Эликсир памяти, или Последние из Арконы
Шрифт:
Большой, длинный, таинственный и глубокий книжный шкаф. Сквозь большое стекло на меня смотрят тома Жюля Верна. Трапецию комнаты подчеркивают два балкона. Следом за шкафом - сервант. Часы с двумя слониками по бокам. Один - мраморный, второй - серый, блестящий. Он сделан тщательнее, и мне больше нравится. Тринога подсвечников.
Маленький Пушкин. Рабочий стол с кипой газет и рукописей у окна, а другой - неизменный, праздничный, торжественный - посреди. Высокий, очень высокий порог не дает брату заползти сюда.
Дед усаживает меня к себе на диван. Зажигает бутоны ламп в изголовье. Здесь же на тумбе стоит зеркало. "Таинственный
кто-то взял и не вернул, и теперь я услышу продолжение всей этой истории. В "Витязе" идет другой остров - "Остров сокровищ" с потрясающим Борисом Андреевым в роли Сильвера.
"Другие ему изменили и предали званье свое..."- наизусть, яростно дед читает знаменитый перевод Лермонтова - "Воздушный корабль".
Мы играем в шахматы. Потертая доска. Крупные, приятные на ощупь деревянные фигуры.
– Сдаюсь, сдаюсь!
– он явно подсмеивается над внуком.
В доме первый кассетник. Отец ставит знаменитый французский концерт Высоцкого. Для меня это открытие.
– Что? Хрипатого передают?
– удивляется дед, заглядывая в комнату.
– Кто ж его передаст?
– И то верно.
Десятки раз переписанная шипящая пленка.
– Папа! Иди. Там по "Маяку" твои "Пароходы не так, как поезда"
крутят!
– мама знает пристрастия своего отца.
– Иду, - прихрамывая, он, не спеша, направляется в кухню. На ходу тушит сигарету. Это неизменные "Столичные". С бабушкой шутки плохи. Железная женщина.
Дед часто бывал под хмельком. Я помню, ненавязчиво поддерживал его в метро, чтобы он случайно не соскользнул на рельсы...
Звонок. Еще и еще.
Смахнул рукой неожиданно выступившие слезы. Слезы по безвозвратно ушедшему времени.
– Господи! Иду, иду. Не трезвоньте!
Код и домофон, конечно, не такая серьезная преграда, но вот, железная дверь в общий коридор? Не может такого быть, чтобы все разом кто-то открыл.
– Может, Рогволд! Может. Вы не пугайтесь. Я один. Меня зовут Инегельд.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
– Согласен, что способ знакомства, выбранный мной, излишне эффектен. Но речь идет о жизни и смерти. Вашей жизни и смерти.
Поэтому, не держите меня под дверью. Я не рэкетир, я не причиню вам большего вреда, чем вы это сделаете сами. Не дурите, Рогволд!
– звучало не то, чтобы убедительно, но как-то загадочно.
– Кто вам дал мой адрес?
– Cтанислав.
– Хорошо, - я щелкнул замком.
На пороге стоял высокий мужчина лет сорока или сорока пяти. У него были чистые голубые глаза, русые, немного с рыжиной, волосы спадали на шею. Хищные черты лица дополнял едва видимый шрам, который бы я не заметил, не будь Инегельд гладко выбрит. Гость опирался на прямую увесистую палку, какую можно срезать в любом орешнике. Это выглядело до того нелепо, что невольно вызвало у меня улыбку.
– Здравствуйте. Вам повезло. Я уже совсем собрался уходить.
– Как вам будет угодно, - он улыбнулся в ответ - Добрый день, Рогволд. Я могу вас так называть?
Незнакомец поставил посох в угол у двери и снял длинный серо-зеленый плащ с широкими рукавами, пристроив его на вешалке.
– Конечно. Проходите в комнату... Кофе? Чай?
– Лучше, квас, - сказал он бесцеремонно, - Люблю с детских лет.
– Сам не прочь, да нету...
– удивился я.
– Проверьте еще раз, там, на второй полке сверху.
Действительно,
как и предрек Инегельд, на кухне в холодильнике я обнаружил кувшинчик с ароматным пенистым напитком, но внешне ничто не указывало на его присутствие в доме.Я изумленно посмотрел на гостя. Инегельд невозмутимо, нагло и просто глядел на меня.
– Для вас, Рогволд, человека вполне образованного, бросить жребий означает надеяться на слепой случай, или-или. Вы точно знаете, кваса в доме нет. Я же знаю иное: он или есть, или его действительно нет. Улавливаете разницу? Дверь может оказаться либо открытой, либо закрытой третьего не дано, и нет ничего сверхъестественного в том, что когда я приблизился к вашему дому - кто-то вышел из подъезда мне навстречу. Нет абсолютно ничего необычного и в том, что ваша соседка именно сейчас решила вынести мусор - так я миновал вторую дверь.
– Но мне кажется странным другое, - возразил я ему.
– Обычно подозрительная соседка на этот раз пропустила вас мимо себя, внутрь нашего коридора, не сказав ни слова.
– Может, моя внешность располагает?
Я еще раз взглянул на него и снова натолкнулся на пронзительный ответный взгляд. Передо мной на секунду возникло жестокое, непроницаемое холодное лицо Хауэра. Но в нем и в самом деле мелькало что-то неуловимо притягательное.
– Овладев математической теорией вероятностей, вы, однако, все равно не сумеете абсолютно верно предсказать - есть проход или нет.
Вы не сможете никаким образом повлиять на результат собственного гадания.
Он пригубил квасу, вдруг похвалил мою маму и продолжил:
– Cогласитесь, Рогволд, что ваше представление о случае не идет ни в какое сравнение с тем, как понимали его ваши предки.
– Вероятно, они объясняли это сверхъестественными причинами? предположил я.
– Как раз "сверхъестественным" и называют то, что не могут объяснить, поправил меня Инегельд, - Скажем, Эликсир Памяти, который либо оказывает действие, либо нет.
– Даже лекарства действуют далеко не на каждого.
– Правильно. Но если здесь все связано с восприимчивостью человеческого организма, то в случае с Эликсиром речь идет о гораздо более глубокой субъективной зависимости, нежели биохимическая. Не стоит, Рогволд, тратить реактивы - для Станислава в этой фляге, действительно, подслащенная вода, но для покойного М., который не слушался моих советов - то было, в самом деле, магическое варево.
Мифы и сказки в глазах избранных, которых вы, просвещенные люди, именуете то волшебниками, то шарлатанами, являются фактами истории, событиями не требующими доказательств. Я твердо знаю, что именно эта дверь будет открыта - и ее отпирают. Я верю, что во фляге содержится Эликсир - и я погружаюсь в прошлое.
– Готов допустить, что увидев страшный сон, можно получить чудовищный ожог, который сведет в могилу. Психика тесно связана с биологией, рассудок, охваченный губительной фантазией, дает указание организму провести те или иные химические реакции. Это я еще могу понять. Но откуда вы, Инегельд, проведали, что у меня в холодильнике есть квас?
– продолжил я, стараясь вызвать собеседника на откровенность.
– За завтраком я его не заметил.
– Браво!
– похвалил Инегельд.
– Мы делаем успехи. Вы его не заметили, но он там уже мог быть. Скажем, квас приготовила ваша мама. Вчера, пока вы гостили у друзей. У нее, ведь, есть запасной ключ?