Эликсир для мертвеца

— Красивее вас, сеньора? — спросил пациент. — Я спрашиваю не из любезности, это серьезный вопрос.

— У нее более замечательная красота, сеньор, — ответила, чуть подумав, Ракель. — Если бы она шла по городу без вуали, на нее оглядывались бы больше, чем на меня.

— Понимаю. Она должна выйти замуж во вторник, и вы считаете, что этот человек хочет тайно бежать с ней. Давно они знают друг друга?

— Они познакомились в последний день нашей поездки сюда, — ответила Ракель. — Но потом она виделась и разговаривала с ним. Она сказала мне. И он уговаривал ее бежать с ним.

— Предлагал пожениться?

— Я не знаю, чем он прельщал ее. Она не сказала. Думаю, им движет страсть. И он говорил с ней о золоте ее отца, привезенном в качестве приданого. Должно быть, и оно входит в его мотив.

— Ага. Алчность. Может, она не знает, как вынести из дома отцовское золото.

— Не представляю, как она могла бы. Оно, должно быть, заперто. И сеньора Аструха не так легко одурачить, чтобы он отдал его ей только потому, что она попросила.

— Это тема романса менестреля, — сказал пациент. — Она знакомится с кем-то в пути, они влюбляются друг в друга и стремятся убежать вместе. Много времени они проводили вместе в разговорах?

— Нет, — ответил Юсуф. — Может быть, обменялись любезностями или жалобами на погоду — шел дождь, — но Бонафилья постоянно была с отцом и братом, а также со своей служанкой и Ракелью.

— Не самые простые обстоятельства для соблазнения, — сказал пациент. — Прямо у отца под носом.

— Не могу поверить, что она откажется от своей семьи и хорошего брака ради какого-то совершенно незнакомого человека, которого находит настолько красивым, привлекательным и остроумным, чтобы бежать с ним, — сказала Ракель.

— Если они не встречались раньше и он не встретился с вами умышленно, — сказал пациент. — Если б я пытался спасти мою истинную любовь от насильственного брака, то мог бы предпринять в последнюю минуту что-нибудь отчаянное.

— Но она просто сияет от удовольствия, когда находится с Давидом, — сказала Ракель. — Я это видела. И будь она влюблена в кого-то другого, думаю, отец бы прислушался к ней. В душе он добрый человек.

— Может, и нет, если влюбленный христианин, — сказал пациент. — Это так?

— Я предположила, что да, — ответила Ракель. — Но не уверена в этом. Мы разговаривали только о погоде, цели нашей поездки и состоянии дорог. И в пути каждый разумный человек оденется и будет вести себя, как христианин из соображений безопасности, как дозволяет его величество.

— Она ходит одна на встречи с ним? — спросил пациент.

— Нет, — ответил Юсуф. — Берет с собой служанку.

— Думаю, нам нужно рассказать кому-то об этом, — сказала Ракель, — только это может вызвать ненужные осложнения.

— Возможно, она тешится вкусом опасности в течение нескольких дней до того, как стать респектабельной замужней женщиной, — заговорил пациент. — Как-никак, несколько встреч во второй половине дня на общественной площади под пристальным взором служанки могут быть очень волнующими и вместе с тем совершенно безопасными.

— Я спрошу у Эсфири, что она думает. Или знает, — сказала Ракель. — Возможно, вы правы. Она недовольна отцом.

— Почему?

— Он взял молодую жену, приятную женщину, которую сеньора Бонафилья недолюбливает. Считает, что отец устроил этот брак по наущению жены, так как хотят наслаждаться жизнью без Бонафильи, которая угрюмо ходит по дому и сердито смотрит на них.

— Ее маленькая месть, — сказал пациент.

— Да. Но она всегда казалась мне слишком… — Ракель сделала паузу. — Слишком осторожной, чтобы идти на риск серьезных последствий.

— Тогда идите немедленно и расспросите ее служанку, — сказал пациент. — И возвращайтесь со сведениями, которые получите у нее. Только, сеньора, я опять чувствую голод. Не могли бы вы сперва найти для меня что-нибудь более питательное, чем бульон или заварной крем?

— Думаете, что сможете это съесть?

— Кажется, я смог бы сейчас съесть бедро быка. Эти тайны вызывают у меня аппетит.

— Не знаю, о чем вы говорите, сеньора, — сказала Эсфирь. — Мы никуда не ходили.

— Эсфирь, твоя верность госпоже весьма похвальна, — сказала Ракель. — Но я видела, как вы тайком уходили из дома. Юсуф видел, как твоя госпожа разговаривала с сеньором, с которым мы познакомились на дороге, на общественной площади посреди Перпиньяна. Что происходит?

Эсфирь покраснела и нервозно оглядела двор.

— Сеньора Бонафилья взяла с меня обещание никому не говорить об этом, — прошептала она.

— Эсфирь, если что-то случилось и выяснится, что ты знала об этом и ничего не предприняла, уверяю тебя, ты окажешься на улице.

— Я говорила ей это, и не раз, но она не обращает внимания, — сказала донельзя взволнованная служанка.

— Она влюблена в этого человека?

— Кажется, она ненавидит его, — ответила Эсфирь, — и однако же — не знаю, сеньора. У меня есть подозрения, но я во многом не уверена, Могу сказать, что с тех пор, как мы приехали в этот дом, я глаз с нее не сводила, разве что она была с вами или с членами семьи сеньора Давида. Она не сделала ничего такого, чего не следует, хоть мы и ходили на встречу с этим человеком.

— Эсфирь, сделаешь для меня кое-что? — спросила Ракель, достав из сумочки увесистую монету и сунув ее в руку служанке. — Будешь наблюдать за ней и сразу же сообщишь мне, если тебе покажется, что она может сбежать с ним?

— А если она не скажет мне?

— Не думаю, что она уйдет, по крайней мере, без нескольких своих платьев и всего золота из приданого, какое сможет унести. Будешь?

Эсфирь задумалась.

— Нет, вы правы, сеньора. Насчет золота не знаю, но я могу приглядывать за ее лучшими платьями и сорочками. И скажу вам.

И с этим незначительным заверением Ракель вернулась к пациенту.

Глава одиннадцатая

В понедельник опять пошел дождь, и сеньора Руфь, поднявшаяся рано накануне свадьбы, с досадой посмотрела на хмурое небо. Когда в доме столько людей и столько еще нужно сделать, жизнь была бы легче, если б членов семьи и гостей можно было оставить во дворе. Она обошла дом, убедилась, что Лия встала и сидит с ребенком, разбудила горничную от глубокого сна, чтобы та могла приняться за работу задолго до того, как проснутся гости, и, наконец, зашла на кухню. Там, по крайней мере, все было в порядке. Огонь жарко горел, Хасинта принесла утренний хлеб, кухарка и новая кухонная служанка ели. Руфь села с ними, отрезала кусочек сыра, разломила булочку и принялась есть.