Эмеральд

Дело в том, что животные, в отличие от людей, верят тому, что говорит им их чутье, а оно говорит одно «БЕГИТЕ!».

Но не это было самое страшное, из-за чего Генрих Шульц, забыв про осторожность, схватил Дэрэка в охапку и с нереальной для скромной сноровки камердинера, коим он якобы являлся, пронесся наверх на кухню и по коридорам цитадели, пока не оказался в их с Дэрэком комнате.

Когда капкан помог мыше совершить суицид, от тушки грызуна поднялся маленький зеленый сгусток света. И раньше, чем даже speculator успел отреагировать, светящийся шарик влетел в протянутую ладонь Дэрэка и исчез.

Господа говорили о том, что так может быть успокаивал себя Генрих.

Но ночью, когда он докладывал об увиденном Госпоже и Арчибальду, speculator узрел то, что никто и никогда не увидит боле.

И хотя Генрих Шульц повидал немало удивительных и недоступных другим чудес за свою жизнь, зрелище того, как Могущественный боевой маг чуть насмерть не подавился, откусив от удивления мундштук собственной трубки, он не смог забыть уже никогда.

Наконец отхаркнув из горла мундштук, еще задыхающийся маг, не обращая внимания на обеспокоенную его состоянием Гертруду, переспросил:

– Что… – он прервался, кашляя, – Повтори еще раз, что ты сегодня видел?

Шульц пересказал инцидент с мышью еще раз.

–Уже?! Так скоро? – маг обратился не то к ведьме, не то к Шульцу.

– Ему уже почти восемь возразила Гертруда.

– Восемь лет! Уже пошло восемь лет! Почему ты мне ничего не сказала, Труди?

– Сказала… о чем? – непонимающе спросила Гертруда, -Что, когда солнце всходит и заходит, это что-то да значит? А если с неба падает снег, это уж совсем скверный признак? – уже язвительно добавила она.

– Госпожа, Господин? Простите, что прерываю, но какие будут указания?

– Ты молодец, дружище, продолжай все, как и прежде, – отмахнулся Арчибальд.

– Одну минутку, – остановила Генриха Госпожа Гертруда, когда, он уже хотел отключить переговорный артефакт, который искусно прятал.

– Да, Госпожа, – учтиво, но с достоинством поклонился ей Генрих.

– Дэрэк растёт, и не затруднит ли вас задуматься над вопросом его образования? Может стоит найти для него учителей, как вы думаете?

– Госпожа, я уже все обдумал и лишь ждал указания приступить, – отчеканил speculator, – В учителях нет необходимости, по крайней мере настолько, чтоб подвергать риску конспирацию.

Генрих Шульц готов был убивать во имя столь тщательно сохраняемой им тайны и Гертруда это понимала.

Между словами Секретность и Жизнь он, не задумываясь, ставил знак равенства.

– Что же вы предлагаете, любезный?

– Мои познания более чем обширны, Госпожа, а образование мое, без ложной скромности, одно из лучших, которое только может получить смертный.

И это не было хвастовством или необоснованным эго. Даже Арчибальд признавал ум и эрудицию Шульца.

А Арчибальд был маг и, чтоб впечатлить его, иному человеку не хватило бы и двух жизней, подумала Госпожа Гертруда.

– Без сомнения, ваша предусмотрительность как всегда на высоте, – благосклонно произнесла ведьма, ни намеком не выдав, что она сама собиралась попросить Шульца обучать Дэрэка.

– До свиданья Генрих, – Госпожа чуть заметно, как и положено благородной даме, кивнула.

– Да-да, до скорого, приятель, – прокашлял откуда-то Арчибальд.

– Госпожа, – поклон, – Господин, – снова поклон, и магическое изображение лица Генриха исчезло.

Когда Арчи и Труди остались одни в изысканных покоях мага.

– Ох Труди с горечью сказал маг, еще пара лет, и у Дэрэка начнет ломаться голос, как бы он не разломал при этом и законы мироздания.

– Его магия так же естественна, как и любая другая, не говори ерунды! – холодно заявила Гертруда

– Естественна, я и не спорю, но другие маги, не могут, приревновав, скажем, какую-нибудь девчонку, начать конец света. Вот ты можешь так? И я нет, – не дождавшись ответа продолжал Арчибальд, – А я маг разрушения! Но даже если б я захотел, мне бы не хватило сил уничтожить все живое! А Дэрэк…

Маг зашёлся кашлем: «Проклятый мундштук», – сдавленно прохрипел он.

Гертруда подошла к нему и нежно погладила сотрясаемую кашлем спину.

–Да, Арчи, я понимаю. И теперь ты думаешь правильно ли мы поступили, оставив его в живых?

– Нет, Труд, я годами думал об этом решении, – наконец заговорил маг, приходя в себя, – Сейчас я думаю о другом, о том, что пора бы и нам с тобой заняться его обучением.

– Ты с ума сошёл? Как и чему мы его научим? Ты будешь учить его разрушению? – она побледнела, представив возможные последствия.

– Нет, Труди, меня осенило, когда ты говорила с Шульцем. Он просто сказал: «Я буду учить его» и все, как-будто в этом нет ничего такого. Хотя мы и объяснили ему, кто такой Дэрэк.

– Да, он, Генрих, не маг, он не понимает, – возразила Гертруда.

– Нет, дорогая Труди, – и Арчибальд вдруг просиял, – Это мы ничего не понимаем, а все так просто.

А время пошло дальше…

Глава 5. Любовь, страх и славные парни

Идея Арчибальда была проста, раньше Некромантами, а именно им был Дэрэк, становились старые, опытные, видевшие жизнь маги, и становились они ими потому, что изучили за свои долгие жизни все, что могли, кроме запретного знания.

Но, как и положено людям могущественным, а могущество развращает, были эти старцы людьми весьма сомнительной морали, причем за долго до того, как впервые начали изучать запретное знание.

Дак, что удивительного в том, что, овладев некромантией, добра они и близко не творили.

Но проще всегда признать, что виновато само знание, нежели то, что у очередного славного парня просто наступил особо опасный для всего сущего старческий маразм.

И некромантия стала под запретом, но будучи частью мирового порядка, она жаждала быть познанной, вот почему даже упоминать слово на букву «н» было чревато.

Однако Дэрэк не был стар и не был испорчен, он был чистым листом.

Поэтому от того, как и чему Арчибальд, Гертруда и Генрих будут его учить, зависит и то, какой из него будет маг, а точнее, какой некромант.

Однако любой, кто, хотя бы вскользь касался такого сложного занятия как воспитание ребенка, скажет, что это невозможно делать так, чтоб ни разу не покривить душой.

Особенно в том, что касается вопросов «хорошо и плохо».

Обман, ложь? – Это плохо! Нужно всегда говорить правду.