Эликсир Любви

– Обидно. Родился вроде не для того, чтобы мучиться.

– Себя жалко, а предков наших не жалко? У них доля не слаще была. И ведь не глупее нас были.

– Всё равно обидно, - Настаивал на своём Алексей.

– Зато стабильно. А если терпежу нет - всегда остаётся место бунту.

– Или революции, - Поддакнул Алексей.

– Не путай!
– Строго сказал Михалыч, - Бунт - это когда накипело, когда надо выплеснуть ярость. Жги, круши, ломай, покуда с души не схлынет. Потом всё во з вращается на круги своя. Все спокойны, добропорядочны, послушны и долгое вр е мя тешатся воспоминаниями, мол, какие мы были крутые. А революцию готовят, как праздничный обед для других. Одни варят, другие хлебают, а третьи расхлёб ы вают. Революция похожа на обманутую девку, которой заморочили голову, н а сулили три короба, пообещали жениться, а вместо этого просто трахнули и всё. О д ни, озаренные идеями, лезут под танки, а практичные и хваткие потом заседают во дворцах.

– Да Вы, батенька, контрреволюционер, - Сделал страшное лицо Алексей.

– А жертвы революции другими не становятся?
– Усмехнулся Михалыч.

– А причем здесь она, - Возразил Алексей, - Объявили Перестройку, а не револ ю цию.

– Быстрая смена формации - она самая и есть революция. И без крови, хоть ты тресни, её не бывает. Царя свергли - сколько лет потом друг в друга стреляли. Коммунистов свалят - думаю, тоже не один год стрелять будут. Законы такие, н и чего не попишешь. Вот вы, тоже, не иначе под прицелом ходите.

– Мы - другое дело, - Возразил Алексей.

В дискуссии участвовал он один. Соня помалкивала, поглядывая на мужчин.

– Для пули без разницы, - Наставлял Михалыч, - какой ты, "красный", "белый" или "бледный", герой или подонок. Пуля - это просто кусок свинца. И только от власти з а висит как часто она выбирает себе цели в виде людей.

– Вы - рыцарь мрачного образа.

– Что Вы! Я - весельчак. Только это мне и остается. Как там, у братьев Гримм - если вы стали стары и не нужны, если вас выгнали из дома и работы, то идите в Бремен, ст а новитесь уличными музыкантами. То-то будет весело и сытно. Вот мне и остается веселиться. Отопьюсь, как водиться, с обиды, а там буду думать как жить дальше. Тут хорошо, никто не видит, не слышит. Это не просто, всё перечер к нуть и начать жить заново. Здесь переболеть надо, себя поломать, попытаться приспособиться. Грядет новое время и чтобы выжить, под него придется подстра и ваться.

– Почему подстраиваться? Сейчас, наоборот, развязывают руки, дают дорогу энерги ч ным, умным, талантливым.

– ...А так же наглым и бесчестным. Это эпоха под знаменем идей рождает г е роев. Эпоха под эгидой чистогана плодит холуёв. А ведь нам с детства вдалбливали, что "мы - не рабы, рабы - не мы", что "человек - это звучит гордо". Ой, как тяж е ло родиться и лучшие годы жить при одном строе, а пом и рать при другом. Боюсь, не одному мне придется не сладко, всему народу придется пострадать.

– Итак, уж хуже некуда, - Заметил Алексей, - Кругом дефицит, очер е ди.

– Будет хуже, - Упрямо повторил Михалыч, - Смотрите телевизор. Наши перед а чи, сами того не ведая, дают стопроцентный прогноз. Как-то вижу, с телеэкрана один кандидат наук, на полном серьезе, убеждает перейти на с а лат из одуванчиков, мол, пользы от него больше чем от бифштекса. Другой, тоже кандидат, с подк у пающей искренностью доказывал, что маргарин в несколько раз полезнее сливо ч ного масла . Ну, думаю, если вовсю рекламируем подножный корм и эрзацпр о дукты, дела в нашей пищевой промышленности совсем ник у дышные. И, точно, понеслось: продукты из магазинов как весе н ний снег исчезать стали. Разве это не показатель? А, тут, недавно, наткнулся на детскую передачу "Очумелые ручки" называется. Так там обучали, как восстановить перегоревшую лампочку! О чем это говорит? Грядут очень тяжёлые времена, если нас готовят копеечные ла м почки ремонтир о вать.

Эх, что-то я не в меру расчирикался.
– Сам себя осудил Михалыч, - Вон, подру ж ка твоя совсем носом клюет. Ты, давай, ложись на кр о вать, - Обратился он к Соне, - А мы как-нибудь устроимся. На полу, возле печки тепло. Ты давай, давай, не стесня й ся, ложись. Пока за Вами приедут - три раза выспишься. Вытащи одеяло и накройся им. Короче, устраивайся сама, как знаешь. Я глядеть не буду. Мы тут пока с Лешкой бутылёк прико н чим.

И уже обращаясь к Скворцову, спросил:

– Так ты, значит, химик?

– Фармацевт, - Поправил Алексей, - Новые лекарства разрабатываю.

– Доктор Пилюлькин?
– Неожиданно обрадовался хозяин, - Слушай, у меня вот тут, под правой лопаткой прихватывает. Какую таблетку или мазь пр и советуешь?

– Сто семьдесят третий, - Усмехнулся Алексей.

– Чего?
– Не понял Михалыч.

Поскольку после третьей стопки он перешел с Алексеем на "ты", тот тоже р е шил не церемониться.

– Ты сто семьдесят третий по счету. Как кто узнает, что я фармацевт, так ср а зу со своими болячками достаёт, - Объяснил Алексей.

– Ты для чего учился? Чтобы людям помогать. Клятву Гиппократа давал или нет?
– Так быстро Михалыч не сдался, - Так что, не жадись, делись секрет а ми.

– Хорошо, вот таблетка, - Алексей сделал вид, что слазил в карман за та б леткой, разломил её пополам и протянул обе половинки Михал ы чу, - Это тебе от головы, а это тебе от задницы. И не перепутай! Каждый клятвой Гиппократа норовит п о пенять, а в ней, в самом начале сказано: "Не навреди!" Как же я тебе без диагн о стики могу что-то порекомендовать? Давай, заголяй спину, посмотрю сн а чала.

Михалыч нисколько не обиделся на Алексея и послушно стянул рубаху, по д ставляя ему спину. Тот с умным видом потыкал пальцами между лопаток и прои з нес:

– Первая рекомендация такова - чаще кланяйтесь богу, глядишь, меньше будет бесп о коить хондроз.

– Не впервой вижу, что молодые доктора - богохульники. Всё оттого, что в ки ш ках человеческих в анатомичке копались, а души не нашли.
– Огрызнулся Мих а лыч, - А к старости все они становятся верующими. Давит, наверное, груз, враче б ных ошибок.