Элизабет Тейлор
Шрифт:
Именно так и обстояли дела в сумасшедшем браке Элизабет и Ричарда. Сорокавосьмилетний муж, вечно пьяный и плохо отдающий отчет в своих поступках, публично унижал собственную жену — например, он подарил восемнадцатилетней официантке, с которой, как поговаривали, у него был роман, кольцо с рубином и бриллиантами.
«Милое очаровательное дитя, — заявил Бертон. — Она чем-то напоминает мне мою старшую дочь, Кейт».
Когда же Ричард велел директору подыскать для этой девушки роль в его картине, Элизабет хлопнула дверью. Ей, наконец, стало ясно, что истинная угроза их браку заключается вовсе не в молоденьких женщинах, а во всеобъемлющей любви Бертона к собственным страданиям.
«Ричард был больной человек, — вспоминал режиссер Теренс Янг. — Когда мне стало ясно, как далеко он зашел, я всем сказал, что нам пора закруглиться со съемками». Ему приходилось прилагать неимоверные усилия, он буквально выдавливал
Ричарда, у которого поднялась температура, доставили на скорой помощи в госпиталь св. Иоанна в Санта-Монике. У него обнаружили больные почки, грипп и трахеобронхит. Ему в срочном порядке сделали переливание крови и начали проводить детоксикацию. Через несколько недель, одурманенный действием транквилизаторов, Бертон вышел из больницы. Он передвигался, опираясь на двух телохранителей. Его лицо, по словам одного из очевидцев, «прекрасное и отмеченное печатью порока», было бледным и осунувшимся, а седые волосы придавали ему трогательный вид убеленного сединами старца. Бертон утверждал, что цирроза печени у него нет и в помине, однако был согласен с тем, что пить ему больше не следует.
«Я едва не погубил самого себя, — сказал он. — Я больше не хочу мучиться головными болями, судорогами и ужасным чувством похмелья. Никогда больше, никогда... Я не алкоголик, но я из тех пьющих людей, кому мало одного мартини перед ленчем. Вместо одной порции мне требуется тридцать два мартини, а потом за ленчем еще семь бутылок вина, а когда официант приносит мне «Реми Мартэн», я говорю: «Не уносите бутылку». Но теперь этому положен конец. Подобное больше никогда не повторится».
Это обещание, как и все предыдущие, уже мало что значило для Элизабет. Она дала распоряжение своему адвокату подать в Швейцарии на развод, по причине несходства характеров, а сама вернулась в объятья торговца подержанными автомобилями.
Через несколько дней, 26 июня 1973 года, она оставила его на пару часов, чтобы войти под своды суда в горнолыжном курортном городке Заанен, что возле Гштаада, для получения развода со своим пятым мужем. Бертон прислал из Нью-Йорка медицинскую справку, в которой говорилось, что болезнь воспрепятствовала его личному присутствию на судебном заседании — повторив то, что Ники Хилтон сделал двадцатью шестью годами ранее. И вот теперь, в возрасте сорока двух лет, Элизабет, не раз побывавшая замужем и прошедшая через три развода, уже лучше владела своими эмоциями, нежели в ту минуту, когда она в первый раз переступила порог суда. Но все-таки она была вынуждена надеть солнечные очки, чтобы скрыть слезы.
«Верно ли то, что совместная жизнь с мужем стала для вас просто невыносимой?» — задал вопрос судья.
«Да, — отвечала Элизабет. — Жизнь с Ричардом стала невыносимой».
«Почему период примирения оказался бесплодным?»
«Между нами так мало общего, — отвечала Элизабет. — Я испробовала... буквально все».
Судью ответ удовлетворил, и через несколько минут Элизабет получила развод.
ГЛАВА 22
Вновь разведенная Элизабет вылетела в Лос-Анджелес, чтобы вместе с Генри Уинбергом заняться поисками подходящего семейного гнездышка. Им особенно понравилась одна вилла в Голливуд-Хиллз — там в гостиной стояли греческие статуи, бассейн во дворе украшал фонтан, и внутренний дворик был полон тропических цветов. Элизабет, будучи крайне суеверной, предложила для пробы заняться любовью в спальне, чтобы проверить здешнюю «энергетику». Лучшего дома, заключила она, им не сыскать, за исключением спальни, которая оказалась слишком темной и действовала угнетающе. По настоянию Элизабет комнату оклеили серебряными зеркальными обоями, чтобы они с Генри, будучи в постели, могли любоваться своими искаженными отражениями. Кроме того, Элизабет потребовала, чтобы они спали вместе в двуспальной кровати, с тем, чтобы она всегда могла чувствовать его присутствие.
«А затем — ведь ей постоянно нужен кто-то, кто бы заботился обо всех мелочах, — она позвонила мне», — вспоминает Руди Урибе, исполнявший обязанности мажордома актрисы. После смерти Дика Хенли свита Элизабет состояла лишь из двух человек — Раймона Виньяля, ее секретаря-француза из Гштаада, и Артура Брукаля, ее парикмахера из Беверли-Хиллз. Поскольку она и раньше не могла обойтись без управляющего, ей срочно потребовался человек для ведения домашних дел.
