Эльфы на Диком западе: Убить Большого Билла

Ник поднял руки, мол, сдаюсь, ты прав, босс.

— Так что скажи Марко, пусть прямо сейчас берет пару человек в помощь — и Дюка тоже — и отправляется обратно за их лошадками, которых он так нахваливал. Без лошадок они станут сговорчивее. Ну, или не станут, и нам будет проще.

Ник торопливо вышел и загрохотал вниз по деревянной лестнице.

***

Маглор услышал шаги в предрассветных сумерках. Небо едва начало светлеть, звёзды гасли, было серо и неожиданно очень холодно, и именно сейчас в конюшню входили чужаки — шагами одновременно тихими и уверенными, как люди, идущие по делу и имеющие на то право, не замышляющие ничего дурного. Едва слышно скрипнул дверной засов конюшни.

Вот только на памяти Маглора множество недобрых людей мнили себя вправе делать то, что делали.

Он ткнул Старшего в бок и, шепнув "я присмотрю", приоткрыл ставни и беззвучно выскользнул наружу прямо со второго этажа. Не слишком-то они были тут высокие! А вот тишину блюсти было надо — здешнее оружие слишком действенно против его ножа.

Тишина и незаметность сделались ему привычны за долгие годы, проведенные в одиночестве. Когда Маглор не хотел, его не могли заметить даже чуткие сородичи.

Он приземлился, как кошка, на четвереньки и бесшумно, встал и проскользнул в приоткрытую дверь конюшни, не скрипнув ни единой доской. А внутри уже тихо, но уверенно открывали стойла и пытались вывести их лошадей, а мальчишка-конюх, что ночевал здесь же, в пустом стойле, дрожал в нем, проснувшись, и Маглор слышал, как постукивают его зубы. Он встал, прижавшись к перегородке, и ждал. Очень деловито и уверенно тихие воры попытались первыми вывести тех, кого поставили в глубине конюшни — вороного жеребца, на спине которого сегодня очнулся сам Маглор, и рослую гнедую с рыжим отливом кобылу, на которой ехал Келегорм, и которой брат дал имя первым из всех.

Осень яростно взвизгнула, когда незнакомец попытался вывести ее из уютного стойла, ударила задом в дощатую стенку, вскользь задев чужака, и тревожно заржала. Остальные лошади тоже зашумели и заметались. А вороной даже ржать не стал. С коротким злым всхрипом он вытянул шею, схватил человека ровными желто-белыми зубами пониже плеча — и раздался сперва противный сухой хруст, а затем отчаянный крик. Переломленная как сухая ветка правая рука вора бессильно повисла, он отскочил, хватаясь за нее и продолжая орать. А снаружи донесся звух распахнутых ставень, и в конюшню, отбросив дверь и грянув ею о стену, ворвался Келегорм в совершенном бешенстве.

Маглор подождал ещё несколько мгновений — и увидел третьего человека, возникшего в дверях и поднимающего оружие. Вот его он и ударил, вынырнув из тени, безжалостно и с хрустом выворачивая поднятую руку в локте наружу, а потом выхватывая из нее револьвер. Раздался вопль, а за ним выстрел. Пуля продырявила стену где-то под крышей, а человек мгновенно бросился бежать, даже не взглянув, что с его спутниками.

Келегорм несколько раз с оттяжкой ударил в лицо лошадиного вора, затем промедлил, не желая бить не сопротивляющегося. Сорвал с него пояс с оружием, прежде чем тот потянулся к нему, и пинками погнал из конюшни прочь, приговаривая "руки оторву, если ещё раз к Осени протянешь!" Третий человек, держась за переломанную как бы не в двух местах руку, выбежал, шатаясь, следом.

— Кусака ты, Кусака, — весело сказал Маглор, подходя и гладя левой рукой черную бархатную морду. Жеребец и его опять укусил, ласково и едва ощутимо. Жизненная сила переполняла его, хлестала через край. — Ещё побегаешь с нами. Подожди.

