Эллины (Под небом Эллады. Поход Александра)

По словам Кесиры, муж не только совершенно игнорировал её, но за последнее время вновь сошёлся со своей разведённой женой, аргивянкой Тимонассой, Матерью Гегесистрата. Всё это в доме уже знают, и недалёк час, когда молва об этом облетит Афины и Аттику. Кроме того, Гиппарх, второй сын Писистрата, не так давно женившийся на цветочнице Фии из дёма Коллитоса, успел охладеть к своей молодой жене и теперь решился дерзко посягнуть на честь своей мачехи.

Когда Кесира рассказала об этом, алая краска залила её лицо, но это не была краска возмущённой стыдливости, а скорее, какое-то едва скрываемое удовольствие по поводу удовлетворённого тщеславия. Агариста строго остановила дочь, но Кесире доставляло, видимо, наслаждение копаться в этих грязных дрязгах. Затем она рассказала, что Писистрат, узнав через евнухов о том, что творится на женской половине дома, страшно рассердился, позвал к себе Гиппарха и долго говорил с ним наедине, а потом прошёл в Гистон и, в присутствии всех рабынь и прислужниц, Накричал на неё и назвал её «распутной гетерой», которую следует нещадно бить плетью.

Мегакл был вне себя от ярости. Грозно потрясая в Воздухе кулаками, с налитыми кровью глазами, он метался из угла в угол. Проклятия одно страшнее другого срывались с его уст, на которых выступили пена. Он хотел сейчас же, немедленно броситься к Писистрату и собственноручно задушить его. Неимоверных усилий стоило Агаристе мало-мальски сдержать разошедшегося мужа и убедить его возможно спокойнее обсудить положение дел и выбрать наиболее верный путь к наказанию Писистрата.

— Ты говоришь о наказании этого негодяя! — а неистовстве ревел Мегакл. — Не наказать, а уничтожить его нужно. Эта хитрая тварь воспользовалась нашими деньгами и всеми нами, чтобы добиться власти, а теперь издевается над нами же. Когда мы не нужны, нас отбрасывают, как негодную скорлупу ореха. Но нет, голубчик, ты не на такого напал. Я тебе покажу, что значит добиваться восстановления царской власти в свободной демократической республике! Ты думал моими деньгами купить аттический народ; теперь подожди же, я тебе объясню, кто кого купит. Недаром этот негодяй лезет из кожи, чтобы всякими средствами добыть расположение черни. Почти низведя на нет народные собрания, он единолично правит всеми делами при помощи своих родственников, друзей и клевретов. Все главнейшие должности заняты его людьми. Он не даёт сказать никому ни слова. А чернь, глупая, безмозглая толпа, это бессловесное стадо баранов, слепо идёт за ним и повинуется ему, купленная моим золотом! Он широкой рукой раздаёт своим поселянам мои деньги, он освободил от барщины последних гектемороа и даже подарил им участки из имений бежавших Ликурга и некоторых других евпатридов, он учредил особых сельских судей, на места которых назначил своих единомышленников, и теперь в стране отправляется настоящее правосудие! Кроме того, он посягнул на государственную казну, так как принялся за прокладку новых дорог и сооружение водопроводов, и всё это он делает, чтобы снискать благоволение толпы, которая в конце концов должна провозгласить его царём! Нет, хитрый сын Гиппократа, не на того ты напал! Я тебя сокрушу так же легко, как вернул тебя из изгнания в Аттику. Ты мне поплатишься за всё!

В полном изнеможении Мегакл опустился в кресло. Капли холодного пота выступили на побледневшем лице его, искажённом от гнева. Долго сидел он и тяжело дышал. Ни дочь, ни жена не решались прерывать зловещее молчание, царившее теперь в небольшой комнатке Кесиры.

Наконец, Мегакл порывисто встал.

— Ты, Кесира, не тужи: больше ты не возвратишься под кровлю своего мужа. Но и он туда уже больше не вернётся. Клянусь всеми богами преисподней, неба, моря и суши, я сокрушу и уничтожу этого негодяя! Успокойся, дочь моя: не только ты — вся Аттика будет отомщена, и отомщена жестоко. Теперь Алкмеонид Мегакл покажет вам себя! Не пройдёт трёх месяцев — и Афины будут свободны от тирана и его приспешников, а ты, получив развод, сможешь себе уже сама выбрать другого мужа по собственному усмотрению.

Мегакл, сын Алкмеона, привёл в исполнение свою Грозную клятву и жестоко отмстил Писистрату: при помощи огромных денежных жертв он составил новую партию приверженцев, среди которых подавляющим большинством явились праздношатающиеся горожане, а также многие поселяне, тяготившиеся высокой подушной податью, недавно введённой Писистратом. Толпа везде и всегда остаётся толпой. Перспектива злотого дождя от щедрот богача-Алкмеонида заставила многих забыть о благодеяниях тирана, о крестьянском кредите, о нарезке наделов из земель, отнятых у изгнанных евпатридов и сельских судах. Аттическая чернь дошла до такой степени распущенности, что, забыв о достоинстве родины, продавала свои голоса более богатому. Писистрату не удалось противопоставить Мегаклу крупные денежные средства, и ему вторично пришлось сложить оружие перед более сильным соперником. Тиран снова удалился в изгнание, туда, где он жил отшельником после первого своего Выезда из отечества.