«Элизабет сказала: «Руди, ты должен поселиться у меня и выполнять мои поручения». Поэтому я переехал к ним: к ней и Генри — я готовил, убирал, возил ее повсюду в ее «роллс-ройсе», приводил в порядок дом для ее вечеринок. Элизабет говорила мне: «А теперь, Руди, ты будешь открывать дверь моим гостям, но если я кого-нибудь
не пожелаю видеть, ты говори им, что я больна, лежу в постели и меня нельзя беспокоить». Я согласился и впускал только тех, кого Элизабет хотела видеть».Среди постоянных гостей актрисы были Питер Лоуфорд, Сэмми Девис-младший, Родди Макдауэлл, доктор Рекс Кеннамер, Дэзи Арназ-младший, Лайза Миннелли, Оливия Хасси и Макс Лернер, который теперь преподавал в колледже Помона. Лернер не видел Элизабет целых тринадцать лет — с самого окончания их романа в 1961 году и до того момента, как он возобновил контракт в Южной Калифорнии. Они регулярно виделись друг с другом и почти ежедневно общались по телефону. «Между нами уже не осталось любви, — рассказывал Лернер. — Мы просто были хорошими друзьями».
Другими гостями — теми, о ком Элизабет даже не догадывалась, — были молодые женщины, которых Генри Уинберг в ее отсутствие развлекал на вечеринках у бассейна — в костюмах Евы.
«Помню, как однажды я приехал к ним домой — в тот самый дом, который Элизабет снимала для себя и Генри — и застал там одновременно трех разных девиц. Двое из них дожидались в соседней комнате, пока Генри кончит пользовать третью».
«В отсутствие Элизабет Генри разъезжал повсюду в ее «роллс-ройсе» и снимал девочек, — вспоминал парикмахер Дон Крайдер. — Но мы ее так любили, что ни за что не решались сказать ей об этом».
Сорокалетний мужчина, которого Элизабет выбрала себе в любовники, в ее присутствии был само внимание, однако друзья не раз слышали от него жалобы, что она постоянно требует от него подтверждения его чувств.
«Генри говорил, что если он пять раз на дню не скажет Элизабет, что любит ее, она обязательно надуется», — рассказывал один из партнеров по бизнесу.
«На своих друзей Элизабет щедро изливает свою любовь, но, с другой стороны, ей требуются и постоянные заверения в любви к ней. Ей неизменно требовались доказательства того, что она самая красивая и самая главная, а с тех пор как она развелась с Ричардом Бертоном, ей это стало необходимо как никогда. Элизабет, что весьма мудро с ее стороны, окружила себя такими людьми, как Руди Урибе и Дон Крайдер, которые неизменно уделяли ей все свое внимание и время».
«Сколько раз Элизабет говорила: «Приди ко мне в спальню и ложись ко мне в постель, давай мы вместе посмотрим вестерны», — рассказывал Руди. — Я всегда смотрел вместе с ней телевизор, чтобы она не чувствовала себя такой одинокой».
Постоянное внимание к Элизабет со стороны ее свиты значительно облегчало жизнь для Генри Уинберга, который был просто не в силах выдерживать той эмоциональной напряженности, которая требовалась Элизабет. Тем не менее, в самом начале их романа она любила его так сильно, что не стеснялась изливать перед ним душу, рассказывая о своем предыдущем опыте. Элизабет ничего от него не утаивала. Она до самых интимных подробностей обсуждала с ним все свои браки, все свои разводы и любовные романы, включая мимолетный роман с Фрэнком Синатрой в годы молодости. Затем, как это всегда случалось в ее отношениях с мужчинами за исключением Майка Тодда, она попросила Уинберга жениться на ней. Но, в отличие от всех предыдущих ее возлюбленных, Генри ответил отказом. Будучи уже однажды разведенным и имея сына, он не имел ни малейшего намерения снова взваливать на себя эту обузу. Его понятия о верности и преданности не шли дальше сожительства. Однако поскольку Элизабет не унималась, он приобрел в знаках союза два одинаковых золотых кольца, которые они оба какое-то время носили на левой руке. Но о браке, настаивал он, не могло быть и речи. Более того, если верить утверждению Уинберга, когда Элизабет сделала ему предложение, он пошел в ванную, где и нарисовал на куске туалетной бумаги брачное свидетельство, которое затем прилепил к зеркалу.
«Большинство бумажек, — заявил он, — кончают свою жизнь в унитазе».
Элизабет приклеила на своем зеркале собственный комментарий на куске туалетной бумаги, в котором просила Уинберга узаконить их отношения перед судьей.
«Хватит с меня неприятностей с судьями, — возразил Уинберг. — Я могу сам себе нарисовать любое свидетельство».
Некоторые из пережитых Уинбергом неприятностей с судьями проистекали еще с тех пор, как он предстал перед калифорнийским судом по обвинению в четырех случаях финансовых махинаций в особо крупных размерах. Уинберг продавал подержанные машины, у которых счетчик пробега был прокручен назад Уинберг полностью признал себя виновным. Позднее судья заменил формулировку приговора на более мягкую, оштрафовав мошенника на тысячу долларов, и присудил ему три года условно. Это дело наделало много шума, тем более что за ним последовало еще одно — Уинберг был обвинен в «заигрывании» с юными девушками. В своем доме в Беверли-Хиллз он накачивал их алкоголем и наркотиками, после чего делал фотографии «откровенно сексуального характера».