на туманный пол.

— Тебе нужно отдельное приглашение? Она — богиня, — ткнул я обрубком в сторону Эллеферии, — и она спасёт нас. Спасёт, если будешь молиться ей. Проси у неё перемен. Проси свободы. И пой, помесь ишака с гиббоном, пой!

Пару мгновений Николай переводил одуревшие глаза с меня на богиню, затем неуверенно затянул куплет, повторяя за ней. Не сразу, но жажда жизни овладела им, а вместе с ней — робкая надежда, что перемены настанут.

Жуткий треск и грохот схлопывающегося пространства.

Я зажмурился, касаясь потоков силы, обвивавших Эллеферию. Сущие крохи по сравнению с неразборчивой щедростью Иешуа, но если ими правильно воспользоваться, то хватит и их. Я прикоснулся к резервуару богини, и она вздрогнула, инстинктивно закрылась.

Мысленно я обхватил её, давая время опознать, и она робко открылась мне, разрешая овладеть ей. Я впитал накопленную мощь веры и взвыл от боли.

Яд и сладость.

Все светлые чувства, что когда-либо возникали в революционных порывах, разрушали мою суть. Все тёмные, глубинные порывы животной природы смертных лечили мою изношенную сущность. С каждой секундой свет всё больше превозмогал тьму и я растворялся в палящей надежде.

Дикая, перемалывающая боль охватила меня всего без остатка, и лишь присутствие Лютиэны позволило сдержаться. Эллеферия подхватила ускользающие нити реальности из моей духовной хватки, поддержала, чтобы я устоял.

Я отчётливо сознавал, что надолго меня не хватит. Чужеродная сила пропитала мою суть насквозь. Кровь падала на ботинки, её редкая капель показывала, что и тело находится на грани смерти.

Ольга отвлеклась от своего занятия — впервые с того момента, как приступила к выкачиванию энергии из реликвии.

— Кажется, я вспоминаю тебя, — бесстрастно сказала она, смотря на Эллеферию, — Ты то ничтожество, что покусилось на власть Отца. Мои родичи… мои когда-то родичи заперли тебя в наказание за твои грехи. Ты смеешь поднимать голову сейчас? Тогда умри — окончательно умри.

От неё промчалась огненная рябь, выжигая туман.

Я вытянул руку, и в ней появился узкий призрачный клинок, по кромке которого скользил зеленоватый отлив. Иронично — презирать мечи, чтобы в конечном счёте положиться на них. Я вскинул руку, отражая волну первородного пламени.

— Терпеть не могу богов, — пробормотал я, сплюнув красную слюну. Напитал всего себя заёмным духом — и ощутил прилив сил. Он будет кратковременным, и за ним последует жестокая расплата, однако теперь это было личным.

Я должен был убить паскудную мысль передо мной.

Ольга перевела взгляд на меня. Гигантский глаз, обитавший в её груди, насмешливо изучал моё оружие. Мешанина колец вращалась суматошно и гипнотически.

Затем в ладони княжны появился столп жидкого пламени. С него срывались языки огня, падали в туман, и тот с тихим шипением исчезал.

Славно. Она не использовала против меня артефакт. Более того, не восприняла всерьёз угрозу и задействовала лишь часть своего потенциала.

— Займитесь другими, — бросила княжна оболваненным громилам и рванула ко мне.

Я успел понадеяться, что у моих инструментов всё будет хорошо. Не могли же они проиграть каким-то придуркам! А в следующее мгновение стало не до забот о спутниках.

Ольга обрушила на меня град ударов. Усиленный Эллеферией, я не смог увернуться лишь однажды — принял выпад на клинок и едва не сломал руку от отдачи.

Фехтовала княжна лучше меня. Если бы я умел спать, то подумал бы, что мне снится кошмар: судьба Земли и, что куда важнее, моего существования зависит от того, смогу ли я переиграть чью-то мысль на мечах!

Её странное оружие извивалось, как кнут, как змея.

Бешено колотилось сердце, каждый удар пульса вгонял очередной гвоздь в крышку моего гроба. Вскоре истекающее кровью тело предаст меня. Вскоре заёмная сила разрушит мою суть.

Я отказывался принимать поражение!

Надежда на перемены — правильную ли ставку я сделал, доверившись Эллеферии? По крайней мере, я пока держал темп.

Глухая защита не спасёт, нужно рисковать. И я рискнул.

Отразив очередной взмах, я бросился к Ольге. Невзирая на то, как вокруг неё искажалась реальность, невзирая на нестерпимый жар, я ушёл в сторону от её финта — и на развороте вонзил духовный меч в гигантский зрачок ангела.

Сердце времени пропустило удар. На губах Ольги показалась кровь. А затем я почувствовал, как тело пронзили конвульсии. Хуже того, вся демоническая часть обратилась в источник неимоверных страданий. Левый бок будто обернулся сплошным клубком обнажённых нервов, и все они орали о боли.

Я опустил голову и увидел, что столп пламени превратил мой живот в горящее месиво. И вместе с телом сгорала моя истинная сущность.

Огненный меч выпал из руки Ольги, но боль лишь усилилась. Кусочек пламени остался во мне, зашевелился, как живое существо, проникая всё глубже.

Я отступил от княжны, и она рухнула в туман. Не было ни прощальной речи, ни угроз вернуться и отомстить.

Мысль ушла — была насильно забыта.

Тряхнуло.

Невероятный столп силы, оставшийся без направляющей его руки, расползался, как небрежно наложенный шов. Я почувствовал, как потоки сырой божественной мощи стирают сокровщницу из реальности.