Эликсир жизни
Шрифт:
Я зачитался этим ясным, четким, логичным и серьезным документом, снабженным графиками, рисунками и схемами. Сразу видно, что составляли его толковые люди. Такие толковые, что вдруг захотелось взять их за умные головы и – башкой об стенку. Чтоб не повадно было такое придумывать. Но нет, не смогу: их много, а я один.
Я свернул документ и сунул во внутренний карман пиджака. Вышел из кабинета и двинулся в противоположную сторону, еще не зная, куда. Пройдя по безлюдному затемненному коридору со множеством дверей, попал на пост охраны. За письменным столом сидел лейтенант и усердно ковырялся в носу. «По какому праву Вы здесь?», – грозно спросил он, привставая. «По приглашению Вашего начальства», – беспечным голосом ответил я. «Здесь быть запрещено. Вы должны ждать в общей приемной. Сожалею, но мне придется Вас задержать до выяснения обстоятельств». – «Извините, но мне некогда», – глупо произнес я и развернулся, чтобы уйти. «Стоять! – рявкнул он, – Лицом
На улице поймал такси. Но вскоре сзади появился черный джип с мигалкой и воющей сиреной. «Быстро они работают», – с восхищением подумал я. Из джипа вдруг началась стрельба по нашей машине. Вдребезги разбилось заднее стекло. Таксист испуганно дал по тормозам. Я выскочил и побежал. Фьюить-фьюить, – раздались вслед выстрелы. «Мазилы», – машинально подумал я, обернулся и трижды выстрелил в ответ. Повезло: попал в бензобак. Джип загорелся. Свернув за угол, я выбежал к метро. Проехал на подземке несколько остановок и вышел в город. Низко в небе летел вертолет. «Оперативно работают», – подумал я не без гордости за наших джеймс-бондов. Около автобусной остановки на Биогавань гуляли два крепких парня в черных куртках. Чуть подальше еще парочка. Ай да молодцы! Я свернул в сторону, понимая, что на автобусе не уехать. Отошел и поймал частника на стареньком «москвиче». «До Биогавани довезете?» – спросил я, предчувствуя ответ. «Нет. Туда почему-то дорогу перекрыли». – «Давно?». – «Только что». Эх, чуть-чуть не успел. Впрочем, может, это и к лучшему. В Биогавани они бы меня отыскали быстро, быстрей, чем я Беляева.
Вернулся к метро, нашел телефонную будку и выискал в справочнике несколько правительственных адресов. Позвонил. Сообщил о находке. Никто не поверил. Тогда стал звонить в редакции газет и журналов. В четырех только посмеялись. В трех пригласили прийти в редакцию. Я отказался и попросил встречу на нейтральной территории. Согласился только один.
Он пришел. С хорошими внимательными глазами. Спокойный. Неспешный. Немногословный. Очень мало похожий на своих суетливо-мельтешащих болтливых собратьев по перу. Мы сели в кафе за столик. Он выслушал не перебивая. Я подумал: «Атланты поддерживают молча». Он заинтересованно спросил: «Можно взглянуть?». Я протянул документ. Теперь всё было в его руках – и в прямом, и в переносном смысле. Он бегло просмотрел бумаги и сухо задал деловой вопрос: «Сколько Вы за это хотите?». – «Нисколько. Мне бы где-нибудь переночевать». Он протянул ключи и назвал адрес. «Это Ваша квартира?», – спросил я. «Нет. Это мой запасной аэродром», – усмехнулся он. «Спасибо», – сказал я. Он пообещал опубликовать документ завтра же. И степенно ушел.
До позднего вечера я просидел в кинотеатре. Три раза подряд посмотрел «Свой среди чужих». Я его в разные годы раз десять видел. И не скучно. А вот вы попробуйте десять раз посмотреть хороший американский боевик. Стошнит.
Когда стало темно, я добрался до «запасного аэродрома» пешком, благо недалеко. Зашел в дом, поднялся на 15-й этаж, открыл входную дверь незнакомой квартиры, прошел в комнату, не включая свет, нащупал диван и плюхнулся не раздеваясь.
Но спать не дали. Раздался поворот дверного ключа; зажегся свет. Ослепленный я прикрыл глаза рукой. Передо мной стояли трое бравых парней в камуфляже с автоматами. Спецназ. Шайка бандитов на государственном обеспечении.
«Пистолет!», – потребовал старший. Деваться некуда. Отдал. Старший подтолкнул меня к выходу: «Вперед!». Чтобы приободриться, я философски подумал: «Когда лилипуты заставляют подчиниться, повинуйся как Гулливер – сохраняя достоинство и чувство юмора. Эх, жаль, что не судьба сейчас взойти на эшафот! Я там смотрелся бы весьма монументально».
Мы вышли на лестничную площадку и на лифте спустились вниз. Темный ночной двор. «Лицом к стене!», – приказал старший. В груди похолодело. От чувства юмора не осталось даже хвостика. Наш страх забирает мужество и отдает его врагам (дайте мне мужество, и я превращу его в победу). Я заторможено повиновался приказу, уткнувшись в безучастную стену, и со страхом ждал, что раздадутся выстрелы. Их не последовало. Я облегченно вздохнул и обернулся. И в этот момент старший широким ножом полоснул меня поперек спины, вдоль пояса. Боли я не почувствовал. В пояснице возникло жжение. Потекла
кровь. Всё поплыло. Мир померк. Чернота…Не зря говорят, что герои по улицам не маршируют; герои гниют в земле. Именно с этой мыслью я и проснулся. Уф-ф-ф! Живой! Так патогенные митобактерии – всего лишь кошмарный сон? Сон. Ура! Слава богу, что сны не всегда материализуются.