У Фермейского залива он основал местечко Рэкел, где усердно занялся разработкой богатых рудников. С этой же целью он, спустя некоторое время, отправился в окрестности лесистого Пангея, где ему вскоре удалось составить себе довольно крупное состояние. Это дало ему возможность вступить в связь и союз с Фивами и Наксосским тираном Лигдамисом, подобно ему изгнанным из отечества и жившим в Эретрии на Эвбее. Здесь существовала олигархия всадников, поддерживавших Лигдамиса. Когда же Писистрат, во главе значительного наёмного войска, набранного отчасти из фракийцев, отчасти из фиванцев, явился в Эретрию, он был там принят весьма радушно, особенно после того, как выразил желание помочь своими людьми Лигдамису при возвращении на родину. И действительно, соединёнными силами союзникам удалось совершить поход на Наксос, крупнейший, плодороднейший и богатейший из Кикладских островов, покорить его и водворить там Лигдамиса. В благодарность за это тиран обещал Писистрату свою помощь при возвращении в Афины, так как сын Гиппократа ни одной минуты не оставлял мысли вновь появиться в Аттике и вернуть утраченную власть. Наконец, и Аргос обещал ему содействие при возвращении на родину. Все прекрасно знали, что сын Гиппократа вскоре после неудачного брака с дочерью Мегакла, Кесирой, вновь сошёлся со второй женой своей, аргивянкой Тимонассой, которую он горячо любил и от которой имел двух сыновей, Гегесистрата и Иофонта. Ко времени описываемых событий первый из этих сыновей был уже взрослым эфебом. По поручению отца он отправился в Аргос и привёл оттуда Писистрату тысячу отборных воинов. Таким образом, всё, казалось, благоприятствовало Писистрату, и он мог надеяться на решительную победу над врагами, тем более что до него стали доходить слухи о страшном недовольстве аттических поселян режимом Мегакла и евпатридов, стремившихся вернуть времена кровавого Дракона.

Возвращение на родину, с оружием в руках было, однако, делом рискованным, чуть ли не святотатством. Поэтому Писистрат решил искупить этот будущий грех богоугодным делом, а именно, очищением священного острова Делоса. Около главного святилища Аполлона там издревле было похоронено много людей, трупы которых оскверняли храм. Поэтому Писистрат, высадившись во главе значительного отряда на Делосе, распорядился вырыть из земли эти останки и похоронить их в другом месте, вдали от храма. Лишь после этого он решил двинуться на Аттику и вторгся в неё в том месте, где находилось небольшое селение Марафон. Это произошло в 539 году до Р. Хр.

На Марафонской равнине, замыкающейся на востоке морским заливом, а на юге высокой лесистой Икарийской горой, с вершины которой открывается дивный вид на всю Аттику и на остров Эвбею, было почти темно. Солнце только что успело скрыться за цепью холмов и лишь верхушки их были залиты фиолетовым багрянцем. На севере, на одном из этих холмов, белели домики городка Ойнои. В Марафоне же, расположенном на самой равнине, уже зажглись первые огоньки, отражавшиеся на поверхности болотистого пруда, соединённого небольшой речонкой с морем.

У берегов этой речки, над которой носились причудливыми, призрачными фигурами клубы ночного тумана, царило большое оживление: там раскинулся обширным станом Писистрат, сын Гиппократа, возвращавшийся теперь во главе огромного войска на родину, чтобы силой оружия вернуть себе в третий раз власть над Афинами. Стройными рядами расположились между берегом реки и крутой, почти отвесной в этом месте стеной Икарии наёмные войска тирана и его союзников, наксоссца Лигдамиса, эретрийцев, фиванцев и наконец аргивян под командой Гегесистрата.

Палатка Писистрата находилась почти в центре лагеря. Перед ней, около костра, сидели теперь сам сын Гиппократа, Гиппий, Гиппарх и Лигдамис. Они горячо спорили о том, с какой стороны лучше всего будет наступить на Афины. Мнения разделились. Писистрат и Гиппарх советовали сделать обходной манёвр к югу и подойти к городу со стороны Сунийской дороги, тогда как Гиппий и Лигдамис настаивали на необходимости не терять времени, на следующий же день нагрянуть на Афины с востока, по — Марафонской дороге, и подойти к почти не укреплённым Мелитским воротам, где сопротивление не могло быть значительно. Пока между вождями шли эти препирательства, кто-то предложил послать за Гегесистратом, чтобы выслушать и его мнение. Эфеб в это время находился при своём аргивском отряде и лично распоряжался выдачей мяса, крупы и хлеба на ужин воинам. Он попросил посланного извинить его перед отцом и передать, что явится, как только окончит распределение порций.

Не успел ещё вестник передать этот ответ Писистрату, как несколько воинов подвели к костру маститого, полуслепого старца, от дряхлости едва передвигавшего ноги. При виде его Писистрат просиял. Он быстро поднялся с места и простёр к старику обе руки.

— Добро пожаловать, почтенный Амфилит! Ты явился как раз вовремя. Будь нашим гостем и поведай нам своё божественное мнение о волнующем всех нас здесь вопросе.

— Устами моими не всегда глаголят боги! — скромно возразил старик, прорицатель из Ахарн, и присел на указанное ему место у огня.

Писистрат лукаво улыбнулся и проговорил:

— Я это знаю, дорогой Амфилит. Кто станет работать на голодный желудок? Мы сейчас все вместе поужинаем и затем уже, за чашей доброго вина, посмотрим, не будут ли к нам сегодня благосклонны боги. Позволь тебя, однако, познакомить с здесь сидящими.

И Писистрат назвал старику каждого из собеседников. Тут подошёл и Гегесистрат, особенно тепло приветствуемый прорицателем. Рабы тем временем не дремали. В обширном шатре Писистрата быстро была приготовлена трапеза, и собеседники вскоре могли утолить свой голод. За вином Амфилит сообщил собравшимся, что в Афинах возникли беспорядки, что все недовольны жестокими притеснениями и несправедливостями евпатридов и что этой ещё ночью к Писистрату должен примкнуть довольно значительный отряд граждан, уже слышавших о возвращении тирана и желающих помочь ему вернуться к власти.