Элли и арфист
Шрифт:
– А, это ты! – говорит она и поворачивается к Вик. – Она как будто похудела, ты не находишь?
– Да, но мы очень рады ее видеть, не правда ли, мама?
Мамины морщины сильнее проступают на лице. Она никогда не умела улыбаться.
Мы остаемся и болтаем некоторое время, обсуждая самые разные темы: Рождество в доме-интернате, погоду, воспоминания о детстве и любимые блюда. Мамин вклад в беседу весьма ограничен, и она улавливает лишь отдельные фрагменты диалога. Вик докладывает ей о том, как у ее многочисленных внуков проходят занятия балетом и плаванием. Я не сообщаю ровным счетом никаких новостей о своей жизни.
Где бы я ни находилась, что бы ни делала, эта мысль постоянно врывается в мое сознание. Я снова и снова ее прогоняю, но она возвращается, как бумеранг. Клайв хотел погубить Дэна и опозорить меня. Клайв хотел сжечь арфы. Для меня такой уровень жестокости непостижим.
Ни
Однако от одной мысли о том, что мне придется снова общаться с Клайвом, у меня кровь стынет в жилах.
Все уехали рано утром: Алан и Вик – на работу, дети – в школу. Я варю себе крепкий кофе, и его аромат моментально возвращает меня в Амбар «Арфа». В мыслях я и так почти всегда там. С момента пожара прошла уже неделя, но время словно свернулось, и все вокруг отсылает меня обратно к тому событию. Я решаю пропылесосить в доме или занять себя чем-то еще до возвращения семьи. На стуле стоит пластмассовый вертолет, на холодильнике – одноногая кукла, а с подоконника на меня смотрит войлочная сова. У совы укоризненный взгляд, в ее больших фиолетовых глазах читается грусть. Я сажусь на стул с чашкой кофе и не знаю, с чего начать. И тут я вижу его: на кухонном столе лежит письмо. Оно адресовано мне.
Почерк принадлежит Клайву.
Кофе растекается по всему столу. К счастью, скатерть не промокает (все-таки в этом доме живут дети) и легко чистится. Я нахожу губку и вытираю стол. Затем осторожно беру конверт, как будто опасаясь, что он меня укусит. Рано или поздно мне придется в него заглянуть. Я заставляю себя вскрыть его пальцем и развернуть находящийся внутри лист бумаги.
Дорогая Элли,
Я уже столько раз тебе писал, но в этот раз твердо намерен отправить письмо. Слова даются нелегко, но у нас с тобой еще есть будущее, и я знаю, что не смогу жить дальше, если оставлю все в подвешенном состоянии.
Я хочу, чтобы ты знала: я бросил пить. Я часто испытываю искушение, но мне достаточно напомнить себе, в какое чудовище превращает меня виски. Я знаю, что больше никогда к нему не подойду. Я никогда не смогу забыть твое лицо той ночью и никогда не забуду, что я натворил и к чему был так близок.
Больше всего я хочу, чтобы ты вернулась домой, но я не имею права ожидать этого сейчас. Ключи у тебя есть. Когда будешь готова, пожалуйста, вернись домой и забери все, что тебе принадлежит. Если не хочешь меня видеть, приходи в рабочее время.
Я перевел на твой счет определенную сумму, и я надеюсь, что ты ее примешь. Думаю, этих денег вам хватит, чтобы прокормиться и отремонтировать амбар, если вы этого захотите (а я чувствую, что вы это сделаете). Я заметил, что против меня не было выдвинуто никаких обвинений. Ваша доброта резко контрастирует с моими гадкими поступками.
Без тебя я разбит, Элли. Мне остается только надеяться, что ты позволишь мне тебе помогать.
В данный момент я могу сказать лишь одно: мне очень жаль.
Я ошеломлена. Чего ему стоило написать письмо, в котором столько раскаяния, столько унижения! Куда подевался тот гордый, сильный, свирепый мужчина, которого я знала?
Без тебя я разбит, Элли.
Все эти годы я считала Клайва скалой, а себя – его моллюском. Теперь меня осенило. Все эти годы он не был скалой. Скалой была я.
49
Дэн
Третьим, четвертым и пятым, кто пришел навестить меня в больнице, были Эд и его бабушка и дедушка. Моя бывшая девушка Косуля с ними не поехала. Зато приехал кролик Эда (которого зовут Мистер Кролик и которого Эд очень любит). Ни один из них не остался со мной надолго, потому что у бабушки
и дедушки Эда была встреча по поводу новой системы организации дорожного движения, которая, если она заработает, расстроит всех жителей в их районе Тонтона. Им нужно было вернуться, передать Эда няне, перекусить, а затем успеть на собрание, чтобы занять место спереди.Я был рад видеть Эда, очень рад. Он сел рядом со мной на край моей койки. Мистер Кролик устроился рядом с ним. На Эде был синий свитер с рисунком в виде красного трактора. На оранжевой шее мистера Кролика была повязана желтая лента.