Бостон. Икимата
Как-то раз один из американских технологических институтов предложил мне контракт с окладом 70 тысяч долларов в год. С одной стороны, сумма серьезная. С другой стороны, заниматься нужно было прикладной темой, касающейся оптических свойств пленок светопоглощающего белка из пурпурных бактерий. Контракт был на два года. Мне жаль было потратить столько времени на рутину, бросив другие дела. Отказался. Комментарий коллег и знакомых был единодушен, краток и точен: «кретин».
Вскоре меня пригласил к себе поработать маститый американский биохимик Икимата, использующий люминесценцию для изучения мышечного ретикулума. Сначала я не хотел ехать, так как тема показалась скучноватой. Но Инга, занимающаяся ретикулумом, начала шпынять: «Ну что ты тут сидишь! Поезжай к Икимате. Он человек с мировым именем. У него потрясающе интересные публикации. К тому же, за один месяц ты заработаешь столько, сколько здесь не получишь за год».
При поддержке Икиматы я получил небольшой грант и полетел в Америку. Икимата, пожилой маленький американский японец, встретил меня в Бостонском аэропорту. Привез меня на своем мерседесе в Институт, где и поселил. Это было удобно: работать и жить в одном здании. Сначала я освоился с люминометром, а потом начал делать на нем измерение связывания «окрашенной» молекулы АТФ с ретикулумом. Такая молекула состоит из АТФ и химически «пришитого» к АТФ люминесцирующего красителя. Подобные вещества в изобилии (но по фантастическим ценам – сотни долларов за 1 мг) поставляет в научные лаборатории фирма «Molec-Probe». Тысячи исследователей во всем мире применяют в своей работе такие вещества. Икимата тоже использовал несколько.
Первый сюрприз случился, когда я стал изучать связывание таких веществ с АТФазой ретикулума. Оказалось, что их встраивание в этот фермент происходит не по принципу «ключ-замок». Краситель, висящий на АТФ, препятствует этому. На самом-то деле это не было для меня совсем уж сюрпризом, я так и подозревал. Представьте себе, вдумчивые читатели, обычный дверной ключ, к шейке которого кто-то зачем-то припаял железяку такого же размера, как сам ключ. Разве такой ключ может войти в родной замок? Никогда. Поэтому первым делом я сделал контрольную проверку на «ключ-замок». Проверка показала, что «окрашенный» красителем АТФ связывается вовсе не в нужном месте внутри фермента, а на поверхности, контактирующей с мембранными липидами. То же самое выяснилось в отношении других подобных веществ. После двух недель работы я показал Икимате полученные данные. Он страшно огорчился. Раньше он полагал, что используемые им вещества встраиваются в ферменты куда надо. Специальной проверки он не делал, поскольку доверял авторитету солидной фирмы Molec-Probe, рьяно рекламирующей подобные «ключики» для ферментов. Реклама – самозабвенное вранье производителя на благо потребителя.
Вскоре случился второй сюрприз. Это могло бы произойти пораньше, но я слишком доверился словам Инги о том, что Икимата классный биохимик. В своих статьях Икимата сообщал, что ведет работу на чистых мембранах и ферментах. Оказалось, что это не так. Когда он дал мне препараты ретикулума, я обнаружил в них парочку люминесцирующих веществ, характерных для митохондрий. Не менее 30 % белков препарата принадлежало митохондриям, то есть препарат был плохо очищенным, «грязным». Аналогично обстояло дело с препаратом «кальций-связывающего белка», который оказался не чистым белком, а смесью белков. Когда я показал эти результаты, Икимата стал оправдываться, что ему было не так уж важно работать именно на чистых препаратах.
Третий сюрприз оказался еще покруче. Я обратил внимание на то, что в публикациях Икиматы масштаб шкалы люминесценции был не 100 %, а 10 %. Это означало, что эффекты очень малы (порядка 1–2 %) и не достоверны. Более того, когда Икимата пытался по люминесценции измерить перенос энергии между красителями, он не обратил внимание на то, что их концентрации были столь высоки, что в кюветке происходило перепоглощение люминесценции первого красителя вторым. Это был тривиальный эффект, делающий невозможным проведение корректных измерений. Я доходчиво объяснил это Икимате. Лицо у япошки из желтого стало зеленым.
Когда я вернулся из Бостона и рассказал Инге об Икимате, она всё поняла, но, тем не менее, захотела, чтобы я продолжил с ним совместную работу и написал заявку на большой грант. Я раздраженно заявил, что с таким халтурщиком сотрудничать более не желаю. Инга съязвила: «Селезень почти весь мир облетел и вернулся на болото всё тем же селезнем». Через год Икимата получил очень большой грант и предложил мне поучаствовать. Я ответил отказом, сославшись на занятость.