Елисейские поля
Шрифт:
— Здравствуй, Эдме, — произнес он бесцветным голосом и нашел в себе силы потрепать девочку с недетским взглядом по щеке.
Теперь смена обеспечена навсегда. Ай да Фернанда! Это загробное пособничество, эта династия тиранок даже приводили его в своего рода восхищение. В самом деле, куда ему до них?
На следующее утро Эдме играла в саду, а Жермена тем временем составляла букет в гостиной. «Придется быть начеку, особенно в первые дни», — думала она. Жермена спала плохо: не столько шаги Альбера над головой, сколько планы и расчеты, теснившиеся у нее в голове, мешали ей спать.
Однако все они
Фамилия
переводчик Н. Хотинская
Как часто потом они вспоминали ту минуту (было это после обеда во вторник — нет, кажется, в среду… да нет, точно, во вторник), когда малыш, уткнувшийся в атлас для шестого класса, вдруг поднял голову и воскликнул: «Вот это да!»
— Ну что там опять?
На двоих старших родителям хватало терпения, а вот малыш только и слышал от них это «опять»…
— Бертжеваль, оказывается, существует.
— Еще бы, — сказал отец, — это же наша фамилия.
— Да нет, я нашел Бертжеваль на карте.
— Как это?
— Вот смотри.
— Надо говорить «смотрите», — машинально поправила мать.
Отец со вздохом поднялся и склонился над столом, глядя поверх светлой головки сына. Грязный, весь в чернильных пятнах палец малыша остановился почти в самом центре шестиугольника, изображавшего на карте Францию.
— В самом деле!
Старшие дети и мать сбежались, словно куры к своей товарке, отыскавшей червяка. — Где? — Да убери палец! — Я же показываю! — Опять ты забыл вымыть руки перед тем, как сесть за стол! — Я знаю эти места, там очень красиво…
Да, действительно: Бертжеваль. И пишется точно так же. «Это не может быть простым совпадением, — заметил отец. — Не Бержеваль — их пруд пруди, а именно Бер-т-же-валь».
— Уже десять часов, Ален, иди спать.
«Надо говорить: идите спать», — отметил про себя малыш.
В ближайшую субботу господин Бертжеваль решил повезти всю семью в Бурж: посмотреть собор, музей, дом Жака Кёра.
— Можно будет заехать и в Бертжеваль! — воскликнул малыш.
— М-м-м, — неопределенно отозвался отец, хотя именно ради этого он и задумал поездку.
Бурж осмотрели галопом: собор, музей, что там еще… «Дети, а не махнуть ли нам в Бертжеваль?» Спрашивать дорогу не было нужды: карту они уже знали как свои пять пальцев…
Бертжеваль оказался довольно невзрачным городком — муниципальный совет не без помощи самих жителей усиленно уродовал его на протяжении последней сотни лет, как это бывает почти во всех мелких городках Франции. Поблизости ни речки, ни леса; вообще ничего примечательного, кроме небольшой усадьбы на голом холме, которая возвышалась над черепичными крышами, как пастух над стадом овец.
Надпись на памятнике павшим наглядно иллюстрировала демографический
спад: в первой мировой войне погибло двадцать семь человек, во второй трое.— Это была совсем другая война! — объяснил отец.
— Почему? На ней что, не убивали?
— Убивали, и гораздо больше. Но… Да прекрати наконец умничать!
Кафе под названием «Почтовое» могло бы с тем же успехом называться «Школьным», «Церковным» или «Муниципальным»: все это умещалось на единственной площади — так обычно дети рисуют город. Бертжевали зашли выпить по стаканчику («И гренадин для малыша, пожалуйста!») с намерением «разговорить» хозяина кафе. О-о! Бертжеваль теперь не тот, что прежде. Вы бы посмотрели лет десять назад: едва хватало двух залов («О свадьбах я уж и не говорю!»). А теперь удается продать от силы тридцать бутылок красного за целый день…
— Красного? — переспросил малыш. — Он что, красками торгует?
— Да помолчите же! — одернула его мать: при посторонних, будь они даже столь низкого звания, она всегда обращалась к детям на «вы».
— А что это за усадьба там, на холме?
— Замок? — уточнил «торговец красками». — Он продается, и давно уже.
— Кто же его владелец?
— Некий Леви-Дюран. А до этого он принадлежал барону Додману. Все они нездешние… Еще раньше? Господи, я и не припомню! Вот мой отец, он сказал бы вам…
— А Бертжевалей никогда не было?
— Как?
— Я спрашиваю, не было ли владельцев с фамилией Бертжеваль: по названию замка и поселка?
— Может, когда и были.
Малыш открыл было рот. «Опять» — сурово сдвинув брови, отец пресек очередной наивный вопрос.
— А как по-вашему, — снова заговорил он после непродолжительной паузы, — ремонт там потребуется значительный?
— Где это?
— В усадь… в замке.
Госпожа Бертжеваль бросила на мужа встревоженный взгляд. Хозяин кафе поднял глаза к потолку, как бы производя в уме сложные подсчеты, почесал затылок, покачал головой и наконец изрек:
— Да как вам сказать…
Из этого госпожа Бертжеваль заключила, что ремонт потребуется капитальный, а муж ее — что совсем небольшой.
Они еще не раз приезжали в Бертжеваль (департамент Шер): сначала с фотоаппаратом, затем со складным метром, потом с архитектором и, наконец, с нотариусом. Все это время почти каждый вечер после привычного «Марш спать!» и рассеянных поцелуев родителей мальчик слышал, как там, за тремя дверьми (он крался босиком на цыпочках и осторожно приоткрывал их), раздавался гул голосов, похожий на рокот океана, то бушующего, то затихающего. В течение целого месяца он засыпал под звук подсчетов и споров.
— Но мы же все равно хотели купить загородный дом…
— Да, Андре, домик, но не замок же!
— Ну уж и замок! Это хозяин кафе его так называет.
— Налоговый инспектор, к сожалению, тоже.
— А твой загородный домик разве не потребует расходов?
— Не таких! Ты залезешь в долги.
— Ну кто сейчас не в долгах? Время такое… В мои годы, с моим положением это не страшно.
— Да? А твой друг Ледре? А наш кузен Депуа? Они ведь тоже считали свое положение надежным. Десять — пятнадцать лет стажа, и вдруг под предлогом слияния, объединения предприятий, бог знает чего еще…