Снаружи нашелся, кроме Келегорма, злой и заспанный хозяин гостиницы с коротким ружьем в руках.

— Конокрадов, пойманных с поличным, можно повесить, — с видимым удовольствием сказал он в лицо побледневшему вору.

— Пусть убираются, — заявил Маэдрос, наклоняясь из окна. — В другой раз я им своей рукой голову оторву.

Парень со сломанной рукой в ответ бросил злобно и отчаянно:

— Ты, дылда гривастая, думаешь, тебе это спустят?

— Вон пошел, — сказал Карантир из дверей, держа наготове свой револьвер. Брату отчётливо нравилось, как удобно лежит оружие в его руке.

— Ходи осторожней в этих местах, дылда, — ответил вор с распухшим и налитым кровью лицом. — Пукалка тебя не спасет.

Хозяин салуна потемнел лицом. Подождал, когда незадачливые воры отойдут подальше — те добрались до конца улицы и сели там на приземистых толстобоких лошадей — и с горечью сказал:

— Послушайте моего совета, не связывайтесь с этими. Такие вот здесь как-то убили парня за хорошие сапоги. Уезжайте утром же, вам лучше будет.

— Это ещё почему? — спросил Келегорм, усмехаясь.

— Это наверняка были люди Билла, и отпора они не простят.

— Кто такой? — спросил Маглор негромко.

— Большой Билл. Он хозяйничает в этих местах, как дома, а это его мерзавцы, — сказал хозяин, отворачиваясь, и пробормотал ещё ругательство себе под нос. — Повесить бы их, да некому.

— А... — Маглор ткнул Келегорма в бок и тот осекся.

"Не показывай своего незнания. У людей стражи порядка часто не справлялись с такими самозваными хозяевами".

"Ты ведь жил один..."

"Не все время. Я почти не жил с эльфами свои годы, это верно. А с людьми — доводилось".

"Похожими на этих?"

"Разными", — беззвучно вздохнул Маглор.

Братья поднялись в комнаты обычным путем, по скрипучей лестнице, но Маглор задержался. Вчера он уже приметил этот удивительный инструмент сложной формы, стоявший в углу большого зала за занавесом и защищенный от неприятных случайностей деревянными бочками. Сверху он был закрыт поверхностью из черного полированного дерева, и не было видно, как он устроен. Еще одна крышка прикрывала боковую поверхность, а рядом стоял стул.

Маглор поднял покрытую блестящим лаком крышку, посмотрел на ряд костяных и темного дерева пластинок, похожих на зубы огромного зверя. Коснулся их пальцами — белые пластинки легко продавились, и из недр инструмента вырвался глубокий низкий и гулкий звук, словно внутри что-то ударило по натянутой струне. Заворожённый, Маглор нажал на чёрную пластинку...

— Шли бы вы тоже спать, мистер музыкант, — хмуро сказал Финниган. — И так весь город перебудили.

Не то, чтобы братьям требовалось много сна, но тревожить их неумелыми звуками действительно не хотелось, и оттого Маглор поднялся наверх в особенно скверном расположении духа. Передавая стражу Маэдросу и растягиваясь на короткой кровати на набитом сеном матрасе, он уверился, что история со здешним самозваным хозяином ещё не закончена.

Он был уверен, что не заснёт, но нет — сон пришел сразу же. В нем не стреляли и не пытались убить. Во сне Маглор играл на том большом инструменте, с белыми и черными клавишами.

А проснувшись и еще не открыв глаза, он ощутил знакомое присутствие.

Братья были здесь. Все шестеро. Ему не пригрезилось, не приснилось.

Маглор лежал неподвижно, наполняясь потерянными и обретенными чувствами: ощущением своего тела, такого сильного и нового, ощущением присутствия себя здесь и сейчас, на тесной кровати с бельем из грубой ткани, ощущением, что они снова рядом и вместе, чтобы больше не расставаться.