– С Финесом все в порядке? – первым делом спросил Эд.
Я заверил его, что с Финесом все в порядке. Он сбежал через свой лаз задолго до пожара и держался от амбара на приличном расстоянии. Ни одно перышко не обгорело. И теперь, когда меня не было рядом, чтобы его кормить, за ним ухаживал Томас. Естественно, Томас не мог сыграть необходимые аккорды на средневековой арфе, а если бы и мог, это было бы невыполнимо, потому что арфа сгорела. Но он обещал мне, что позовет Финеса и проследит, чтобы тот поел, и удостоверится, что он хорошо спит на своей второй кроватке в дровяном сарае, и непременно снабдит его дополнительными одеялами. «Чертова птица! – пробормотал Томас себе под нос, но потом добавил: – Ладно, приятель; ради тебя я готов на все, дружище».
– А Финеса нам можно навестить? – осведомился Эд у бабушки.
Она покачала головой.
– Сомневаюсь, что это удачная идея, Эдвард.
Я сказал, что как только меня выпишут из больницы, я заеду за ним на «Ленд Ровере» и мы вместе поедем навестить Финеса.
Дедушка Эда выпятил подбородок и хмыкнул:
– Обсудим это позже.
Эд из своего флуоресцентного желтого рюкзачка достал лист бумаги и протянул его мне.
– Я нарисовал это для тебя, папа.
Я внимательно изучил лист бумаги, затем перевернул его другой стороной и снова внимательно рассмотрел. Рисунок был выполнен в радужных тонах, в нем было много полосок и мелких деталей, но я никак не мог разобрать, что на нем изображено.
– Это Финес, папа!
Теперь, когда сын мне подсказал, я понял, что это и правда Финес. Я поблагодарил его и сказал, как я горд и рад иметь портрет такой великолепной и героической птицы. Я положил лист на столик рядом с больничной койкой и часто им любовался.
Когда я думаю о событиях прошлого, мне кажется, что они состоят из длинных, колеблющихся верениц «если». Например, если бы я не подарил Элли арфу из вишневого дерева, она бы не вернулась в амбар, чтобы на ней играть. Если бы она не вернулась, то не начала бы брать уроки игры на арфе у Косули. Если бы она не брала эти уроки, она бы не узнала, что у меня есть сын Эд. Если бы она не узнала об Эде, я бы не узнал о его существовании. А он бы не узнал о моем. Огромный фрагмент прекрасного был бы упущен, и мы бы этого даже не осознавали.
Если бы Элли не рассказала мне об Эде, Косуля бы не рассердилась и не стала бы разговаривать с мужем Элли, Клайвом. Муж Элли, Клайв, не разозлился бы и не порвал бы тетрадку со стихами Элли, и она бы от него не ушла. Он бы не приехал в амбар проверить, там ли она, и не стал бы рассовывать всюду пропитанные керосином тряпки. Если бы мы много недель назад не спасли Финеса, Финес не лежал бы в своей постели и не влетел бы в лицо Клайву, а Клайв поджег бы сарай, когда Элли спала, а меня не было, тогда не уцелела бы ни одна арфа, и Элли больше не было бы с нами, и никто из нас не был бы этому рад. Это было бы печально. Гораздо печальнее, чем просто потерять тридцать две арфы.
Иногда «если» работают на нас, а иногда против нас. Иногда мы думаем, что они работают на нас, тогда как на самом деле они работают против нас, а порой мы считаем, что они работают против нас, тогда как на самом деле они работают на нас. Мы понимаем это, только когда оглядываемся назад, да и то не всегда.
Лежать на больничной койке в окружении всех этих медсестер, врачей, пациентов и пищащих аппаратов было тревожно, но меня все никак не выписывали, поэтому я занимал свой мозг, думая обо всех моих «если». Еще одна особенность «если» заключается в том, что они помогают докопаться до сути. Если бы не случился пожар, я бы не понял вот чего: хотя люди в целом сложны, и я бы предпочел, чтобы большинства из них не существовало, среди них есть те, без кого я не вижу своей жизни.
Они важнее, чем арфы. Элли Джейкобс – одна из таких людей.
Мой сын Эд – другой.
Если бы мой сын Эд оказался в огне… но об этом я думать не буду.
50
Элли
Вчера я опять позвонила Джо. Дэн выписался из больницы и живет у нее дома, хотя она с трудом отыскала там для него место. Когда Джо ответила на звонок, она все еще была возмущена тем, какой хаос я устроила в жизни ее брата, но смягчилась, когда я объявила о своем намерении восстановить амбар.